Ювента

– Люди меняются с годами – тихо сказала Настя, пытаясь поддержать начальницу.

– Да, да, это всё понятно – ответила Элина как бы наотмашь. – Только вот Макар уже не подросток. Он не перерастет. И вряд ли перевоспитается. Вообще, когда он переезжал с нашего дома в Берёзовке, я уже тогда боялась, что в городе он зачахнет. Были причины… И как потом выяснилось – не зря боялась. А в последнее время у него в жизни вообще всякая ерунда творится, а он даже не чешется. Понимаете? Ему по фигу. Делает что попало, общается с кем попало. Бухает, курит, гулянки с каким-то быдлом дворовым, на здоровье забил. Два месяца назад заболел, так даже лекарства не пил, дурной. Чуть в больницу не слег. Сам же себя и свою собственную жизнь в помойку превращает. Не человек, а мусорная корзина какая-то. Если бы вы знали, насколько мне сейчас обидно за всем этим наблюдать. Всегда был такой симпатичный парень, а теперь ходячее недоразумение…

– Да он и сейчас ничего – снова попыталась подбодрить Настя. Однако теперь в искренность ее слов верилось уже с большим трудом. Она и сама это понимала, поэтому добавила: – Не, его бы отоспать, отмыть, сигареты забрать и пить запретить, и тогда точно будет хорошенький.

– Согласна – вдруг отозвалась Карина, которая чаще всего предпочитала избегать обсуждения вожатого седьмого отряда.

– Не знаю, девочки… Не знаю. Кто на него посмотрит, кто захочет себе такого? Кому такие проблемы нужны? Его эти пустые глаза, вечно лицо хмурое… Несет от него либо перегаром, либо сигаретами этими ужасными – одно из двух. А то и всем и сразу. Да и… Ну отмоешь ты его, а что толку? Завтра уже во что-нибудь вляпается. У человека по жизни ни планов, ни стремлений. Только дурная голова ногам покоя не дает. И… Ай…я устала за него переживать.

– Так, может, и не надо? – сказала Зоря, до этого внимательно слушая начальницу. – Это, конечно, не мое дело, но ведь бывает, что человека нужно просто отпустить, чтобы он всё понял…

– Знаю, да. Да, но…но нет – прервала Элина. – Не могу. И не хочу отпускать, честно говоря. Пыталась пару раз, а потом чуть с ума не сходила. Дура я, наверное. Но с другой стороны – он мой единственный родной человек. Всё, что у меня от семьи осталось. Как я могу его просто так отпустить?

– Элина Вадимовна, а можно узнать? – осторожно подала голос Зарина. – Он не так давно ляпнул… Ну так, между строк… Я еще тогда не особо обратила внимания, а вот щас вспомнила…

– Дай угадаю – сказал, что я не ему не родная?

Зоря виновато кивнула.

– Ага… Я еще тогда это мимо ушей пропустила. Не особо поняла, зачем было пояснять. Для меня-то нет особой разницы… Чё он имел в виду, если не секрет?

Элина натужно улыбнулась, сделав это горько, но с долей уже ставшего обыденным для нее смирения. Девушку обижали эти слова, больно задевали за хрупкое, за живое, пусть она и слышала их уже далеко не впервые. И эту обиду наверняка заметили все, кто присутствовал сейчас в вожатской.

Она решила сказать им правду. Ей почему-то очень этого захотелось. На зло всем чертям на свете.

– Всё он правильно тебе “ляпнул” – кивнула начальница, делая очередной глоток вина, от которого уже начинала тяжелеть голова. – Я ведь ему и правда не родная тетка.

– А какая? Двоюродная? – уточнила Зарина. – Ой, или как там правильно?

– Да никак. Его дедушка с бабушкой меня удочерили, вот и всё. Поэтому получается, что я ему вообще не родня. Совсем. Аб-со-лют-но.

Зоря с Настей еле заметно переглянулись, Карина округлила свои и без того большие щенячьи глаза, а Валера стал молчать куда более внимательно. Липкая тишина окутала комнату, сделав пребывание здесь менее приятным, чем минутой ранее. Все пытались осознать услышанное, срастить полученную информацию и найти в ней подвох. Но подвоха тут и не было. Была лишь чистая и неприятная правда, которая стала таковой только благодаря усилиям Макара.

– Отца с матерью я в глаза не видела, с детства в детском доме росла. Но вот случилось как-то так, что меня забрали в семью. В хорошую семью… Мне тринадцать тогда было. Обычно в таком возрасте уже никого не забирают почти, а меня вот забрали. Повезло… Это был мой самый счастливый момент в жизни.

Допив последние капли вина из стаканчика, Элина наконец-то выкинула его в урну, твердо решив, что больше сегодня она пить не будет. Рассуждала начальница трезво, а потому понимала, что разоткровенничалась с вожатыми не из-за того, что выпила лишнего, а потому, что так захотелось ее душе и сердцу.

Но тем не менее состояние и настроение у девушки сейчас было такое, что лучше было бы не продолжать заливаться вином, иначе слез, которые ей пока что удавалось сдерживать довольно убедительно, было бы не избежать. А вот реветь она сегодня уж точно не собиралась.

Во всяком случае – не в присутствии вожатых.

– Но факт остается фактом – Макару я не родная ни по крови, ни… Никак, короче… И что самое интересное – он всегда мне старается об этом напоминать, чтобы я вдруг не забыла. Не знаю, почему это для него так важно… Да и не хочу знать.

– Козел – с обидой огрызнулась Зоря.

– Не знаю, может быть. Да я уже привыкла, поэтому особо не обращаю внимания на эти закидоны. Для меня-то он всё равно, что родной человек. Поэтому плевать мне на всякие там условности. Родной… Вот поэтому и отпускать не хочу.

– Грустно – и вправду опечалилась Карина, у которой уже заблестели реснички.

Еще на некоторое мгновение в комнате вновь наступила тишина, пока Настя не решила взять ситуацию в свои руки.

– Так, ну всё, харэ! Загрустили мы чего-то. Давайте-ка сменим тему? Тем более у нас есть, про кого поговорить. Меня вот дико интересует вопрос – как себя чувствует наш Валера? А то он всё сидит и молчит, а мы про него толком и не знаем ничего.

Услышав свое имя, Валера стал похож на одного из тех испуганных тараканов, которых внезапно обнаруживали ночью на кухне при внезапном включении света. Казалось, что он был готов сделать что угодно, лишь бы не стать главной темой последующего обсуждения.

Но было уже слишком поздно – глаза всех присутствующих как по указке теперь были обращены к единственному представителю мужской особи в комнате. Назревало нечто интересное.

Ефимыч на пару с Сеней уплетал вкусные румяные блинчики, переданные его заботливой благоверной. Стряпуха из Манюни всегда была замечательная, только вот с количеством этой стряпни жена Ефима Ефимыча всю жизнь перебарщивала. Вот и сегодня она и передала блинов супругу не для перекуса, а аж целую стопку, которой наверняка хватило бы накормить целую китайскую деревню.

Дело у деда и внука шло так продуктивно, что ужинать сторожу уже было без надобности. Его старое и тощее брюхо теперь было забито под самую завязку и никакому супу с пампушками там уж точно было не место.

Под вкусную трапезу их неторопливая беседа протекала сама собой.

– Вот же ж и понаехало сегодня родителей. Это еще хорошо, что я их не досматривал. Иначе тут пробки бы были до сих пор. И главное же прутся всем семейством…

– А где их тогда проверяли? Или вообще без проверки?

– Ну прям уж… Македона бы кондрашка схватила, если б не шмонали. Да и правильно оно… Детишек же охраняем, как ни как. Мало ли кому что вздумается? А досматривали их тама вон, дальше – махнул сторож в сторону лагеря. – Благо, что есть кому.

– Не “тама”, а “там”, дед…

– Яйца курицу не учат. Ешь давай, не отвлекайся.

– Да ем я, ем. Слушай, я всё спросить хотел – ты на пенсию-то собираешься? – поинтересовался великан, отпив уже почти половину чая из кружки, которая в его руках казалась почти детской.