Южные холода

Я всё равно не отступалась.

Травология была чем-то похожа на Зельеварение. Большинство растений, которые нам показывала профессор Стебль, были ингредиентами некоторых зелий. Venomous Tentacula или Жгучая Антенница, была просто огромной. Я слышала тихое постукивание, отчего по телу разливалась сильная дрожь. Плоды и листья были чрезвычайно дорогими, а потому Министерство запретило торговлю этими странными растениями. Хотя, лично я бы не рискнула своей жизнью ради пары галеонов — Антенница могла схватить и проглотить.

Астрономия мне показалась самым невероятнейшим предметом. Ночное небо было прекрасным, а звёзды, сияющие в глубине этой тьмы, казались чем-то непостижимым для моего сознания. Мы — всего лишь прах в этой огромной Вселенной. Но у нас есть то, чего нет ни у чего более — Человеческая душа.

Постепенно я привыкала к своему статусу «Серой Мыши», и мне, по правде говоря, нравилось чувствовать себя непричастной к ужасным хитростям этих змей.

***

— Долгопупс, назовите мне ингредиенты Зелья Фрактикуса, — низким тоном почти прошипел профессор Снейп.

Он был в двух партах от меня, но я не переставала сутулиться — эта поза была в каком-то смысле защитной. Спустя целых шесть месяцев я не переставала испытывать жгучий страх.

— Я… я… не знаю, сэр… — протараторил мальчишка, опустив глаза в пол.

— Просто замечательно! Минус пять очков с Гриффиндора! — с победным триумфом продолжил мужчина, теперь подходя ближе по направлению ко мне и смотря на моего соседа по парте. — Финниган!

— Лунный камень… — начал было слизеринец, но учитель не дал ему договорить.

— Болван! Там и в помине нет даже таких букв. — Герман тут же получил хороший подзатыльник учебником, а сам мужчина устремил свой взгляд на меня. Нутро похолодело. — Силвер!

Я смочила пересохшее горло слюной и зажмурила глаза.

— Пять листьев Ядовитой Тентакулы, одна слеза феникса, сто грамм пчелиной пыльцы в чистом виде, глаз заспиртованной змеи и одна мера порошка из Волшебных Фиалок, — на одном дыхании выпалила я. В этот момент мне казалось, что я бледнее снега и что сердце непременно выскочит из груди.

— Пять баллов Слизерину, — только сказал он, и я наконец смогла перебороть свой страх и посмотреть прямо ему в лицо, открыв очи.

Чёрные глубокие глаза словно заглядывали в душу, внимательно изучая её. Вытаскивая на поверхность то, что я желала спрятать ото всех. Свою слабость.

Мои опасения подтвердились — я и вправду жутко боялась этого человека.

========== Глава 3. Защита ==========

В одно утро меня вызвал к себе Дамблдор. Я помню, как тряслись коленки, перед тем, как гаргулья приняла пароль, произнесённый моим тихим, дрожащим голосом.

Старец приятно улыбнулся и указал жестом на кресло для посетителей. Кабинет этого светлого человека был таким же светлым, как и он сам. Столько окон, книг, всяких странных вещиц и портретов его предшественников… Всё это казалось мне чем-то схожим с его душой.

— Дитя моё, ты уже привыкла к здешним местам? — его тон был похож на пушинку — легок и непринужденен.

— Да, директор Дамблдор, — еле слышно прошептала я, несмело глядя ему в глаза.

— Это хорошо. Ведь в приют ты больше не вернешься. Я подумал, что это было бы неправильно, — на секунду я замерла, не веря собственным ушам. Неужели мне не придётся больше жить там? В этом ужасном месте, которое принесло большую часть неприятных воспоминаний? Только благодаря миссис Лэйкон я могла перенести ту боль. — Отныне Хогвартс твой дом на несколько лет.

Мне жутко захотелось обнять этого человека, но я остановила свой порыв, выдав свою радость лишь искрящимися от счастья глазами и широкой детской улыбкой.

Его большая ладонь стала неспешно поглаживать мою макушку. Так делала только мама. Такое действие навело на меня печаль и радость одновременно. Странно, но в тот день я впервые испытала смешанные чувства и эмоции.

— Я говорил с профессорами, но, думаю, что на должность твоего Просветителя подойдёт профессор Снейп, — при упоминании фамилии зельевара я побледнела. Несколько секунд молчала, осмысливая сказанное директором.

Дети, у которых не было родителей, закреплялись за одним из учителей, и те являлись их опекунами в стенах школы. Обычно профессора не брали на себя такую ответственность, подобные случаи были исключениями. Дамблдор был опекуном Тома Редла. Это я знала хорошо. В некотором роде я понимала, почему старец не желал присматривать за мной в этом ключе. Я — тоже слизеринка, как и тот мальчик, который стал Ужасным Тёмным волшебником спустя много лет.

— Не думаю, что он согласится… — ответила я, поднимая голову вновь и заглядывая в очи этого всёпонимающего существа.

Я не хотела, чтобы Мастер Зелий был моим опекуном.

Старец тихо засмеялся, отчего его морщины около рта немного разгладились, а глаза наполнились яркими красками.

— Он уже согласился, дорогая, — немного погодя ответил он, не отрывая от меня взгляда.

Я сглотнула. Не имея возможности и смелости требовать от жизни то, что казалось мне более нужным, я не сказала старцу о том, что боялась этого человека. Промолчала. Быть может, следовало бы и сказать. Я уже ничего не знаю…

— Что-то не так? — спросил он, легонько сжимая мою ладошку.

— Нет, нет! Я очень рада, — помню, как эти слова дались мне с огромным трудом. Буквально выдавливала улыбку.

Мне не хотелось огорчать его. Ведь он так много сделал для меня. Разве я могла отплатить ему другой монетой?

— Вот и хорошо, — старец снова улыбнулся. — За три часа до отбоя ты должна будешь приходить к нему в подземелья. Он поможет с учёбой. Хотя… впрочем, там и решите, — наверное, Дамблдор и сам не верил в то, что Мастер Зелий будет помогать чужому ребёнку с уроками.

Я вообще не понимала, почему он согласился. Может, ему было одиноко? Нет. Такие люди привыкли к одиночеству и им, напротив, чуждо социальное окружение.

Я попрощалась с директором и вышла из помещения с тяжёлой ношей на сердце. Мне придётся проводить с моим нелюбимым учителем каждый день три часа сверх нормы. За эти минуты можно просто-напросто свихнуться.

Боже, помоги мне.

***

Трансфигурация по-прежнему была для меня самым сложным предметом. Я совершенно не понимала, как из воздуха можно создать стакан воды. Профессор МакГонагалл не сердилась, только как-то грустно смотрела, будто я была очень-очень на кого-то похожа, и она жалела меня так же, как и того человека.