Южный полюс

Опоздание и без того уж могло быть досадным, но мы пережили еще одну неприятность, гораздо более серьезного свойства, а именно – к нашему удивлению, до сих пор не было ни одного шквала с настоящим ливнем. Обыкновенно в этих широтах бывают необычайно сильные ливни, которые дают возможность сразу же набрать воду целыми бочками. Мы рассчитывали таким способом несколько увеличить свои запасы пресной воды, которые были так невелики, что приходилось принимать меры строжайшей экономии, чтобы не остаться вовсе без воды. Но, в сущности говоря, эти надежды нас обманули. Немного воды мы, правда, собрали, но это не помогло сколько-нибудь заметно, и мы снова вынуждены были прибегнуть с особой строгостью к системе бережливости. Собаки все равно должны были получать свою дневную порцию, но она вымерялась с аптекарской точностью. Наше же собственное потребление было ограничено до самых крайних пределов. Супы были вычеркнуты из нашего меню, так как они поглощали слишком много драгоценной жидкости. Мытье в пресной воде было запрещено. Не нужно, однако, поэтому думать, что мы даже не имели случая помыться. У нас ведь был богатый запас такого мыла, которое мылилось так же хорошо в соленой воде, как и в пресной, и потому мы могли содержать по-прежнему в чистоте и самих себя, и свою одежду. Если мы иногда и беспокоились о своем запасе воды, то это беспокойство исчезло довольно быстро. Дело в том, что запас, хранившийся в большой шлюпке на палубе, оказался невероятно растяжимым: он держался и сохранялся в два раза дольше, чем мы смели рассчитывать; таким образом, в общем положение было спасено. В случае крайней необходимости у нас был еще один выход: мы могли бы подойти к одной из многих групп островов, которые позднее должны были встретиться нам на пути.

Уже свыше шести недель наши собаки лежали привязанными на том месте, которое им досталось по прибытии на судно. За это время большинство из них сделались такими ручными и покладистыми, что мы решили, что вскоре можно будет их спустить. Для них это будет желанным разнообразием, а что всего важнее, у них будет возможность совершать моцион. По правде говоря, мы ожидали от этого порядочного удовольствия и для самих себя – ведь когда вся эта банда будет спущена, то, наверное, начнется изрядный кавардак. Прежде чем дать им свободу, мы должны были постараться их обезоружить, иначе, в результате неизбежных побоищ, многие собаки остались бы на поле битвы, а это было бы для нас слишком накладно. Всем им пришлось обезвредить клыки, надев на собак крепкие намордники. Затем мы спустили собак с привязи и стали ждать, что теперь произойдет. В самом начале не случилось ровно ничего; походило на то, что собаки совсем оставили всякую мысль покинуть то место, где они сидели так долго. Но вот наконец какой-то из них пришла в голову блестящая мысль попробовать прогуляться по палубе, но этого ей не следовало делать: ходить здесь было опасно. Необычный вид свободно разгуливающей собаки сейчас же заставил встрепенуться ближайших из лежавших кругом собак. Целый десяток их бросился на бедняжку, которая была столь неосторожна, что решилась первой покинуть свое место. Что за наслаждение всадить клыки в ее грешное тело! Но, извините пожалуйста, удовольствие это оказалось не таким уж полным. Отвратительный ремень, стягивавший челюсти, не давал возможности вонзить зубы в шкуру: самое большее, что удавалось сделать, – это вырвать несколько жалких клочков шерсти у грешницы. Эта первая стычка на аванпостах дала сигнал к общей свалке по всей линии. Ужаснейший кавардак продолжался часа два! Шерсть летела клочьями, но шкуры уцелели. В этот вечер намордники спасли не одну жизнь.

Драка – самое большое удовольствие для эскимосских собак; они предаются этому спорту с истинной страстью. Против этого нечего было бы возразить, если бы только у них не было своеобразного обычая постоянно набрасываться всем сразу на одну, которая в данный момент избирается жертвой. Все кидаются на нее, и если их предоставить самим себе, то они не успокоятся, пока не покончат с беднягой. Таким образом, может быть загублена жизнь драгоценного животного в одно мгновение.

Поэтому мы, конечно, с первой же минуты приложили величайшие старания, чтобы смирить боевое настроение собак, и животные очень скоро поняли, что драки мы ценили не особенно высоко. Но здесь нам пришлось иметь дело с прирожденной особенностью гренландских собак, вытравить которую было невозможно. Во всяком случае, никогда нельзя было быть уверенным в том, что природа не возьмет верха над выучкой. Спустив собак с привязи, мы уже потом до конца путешествия позволяли им бегать на свободе, где им было угодно. Они привязывались только на время еды. Удивительно, как ловко умели они забиваться во все уголки и укромные места; бывало, по утрам, когда светало, не видно было почти ни одной собаки. Конечно, они посещали и такие места, куда им ходить совсем не следовало бы. Многие из них не раз пользовались случаем свалиться в носовой трюм, когда люк бывал открыт; но падение с высоты восьми метров, по-видимому, нисколько их не смущало. Одна из собак нашла дорогу в машинное отделение, как ни труден был вход туда. И там она устроилась на покой между двумя шатунами! К счастью для посетительницы, вышло так, что во время ее визита машина не была пущена в ход.

Когда после спуска собак первые горячие схватки были изжиты, среди примирившихся довольно скоро воцарился покой. Спорт в значительной мере потерял свою привлекательность, как только собаки поняли, что виды на кровопролитие совершенно ничтожны.

Из того, что здесь говорилось, а также, вероятно, и из других описаний свойств полярных собак можно, пожалуй, вывести заключение, что совместная жизнь этих животных проходит исключительно в драках. Однако это совершенно неверно; наоборот, собаки очень часто вступают между собой в дружеские отношения, и эта дружба иногда может быть настолько сильна, что одна собака бывает совершенно не в состоянии обходиться без другой. Еще перед освобождением собак мы заметили, что некоторые из них по той или иной причине вели себя не так, как это следовало бы. Они были пугливее и беспокойнее других. На это не обращалось особенного внимания, а о причинах никто не задумывался. В тот день, когда мы спустили собак с привязи, мы увидели, в чем тут было дело, почему эти собаки были унылы. У них, оказывается, были старые друзья, которым случайно досталось место в другом конце палубы, и вот эта разлука с товарищами и была причиной дурного настроения. Радость, выражаемую теперь ими при этом свидании, было прямо трогательно видеть. Животные были прямо вне себя. Конечно, в этих случаях мы позаботились о перемене места в составе различных партий, чтобы те собаки, которые сами по собственной склонности соединились вместе, на будущее время попали в одну упряжку.

Мы предполагали перейти через экватор до первого октября, но неблагоприятные условия ветра, встреченные нами непосредственно к северу от экватора, немного задержали нас. Однако не на очень долго. Четвертого октября к концу дня «Фрам» плавно перешел через экватор. Таким образом, была пройдена важная веха на нашем пути. Уже одного сознания, что мы перешли в южные широты, было достаточно, чтобы привести нас всех в праздничное настроение, и потому необходимо было устроить хотя бы самый скромный праздник. По древнему порядку и обычаю, переход через экватор знаменуется появлением самого отца Нептуна – эту роль обыкновенно исполняет кто-нибудь из доморощенных талантов из экипажа судна. Если этот высокий посетитель при осмотре корабля натолкнется на кого-нибудь, кто не сможет доказать ему с документами в руках, что он уже раньше переходил через этот знаменательный круг, то его без дальних разговоров передают спутникам Нептуна для «бритья и крещения». Эта процедура, производимая не всегда с преувеличенной чопорностью, вызывает веселье и вносит желанное разнообразие в однообразную жизнь моряков во время долгих морских плаваний. Конечно, и на борту «Фрама» многие с нетерпением ожидали визита Нептуна, но он не явился. Для него просто-напросто не нашлось места на нашей палубе – она и без того уже была слишком занята.

Мы удовольствовались тем, что вкуснее пообедали, закончив обед кофе, ликером и сигарами. Кофе был подан на фордеке, где мы, потеснив немного собак, очистили для себя несколько квадратных метров площади. В развлечениях не было недостатка. Скрипичный и мандолинный оркестр, состоявший из лейтенанта Преструда, Сундбека и Бека, исполнил, в меру своего уменья, несколько номеров из своего репертуара, а также впервые был заведен наш прекрасный граммофон.

Как только раздались звуки вальса, на трапе появилась настоящая балетная танцовщица в маске и очень коротенькой юбочке. Это неожиданное появление из другого мира было встречено бурными аплодисментами. Восторг не уменьшился и после того, как красотка представила нам разные образцы своей ловкости в балетном искусстве. Из-за маски проглядывало лицо лейтенанта Ертсена, но и наряд и танец были чрезвычайно женственны. Рённе не успокоился, пока не усадил «дамочку» к себе на колени. Да здравствуют иллюзии!..

На граммофоне быстро переменили пластинку, и под бравурный американский кэк-уок на сцене очень кстати появился негр во фраке с цилиндром и в огромных деревянных башмаках! Как ни черен он был, но мы сейчас же узнали в нем помощника начальника, который теперь совершенно преобразился. Одного его вида было достаточно, чтобы все мы разразились громким хохотом, но восторг достиг своего апогея, когда негр принялся отплясывать джигу. Он был невероятно забавен!

Так хорошо было немного позабавиться в эти дни, потому что именно эта часть путешествия являлась настоящим испытанием терпения. Может быть, мы были немного требовательны, но юго-восточный пассат, который мы ожидали встретить каждый день, по нашему мнению, не появлялся слишком уж долго; когда же наконец он появился, то вел себя совершенно не так, как подобает ветру, который считается самым постоянным в мире; не говоря уж о том, что он был слишком слаб, чтобы отвечать нашим требованиям, он позволял себе без дальнейших околичностей всякие неправильности, перескакивал на румбах компаса между югом и востоком, но чаще всего склонялся к первому направлению. Для «Фрама», которому все время приходилось идти в бейдевинд к западу, это приводило к тому, что наша западная долгота возрастала гораздо быстрее широты. Мы быстро приближались к мысу Сан-Рок – северо-восточной оконечности южноамериканского материка. К счастью, мы избежали близкого знакомства с этим мысом, который так сильно выступает в Атлантический океан. Наконец ветер установился, но он был такой слабый, что приходилось все время пользоваться двигателем. Медленно, но верно шли мы теперь на юг. Температура опять начала приближаться к границам, которые являются более или менее приемлемыми, по понятиям северянина. Надоедливый, натянутый немного низко тент можно было снять. Приятно было от него избавиться; теперь везде можно было ходить выпрямившись.

Шестнадцатого октября, на основании полуденных наблюдений, мы должны были находиться поблизости от острова Южный Тринидад – одного из редких оазисов в этой водной пустыне Южного Атлантического океана. Мы думали было подойти к острову, даже, если будет возможно, попробовать высадиться на него, но, к сожалению, пришлось остановить двигатель, чтобы прочистить его, и это помешало нам подойти к острову днем. В сумерки мы увидели очертания земли; во всяком случае, этого было достаточно, чтобы иметь возможность проверить хронометры.

Южнее 30-го градуса широты юго-восточный пассат почти прекратился. Мы, в сущности, были даже довольны разлуке с ним, потому что он до последней минуты был неподходящим и слабым, а к тому же «Фрам» не создан для плавания в бейдевинд. В той части океана, где мы теперь находились, можно было надеяться на хороший ветер. А он нам был очень нужен, чтобы мы могли поспеть вовремя.

Мы прошли уже 6 тысяч миль, но оставалось пройти еще 10 тысяч, а дни летели поразительно быстро! Последние дни октября принесли нам желанную перемену. Со свежим северным ветром мы шли на юг совсем элегантно и до конца месяца были уже на 40° широты. Таким образом, мы вошли в воды, где почти с уверенностью можно было надеяться на самый для нас желанный ветер, и притом именно нужного нам румба. С этого времени путь наш лежал к востоку вдоль так называемого южного пояса западных ветров. Этот пояс тянется между 40-й и 50-й параллелями вокруг всего земного шара и отличается постоянными западными ветрами, которые обычно дуют с большой силой. Мы возложили свои упования на эти западные ветры; если они нам изменят, значит, мы попадем впросак. Но не успели мы войти в их пределы, как они сразу же захватили нас в свои лапы. Обращались они с нами не совсем уже осторожно, но зато эффект получился превосходный: мы стремительно шли на восток. Пришлось отложить намечавшийся прежде заход на остров Гоф; волна была слишком велика, чтобы можно было рискнуть подойти к маленькой, узкой гавани, которая там имеется. За октябрь месяц мы несколько поотстали, но зато теперь с лихвой наверстали потерянное. Мы рассчитывали быть у мыса Доброй Надежды через два месяца после ухода с Мадейры. Так это и случилось.

В тот день, когда мы проходили меридиан мыса Доброй Надежды, мы попали в первую настоящую сильную бурю. Волна была невероятно высокой, но тут только мы узнали как следует, на что способно наше великолепное маленькое судно! Каждый такой гигантский вал мог бы в один миг очистить всю нашу палубу, но «Фрам» совершенно не допускал подобной фамильярности! Когда волна подходила под судно и мы каждую минуту могли ожидать, что она обрушится на низкую корму, судно изящно поднималось, и волне приходилось довольствоваться тем, что она прокатывалась внизу. Даже сам альбатрос не мог бы лучше справиться с положением. Известно, что «Фрам» строился специально для льдов, и этого нельзя отрицать, но верно и то, что когда Колин Арчер создал свой знаменитый шедевр ледового судна, то оно стало одновременно и образцом мореходного судна, судна, которому по его морским качествам трудно найти равное. Чтобы увертываться от волн, как увертывался «Фрам», ему приходилось крениться, и с этим мы вынуждены были основательно познакомиться.

Во время всего нашего длинного перехода поясом западных ветров была непрестанная качка, но со временем мы привыкли и к этому неудобству. Это было довольно неприятно, но все же менее неприятно, чем заливаться сверху водой. Хуже всего было, наверное, тем, кому приходилось работать в камбузе. Нелегко быть коком, когда целыми неделями нельзя оставить даже и кофейной чашки, чтобы она сейчас же не сделала сальто-мортале! Нужны воля и терпение, чтобы не опустить рук, но у обоих коков, Линдстрема и Ульсена, которые готовили нам пищу в этих тяжелых условиях, была способность относиться ко всему с юмористической точки зрения. Это было прекрасно!