Южный Урал, № 6

В то время самым слабым местом у меня было плавление. Зинуров же этот процесс проводил мастерски.

— Пойду к тебе, Мухамед, на выучку, — сказал я.

— Ну, что же, а ты, Володя, поделись со мной опытом заправки…

Прошло немного времени, и мы убедились на практике, какое это великое дело — коллективный опыт. Каждый из нас научился заботиться не только о хороших результатах своей работы, но и о такой же успешной работе сменщика. Каждый из нас готовит печь к сдаче смены так, как будто ему самому предстоит работать в следующей смене. Сообща мы отработали, отшлифовали новаторские методы труда. Все лучшее, что рождается у одного, перенимается и умножается коллективом. Я рад, что частица моего умения есть в труде Зинурова и Семенова, и благодарен моим славным боевым товарищам за то, что они щедро делятся своим мастерством, своими думами и планами. Мы не просто сменщики. Мы составляем единый производственный организм, имя которому — коллектив.

V. На профессорской трибуне

В начале октября 1950 года нас с Мухамедом Зинуровым пригласили в Москву, куда съехались знатные сталеплавильщики всей страны: лауреат Сталинской премии мастер мартеновского цеха Кузнецкого комбината Привалов, прославленные сталевары Нижне-Тагильского комбината Болотов и Зубков, мастера скоростных плавок «Запорожстали» и «Азовстали», ленинградского завода «Серп и Молот» и другие.

Нас всех собрали в столице для того, чтобы мы смогли обменяться опытом стахановской работы и встретиться с профессорами, научными работниками Московского ордена Трудового Красного Знамени института стали имени И. В. Сталина.

Привалову, Якименко и мне предложили выступить в Институте стали с докладом о методах сталеварения. Откровенно сказать, все мы были несколько озадачены этим предложением. Готовя тезисы своего выступления, я думал:

— Ну, что интересного я могу рассказать ученым, видным деятелям советской науки?

Но мои опасения оказались напрасными. Профессора, преподаватели, студенты внимательно слушали мой рассказ о работе коллектива третьей мартеновской печи, о борьбе за экономию, о скоростных плавках, которые в практике нашей работы становятся явлением обычным.

Мне очень отрадно было видеть среди слушателей знатного златоустовского сталевара Ряднова, ныне студента Института стали.

Боясь занять много времени, я старался быть как можно более кратким. Но краткость доклада пришлось все равно восполнить ответами на многочисленные вопросы.

Научные работники и студенты интересовались буквально всем: и съемом стали с квадратного метра пода печи, и увеличением кампании печей, и особенно тем, как идет борьба за экономию.

Ценным было выступление Михаила Привалова. Мне понравилась смелость и острота постановки вопроса. Привалов высказал свои претензии к работникам научного фронта.

— Почему нет новых совершенных приборов для измерения температуры? — спрашивал он. — Ведь несовершенная аппаратура сказывается на съеме стали…

Интересным было выступление тов. Якименко, который говорил о необходимости увеличить срок службы изложниц и научном обобщении теплового режима мартеновских печей.

Профессора института поделились планами своих научно-исследовательских работ.

Отрадно было еще раз убедиться в том, что мы, сталевары, и виднейшие научные работники заняты одним тем же, что цель у нас одна — дать любимой Родине больше стали для великих сталинских новостроек.

Часы, проведенные в институте, надолго запомнятся. Во время посещения учебных кабинетов и просторных студенческих аудиторий меня не покидала затаенная мысль.

Хорошо бы через год, другой войти в это здание студентом, обогатить практический опыт сталеварения глубокими теоретическими знаниями!

Знаю, наступит такое время, и оно уже близко, когда сталевару будет обязательно необходимо высшее образование. Уже сейчас без среднего технического образования работать трудно. Пока не закончил двухгодичной школы мастеров, я работал поверхностно, механически. Знал чередование процессов, химию же сталеплавления не знал, а ведь именно в химическом процессе заключено существо плавки. Помню, однажды несколько плавок подряд не попали в анализ по фосфору. Все проверил, проанализировал — правильно, а плавка не та, что задана.

Пришел на занятия (я в то время начал учиться в школе мастеров), рассказываю преподавателю химии о своей незадаче. Как урок начался, он вызвал меня к доске да и начал про фосфор спрашивать. Поставил четверку, до пятерки я единицу не дотянул, а в этой единице и была как раз вся загвоздка.

Разобрался поглубже в этом разделе — и причины непопадания в анализ установил. Вот оно единство теории с практикой!

Сейчас у многих сталеваров появился вкус к учебе. Вот и я все чаще и чаще думаю об институте. Без высшего образования не смогу угнаться за техникой, которая шагает семимильными шагами, а значит, и быть настоящим металлургом не смогу.

VI. Сталь мира

Помню, с каким волнением мы слушали по радио речь златоустовского сталевара Василия Амосова на Первом Всемирном конгрессе сторонников мира. Это было после смены. Я зашел в красный уголок сразиться в шахматы, до которых большой любитель, и вдруг услышал, что передают выступление Амосова.

Особенно меня взволновал его призыв, обращенный к металлургам всего мира:

«Ни один килограмм металла не должен быть употреблен на строительство орудий насилия и истребления людей. Железо и сталь, если их выплавляет честный человек, любящий свою Родину, свободу и независимость, является надежной опорой сторонников мира. Я, как металлург, хочу сказать: пусть воля и единство сторонников мира будут так же нерушимы и крепки, как прославленная уральская сталь».

Эти слова врезались в память. Я помнил о них всегда — и когда нес трудовую вахту, и когда раскрывал страницы газет, где рассказывалось о чудовищных преступлениях американских агрессоров.

Магнитогорские металлурги как клятву подписали Стокгольмское Воззвание, скрепляя свои подписи тысячами тонн сверхплановой стали.

Встав на стахановскую вахту мира, мы выплавляем добрый и надежный магнитогорский металл, о который разобьются все наглые попытки бандитов с Уолл-стрита развязать новую мировую войну.

Одним из выдающихся событий в борьбе за мир была Вторая Всесоюзная конференция сторонников мира в Москве.

Трудно словами выразить, как я был обрадован и горд доверием, когда узнал, что удостоен великой чести представлять на этой конференции славный коллектив магнитогорских металлургов. Ведь год тому назад, слушая речь сталевара Амосова, я даже и не предполагал, что буду так же, как и он, с высокой трибуны конференции борцов за мир от имени уральских металлургов выступать с призывом к борьбе против войны!

Всего на конференции выступило 72 делегата. Это были разные люди: ученые и колхозники, писатели и рабочие, юноши, только вступающие в жизнь, и седые женщины, потерявшие в минувшей войне сыновей. Но всех объединяло одно общее чувство любви к советской отчизне, к большевистской партии Ленина — Сталина, к нашему великому свободолюбивому народу, к мирному созидательному труду.

Всю ночь я не спал, до мельчайших подробностей обдумывая предстоящее выступление. Боялся, что не оправдаю доверия магнитогорцев, которые, провожая, напутствовали: