Южный узел

— Безобразие, — откомментировал государь. — Приказать, что ли, Витту жениться?

— Не сейчас, — Бенкендорф едва сдержал досаду. — Стоит ли ещё один первостатейный армейский чин обременять супругой-патриоткой? Польской патриоткой, ваше величество.

Никс поморщился.

— Мне кажется, она продажна, и только. Нет, ну посмотрите, что вытворяют!

Собаньская грациозно шла по гребню стены, отставив в сторону батистовый зонтик, а Витт готовился в любую секунду поймать грешного ангела. Бенкендорф вообразил на её месте почтенную Лизавету Андревну и с немалым удовольствием признал, что не ему одному пора подумать о габаритах.

— Ишь, как подолом машет! — государя потянуло в Одессу.

Они и собирались буквально на днях. Ждали корвет. Никс очень не хотел тащиться по сухому пути — пылища, жарища, духотища… Только заход солнца позволял дышать без риска обжечь лёгкие. Вечером принято было и гулять, и купаться, и беседовать, и писать письма. Днём жить не хотелось.

Едва Бенкендорф вступил в палатку — а намерения у него были самые целомудренные: почитать и в койку, — как терпкий аромат розового масла засвидетельствовал присутствие чужого. Вернее, чужой. Каролина сидела на его складном ложе, разметав вокруг себя розовую шёлковую накидку с кисточками и прижимая к груди плетёнку, полную пыльной черешни. Она ела и сплёвывала косточки на пол. При этом надо было видеть как.

Более недвусмысленного предложения генерал не припомнил бы со времён Яны Потоцкой — тоже, кстати, польки.

Собаньская улыбнулась и повертелась на одеяле, показывая, что рядом с ней ещё можно сесть.

— Сударыня, вы не ошиблись палаткой?

Её розовые, нежные, как естество, губы изогнулись.

— Не-ет.

Бенкендорф знал, что Витт подкладывает свою пассию и даже не стыдится этого. Воронцов рассказывал. Ну да Миша твердокаменный.

— Мадам, — хозяин не сдвинулся с места. — Я готов вас выслушать. Но давайте сразу к делу. Не люблю мешать приятное с полезным.

Каролина закусила черешенку и потянула зубами за ножку.

— А я люблю.

За ним бы не задержалось взять кровать — благо лёгкая — и вынести вместе с Собаньской на улицу. Но Шурка хотел узнать, что дальше.

— Вы игнорируете мои донесения, — пропела она. — Я шлю, а от вашего ведомства никакого ответа.

— Разве вы состоите у меня на службе? — парировал Бенкендорф, а сам подумал: «Такую бы кралю на нашего английского шпиона…»

— Я состояла прежде, до попытки мятежа, в секретном комитете. Мои враги утверждают, что у меня злой язык. — Графиня разжала зубы, показывая завязанный узлом черешневый черенок. — Вы того же мнения?

Был бы Шурка прежним, немедленно заставил бы её языком расстегнуть ему портупею. А черешня, что черешня? Он и сам так может.

— Мадам, — голос Александра Христофоровича прозвучал устало. — Мы получаем ваши донесения. Но вот что мне любопытно. Среди множества названных людей нет ни одного польского имени.

Каролина встрепенулась.

— Нам известно, какие действия ваши соотечественники намерены предпринять на юге в случае поддержки их британскими кораблями через Константинополь.

Графиня смотрела на генерала, не мигая. В этот момент ему представилось, что её длинная шея как бы поднимается и покачивается над воротником.

— Напишите всё, что вам известно об этих планах, — продолжал Бенкендорф. — И, если наши с вами сведения совпадут, мы поедим черешни.

* * *

Корабль взрезал носом бестрепетную воду. Солнце едва выкатилось на блюдо залива, а ветер ускользнул в одну из Инкермановских пещер. Стоял тот час, когда вахтенные предчувствуют смену, которая ещё видит последний сон.

Жорж обожал это время. Потому что хозяин ещё не поднялся, жара не разгорелась, а море хранило вчерашнее тепло, отдавая его тому бедолаге, который вздумает купаться на заре.

Однако сегодня поплавать не довелось. Едва молодой человек сделал несколько гребков, как увидел несущегося по берегу матроса из «парижской» команды, который махал руками и горланил:

— Господин аглинский камердинер! Господин аглинский камердинер! Тьфу ты, чёрт! Малый! Твой шпион кличет!

Жорж проклял раннюю пташку Александера и быстро погрёб к каменистой косе.

— И чё? — спросил он у матроса. Этот простонародный вопрос никогда не ставил служивых в тупик. Если бы Жорж сказал: «В чём дело?» или «Что случилось?» — посыльный ответил бы: «Ей-богу, не знаю». А тут яснее некуда.

— Глянь-ка, вон выруливает! — матрос показал корявым пальцем на вход в бухту. — По всему видать, не наш фрегат.

Молодой человек прищурился. Он хорошо видел на расстоянии.

— Флаг английский.

Посыльный пристойной бранью выразил своё удивление.

На палубе обнаружилось, что капитана Александера уже препроводили к адмиралу, где собрались другие офицеры, в том числе и Стогов, а также прибывший из города комендант порта.

Грейг в открытое окно смотрел на красивый удлинённый силуэт фрегата, без опаски шедшего прямо к пристани.

— Возможно, это возвращается пленный «Рафаил»? — проронил комендант.

— А почему на нём английский флаг? — сквозь зубы процедил адмирал. Джеймса насторожил его голос. Глухой и совершенно чужой. Точно Грейг, ещё ничего не зная, уже вызверился на нового врага. — И почему корабль идёт без опаски? Точно его ждут?

— Может, англичане объявили нам войну? — раздались голоса с разных сторон. — Они ведь грозились… — Разом множество голов обернулись к Александеру.

— Я знаю столько же, сколько и вы. — Джеймс чувствовал, как воздух в каюте накаляется. Все думали одно и то же.

— Кому же и знать, как не вам? — ласково обратился к нему Грейг по-английски. — Ведь именно вы официальный наблюдатель. — Адмирал не сказал то, что было написано у собравшихся на устах. Но британский офицер ясно почувствовал, что слово вот-вот сорвётся с чьего-то языка.

Он попытался разрядить обстановку:

— Вероятно, фрегат везёт из Константинополя турецкого посла. Ведь после взятия Варны должны были начаться переговоры.

— Да, — хмыкнул Грейг, — и, судя по флагу, англичане на них посредники?

— Ваше высокопревосходительство, — взмолился Джеймс, — ведь вы не станете арестовывать соотечественника?

— Я шотландец, — уточнил Алексей Самойлович. — Думаете, если бы было иначе, меня бы стали держать на Черноморском флоте?

Только тут Александер оценил ошибку министерства. Шотландец. Как Пол Джонс. Пощады красному мундиру не будет.

— Препроводите господина капитана в его каюту, — распорядился адмирал. — До выяснения обстоятельств ему запрещено покидать судно.