За дорогой

Моя хуцпа удалась, а его ломали через колено. Наши мамы были учителями и, естественно, лучше всех знали как надо, но чему подвергался он было просто сущим кошмаром. Мишу заставляли переписывать тетради даже из-за одной ошибки, там, где я соскребал ошибку лезвием бритвы, он переписывал весь лист, его наказывали и не отпускали гулять, и даже иногда были ремнем, и таки своего добились, первый класс он закончил на отлично. У Виктора Франкла есть удивительно точное замечание, что человеку кроме его тела и разума больше ничего не принадлежит. Мишина мать, когда его наказывала, например забирала приставку, то на его крик возмущения «Это мое!», часто говорила, «твоя грязь под ногтями», и она была права, только и у взрослого человека тоже нет ничего, кроме грязи под ногтями. Такие чрезвычайные меры по достижению высоких показателей успеваемости в школе дали положительный эффект – с пятого класса Миша прекратил совсем учиться, а в девятом с трудом сдал выпускные экзамены. Учились мы по программе один-три, то есть перескакивали четвертый класс и из третьего сразу же попадали в пятый. Через некоторое время ввели один-четыре, и школьники стали тянуть одиннадцатилетний срок.

Миша часто на ровном месте попадал во всякие курьезные случаи, и началось это у него с первых летних каникул. Моя мать определила меня в лагерь при школе, где он учился так как она была рядом с домом, и работала его мама. Мне там нравилось, так как в обед угощали пирожным “картошка”, но не только, мы играли в настольный теннис, в футбол, ходили в музей, кино. Школа была очень старая и туалет был на улице, старшеклассники подсаживали Максима на чердак, чтобы он подсматривал за девочками и пугал их по сигналу. Девчата быстро просекли ситуацию и контратаковали, закрыли Мишу на чердаке и дверь мужского туалета на замок и пошли за учителями чтобы сдать хулиганов с поличным, так как парни еще и курили в туалете. Миша испугался и как заревел словно железнодорожная серена, все страшно перепугались, сбежались учителя и директор, думали – в дырку провалился. Кричат ему: «Миша ты где?», – а он воет и не может ничего внятно сказать. Позвали завхоза, он принес лестницу, а Миша все это время ревел, как вол, все суетились, не дай бог утонет в нечистотах, посадят всех, но потом поняли, где он, открыли дверцу чердака, и он вылез. После лагеря мы разъехались, он к бабушке в деревню, я в Никольскую.

В школе окна всех начальных классов выходили на юг, я же сидел на первой парте, первого ряда, напротив учительского стола, и вся неумолимая мощь солнца обрушивалась на меня, правда в таких случаях Татьяна Васильевна, так звали нашу учительницу, опускала шторы и в классе становилось не так жарко и ярко, но все равно душно. На перемене я обычно дрался, а потом стоял в углу или возле стены в зоне видимости учительницы, а в исключительных случаях, когда первые два метода не срабатывали возле учительницы. При входе в класс справа был шкаф для мальчиков, слева для девочек, все свои вещи хранили в партах, ходили строем в столовую, на прививки в спортзал. Одна девочка из класса ушла, мама ее перевела в школу, где учился Миша. Звали одноклассницу Оля, в средней школе она выпивала с двумя парнями и видимо у них что-то было, а может и не было, но она их обвинила в изнасиловании и их посадили. Мать потом у нее умерла, она попала в детдом и получила квартиру в нашем районе как сирота. Закатывала оргии, весь дом ходил ходуном, но вроде больше никого не посадила, потом вроде как остепенилась и родила сына. Каждый раз, когда я вижу Олю на улице, я резко меняю маршрут, лишь бы с ней не пересечься, и при этом думаю “отведи Господи от встречи с ней”.

Когда началась вторая чеченская мы еще учились в начальной школе и не парились по поводу происходящего. В городе была танковая часть, военный городок, за городом военный аэродром, мы были надежно защищены. По новостям иногда показывали военные сюжеты, а с балкона в бинокль было видно, как идут на юг эшелоны с техникой в цвете хаки и танками, иногда еще по городу проезжали танки из части. И вот однажды к нам в класс пришла новенькая звали ее Мадина, и она была чеченкой Татьяна Васильевна представила ее и сказала, что она теперь будет учится у нас в классе. Потом мы узнали, что мать Мадины погибла, а она с отцом и старшей сестрой бежали, в пятом классе они снова уехали, что стало с ней, как сложилась ее жизнь – неизвестно, думаю, что все хорошо. Больше никаких событий классе не происходило, так мы закончили начальную школу, и перешли в среднюю.

Первый наш классный руководительв средней школе был мужчина Александр Витальевич, по образованию историк и дурак. Пытался дисциплину насаживать драконовскими методами и заставлял стоять в жарком и душном классе после уроков до тех пор, пока не выдадим хулигана. Мы, конечно, не были связаны омертой, но и своих не сдавали, а предпочитали с ними разбираться своими силами. За городской баней был вытрезвитель, под ним протекала речка и на пологом берегу, как раз под окнами вытрезвителя была поляна, на которой мы выясняли отношения. Драки были не шуточные, но без жестокости и членовредительства, правда одному однокласснику одноклассница клок волос вырвала, за то, что он ей не давал прохода и шлепал по заднице, но это был единичный случай. Лютовал Александр Витальевич не долго и ушел в бизнес, торговал на рынке, прогорел и пошел на заправку на трассе работать, потому как там больше платили. Но пока он был нашим классным, то пытался приучить нас играть в лапту и даже пару раз собрал нас на городском стадионе, и мы потренировались, но то ли нам было не интересно, то ли он как тренер был никудышный, но лапта не зашла. Я склонен считать, что тренер был так себе. Наш класс опять находился на солнечной стороне и когда нам дали нового классного, точнее классную, то и кабинет мы поменяли, с третьего этажа переехали на первый, на западной стороне, от прямого солнца спасали каштаны, отчего правда было в кабинете холоднее, чем в целом по школе.

Как-то раз в сентябре, я зашел к Мише вечером, чтобы пойти погулять. Он сидел и делал домашнюю работу под контролем отца, а потом как плюнет в тетрадь, дядя Виктор выругался, вырвал лист и заставил писать все сначала, Миша начал реветь, тут же прибежала тетя Валя и дала ему подзатыльник, он стал пуще прежнего вопить, но судьба была непреклонна, и он начал все сначала. Мне надоел этот цирк, и я ушел. В выходные Миша с матерью и младшим братом ходили пешком в деревню, к бабушке. Мне тоже не приходилось скучать, в субботу ездил на дачу с мамой, а в воскресение делал уроки, и готовился к школе. Отсюда у меня такая нелюбовь к воскресению, ибо оно предвестник рабочей недели, со временем я стал поспокойнее воспринимать этот день, но осадочек остался.

С девочками Мише всегда везло, как-то раз он играл с Олей из соседнего дома, они дружили с детского сада, она правда была младше на один год, и только собиралась пойти в школу, но уже обладала демоническим характером и отменным сквернословием. В то время я с ней не дружил, мы подрались, и Оля нажаловалась своему отцу, и мне пришлось уходить через гаражи, поэтому я на всякий случай обходил ее дом. Мишаня как герой анекдотов постоянно попадал в истории, вот и с Олей он играл, а потом она ему по голове бутылкой из-под шампанского отоварила, да так, что возили в больницу зашивать.

Прям какое-то проклятие начальной школы, я тоже отличился перед первым сентября, врезался лбом в стену, занесло на повороте, когда убегал от Оли, и пошел в школу с перебинтованной головой, со стороны я представлял себя, как солдата на иллюстрации к «Бородино». Но уже в третий класс я шел без травм. На вторых летних каникулах Миша отдыхал летом у бабушки в деревни и там он умудрился попасть в ситуацию, которая чуть не стоила ему жизни. Купаясь с друзьями в пруду, он, как и все прыгал с мостика, но в отличие от остальных умудрился прыгнуть так, что напоролся на штырь, находившийся под водой, и пробил легкое. На его счастье, в селе был еще медпункт с машиной скорой помощи и его быстро доставили в городскую больницу. «Зажило как на собаке», – сказал врач, когда через неделю снимал швы с Миши. Доктор был прав, Миша вырос редким псом. А про то, как он нычки с сигаретами потрошил некоторое время ходили легенды. Где не спрячешь везде он находил, и как на зло доказательств не было, что это он, не пойманный не вор, но все знали и понимали, а он этим пользовался, после неудачных попыток, спрятать сигареты на улице, все просто стали носить их на свой страх и риск домой и сразу же кражи прекратились. Но он не унывал и просто стал стрелять, у того оду штучку у другого и так с миру по нитке и полная пачка, поэтому сигареты у него всегда были, он просто крысятничал.

Наши пути с ним стали расходится где-то к седьмому классу если не раньше, но окончательно разошлись одной ранней весной. Как-то раз я и несколько отважных товарищей, Иван, Толя, Паша и Кирилл отправились на железнодорожный мост, считать вагоны, записывать номера поездов и типы локомотивов, все было нормально мы и раньше этим занимались, но без Кирилла. Погода была сырая и шел мелкий дождь, но так как других вариантов чем заняться никто не предложил то пошли на железнодорожный мост. С поездами было не густо прошел один товарняк на юг, который тянула сцепка из четырех ВЛ-80 с рулонами железа, и танками, один пассажирский ЧС 200 пошел на север, и проскочила парочка ЧМЭ3.

Кирилл не разделял нашего интереса к наблюдению за поездами и стал кидать камни с моста, а когда с юга показался товарняк, то предложил привязать к веревки кирпич и разбить лобовое стекло, мы были против такой затеи, но он нас не послушал, и стал искать материалы для своей затей, а состав медленно, но верно приближался к мосту. Вскоре он нашел большой кусок стального сердечника от алюминиевого провода и с помощью изоленты присобачил к нему камень и стал ждать поезда. Мы его отговаривали от этой затеи аргументируя это тем, что по проводам течет ток в тридцать тысяч вольт и ничего хорошего из этой затеи не выйдет, он нас не послушал, сказав, что уже так делал, ну мы решили посмотреть, чем же все закончится. Вспышка была такой силы, что ее видели у моего дома, и хотя все находились рядом с Кириллом никто не тронул его но шапки и куртки обгорели, бездыханное тело нашего товарища нас испугало и мы пустились на утек со всех ног, уде достаточно отбежав мы повернулись посмотреть и увидели, что остановилась какая-то машина, отчего мы тут же побежали еще быстрее, и договорились дома ничего не говорить о случившимся. Естественно, по пришествию домой мы все рассказали своим родителям, и нужно сказать, что все ужасно перепугались, нас конечно отругали, но не так как мы это себе представляли.

Миши с нами на мосту не было, но он в этой истории сыграл не последнюю роль, от чего и стал персоной нон грата. В понедельник о происшедшем случае знали уже в школе и всех инструктировали чтобы никто не ходил на железную дорогу и не кидал в поезда камни. Случай постепенно стал забываться, в один прекрасный апрельский день тетя Валя, мама Миши сказала, что нас ждут в прокуратуре, все напряглись, вместе с родителями мы пошли на допрос. Следователь расспрашивал о случившемся и все мы сказали одно и тоже, но он попытался нас запутать и стал рассказывать, что товарищи дали другие показания, что было естественно неправдой. Но поняв, что его попытки запутать и сбить с толку не увенчались успехом, он прекратил дело, этому еще и поспособствовали моя мама, бабушка Ивана, отец Паши, и мама Толи, которые пресекли провокации. Быстро сопоставив сведения, мы спросили с Миши откуда он узнал, что там были мы, тем более его в тот день наказали и он не знал, чем мы занимаемся. С его слов выходило, что он сидел дома на окне и скучал и вдруг увидел сильную вспышку в районе моста, а когда приходил участковый и опрашивал о том, где кто был Миша предположил, что там были мы. После этого отношение к Миши изменилось, нет мы его не били, не унижали, просто стали меньше общаться и обращать на него внимание. Столкнувшись с таким отношение он и сам стал постепенно отдаляться от нас, связался с какими-то хмырями и тусил с ними. А мы продолжали еще некоторое время наблюдать за поездами. Только потом через много лет я узнал, то, чем мы занимались называлось трейнспоттингом, как раз от Ирвина Уэлша, но в романе оно имело несколько иное значение. Это хобби появилось совершенно случайно, у меня было бинокль и с моего балкона открывался чудесный вид на долину реки и кусок железной дороги проходивший про крутому ее берегу, то когда меня не пускали гулять, я рассматривал в бинокль проходившие поезда, потом летом сидя на недостроенном общежитии с друзьями мы считали сколько в составах вагонов и так постепенно нас это затянуло, точно также мы устраивали наблюдения за дорогой и подсчитывали сколько машин и какой марки проехало за определенное время.