За два часа до снега

Когда ее отпустило, а от кипучего рева осталась лишь икота, она по-детски прерывисто вздохнула и прошептала отцу куда-то в грудь:

– Папа…

– Что, моя хорошая?

– Я красивая?

– Варька, ты очень хорошенькая и очень умная, моя любимая дочка.

– Но не красивая…

Папа вздохнул, поправил пальцем очки и медленно, с расстановкой заговорил:

– Понимаешь, зайка, мужчина в моем возрасте относится к женской красоте философски. Когда я влюбился в твою маму, она была для меня невероятно красивой. Я бесконечно мог любоваться ее профилем, вдыхать аромат пушистых волос, смотреть в зеленые глаза. Сейчас я могу трезво ее оценить и сказать, что у нее не было каких-то невероятных черт, которые так отчаянно вам рекламируют. Но конкретно для меня она была и остается идеально сложенной, с теми же озорными искорками в глазах.

Папа снова вздохнул и замолчал. Он вообще часто вздыхал. Иногда по его вздохам казалось, что внутри него живет вся печаль этого мира. В тишине Варька слушала одним ухом стук папиного сердца, а другим – тиканье кухонных часов. Два этих ритма создавали вместе причудливую мелодию, которую слышала только она.

– Знаешь, – негромко продолжил папа, – я недавно где-то прочел такую вещь: чем сильнее мужчина любит женщину, чем дольше они живут друг с другом, тем больше женская красота расцветает в соответствии со вкусами данного конкретного мужчины. И это правда. Мама для меня расцвела просто невероятно.

Они еще помолчали. Папа тихонько покачивал ее. Целовал в лоб и снова качал.

Варя подняла голову, посмотрела на отца и, сняв с него очки, принялась тщательно протирать их уголком пледа.

– Пап, а что за сюрприз вы мне приготовили? Ты говорил вчера. – Варя громко шмыгнула и водрузила очки на папин нос.

– А я все жду, когда же ты вспомнишь! – улыбнулся папа. – Садись-ка на диван, закрывай глаза и жди.

Он посадил дочь на диванчик, та послушно закрыла ладошками заплаканные, красные глаза. А когда по команде открыла их, то увидела нечто, от чего у нее перехватило дыхание. Прямо на кухне, у раковины, стоял великолепный, чудесный, белый, новый велосипед!

– Папка… – только и смогла выдохнуть она, – да ведь он же дорогой. Вы где денег-то взяли?

– Ну, там осенняя распродажа была, а у Левы скидка спасателя еще, получилось очень даже выгодно. – Папа сиял, как будто это ему, а не Варе, подарили скоростной велик в шестнадцать лет. – Нравится?

– Очень! Ох, папа… И главное – белый… – И у Вари снова защипало в носу.

Сколько раз она видела его в своих снах. Сколько раз рассматривала и гладила в магазине. Она сползла с дивана и подошла к велику, как к живому. Погладила руль, раму, седло.

– Он… совершенный, пап!

– Ну, я очень рад. Прям очень! – И обнял Варьку крепко-крепко. Как только он умел обнимать. – А теперь быстро в постель! А то вдруг мама придет – вот нам с тобой достанется!

Варя залезла под одеяло с блаженной улыбкой на лице. Болеть стало веселее. Теперь, когда у нее сбылась давняя мечта, даже переживания о Шмитке ушли на второй план. Горло болело, нос совсем перестал дышать, но маленькое теплое счастье поселилось в душе, и Варя стала мечтать, как сядет на своего прекрасного белого «коня». Она подключила разрядившийся телефон к сети и написала сообщение Лерке: «Лер… Прости меня, Лер… Я – вафля». – «Еще какая», – мгновенно пришло в ответ. Варька улыбнулась и напечатала: «Скинь домашку». – «Лови». Лерка отправила фото страницы дневника с заданиями на завтра.

До вечера Варя переделала в кровати кучу дел: выполнила домашнюю работу, почитала «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери, выпила все приносимые папой лекарства, обработала фотографии с последнего выезда на скалы, встретила маму с работы. Мама пришла уставшая, посидела немного с дочкой, поела и легла спать. А Варю все это время не отпускало странное чувство: она чего-то ждала и никак не могла понять чего. В очередной раз заглянув в телефон, она вдруг осознала, что ждет сообщения или звонка от Лени. А он все не писал и не звонил. На улице уже стемнело, но Варя продолжала ждать, пока наконец не раздался звонок в дверь.

– Папа, это Леня! Открой, пожалуйста! – зачем-то заорала она, испугавшись своего хриплого голоса.

«С чего я взяла, что это он… Можно подумать, без моей команды папа не открыл бы», – пронеслось в голове, и сердце забилось чаще.

В тот же миг Варя услышала в коридоре знакомый голос и так обрадовалась, что чуть не подскочила с кровати. Но Ленька уже влетел в комнату, принеся с собою свежесть осенней прохлады. Он скинул рюкзак и с размаху плюхнулся в кресло.

– Здорово, двоечница! Решила отдохнуть? – Ленька ухмылялся своей кривой улыбкой, в глазах плясали озорные черти. – Мы там за нее учимся, впахиваем, а она тут разлеглась!

– Ой, все! Рассказывай, где пропадал. – Варя натянула одеяло до подбородка.

– На сноуборде катался, – сообщил он деловым тоном.

– На сноуборде?

– Нда!

– Пфф. – Варя с недоверием покосилась на него. – В каком смысле?

– В прямом.

– Без снега?

– Нда! Сегодня я узнал, что для того, чтобы научиться кататься на доске, снег не нужен. Оказывается, у нас в городе есть тренажер. Прикинь! – И Ленька стал подробно описывать спорткомплекс, устройство тренажера и процесс тренировки.

Потом он достал телефон и показал пару видео, где он пытался удержаться на доске. Голос за кадром Варя сразу узнала. Веселый и очень противный. Она отдала Леньке телефон и откинулась на подушку.

– Лерка ее Шмиткой прозвала, – зачем-то сказала она.

Ленька заржал:

– Лейтенант Шмидт! Да ладно, пусть будет Шмиткой. Но она интересная девчонка. Экземпляр. Родителей нет, живет с бабулей. Зато прошлый год в Штатах училась по обмену. И, похоже, вообще не бедствует. Настояла, чтобы тренировка была за ее счет. А это недешево стоит, я тебе скажу.

Варька замолчала.

«Интересно, если нет родителей, одна бабушка, откуда тогда у нее столько денег, Лень? В Америку ездила… Камера дорогая, сноуборд. Да бог с ними, с деньгами. Дело-то не в них. Ну, у нас их не так много, и что? Ой, Лень! Мне же велик подарили…» – подумала она. И улыбнулась.

Ленька тем временем еще что-то рассказывал, пока, посмотрев на Варю, не заключил:

– Все. Ушла в астрал. Ладно, я побег. Дома с утра не был. Пока, дурында, выздоравливай! – с этими словами он вытащил из рюкзака пакет с мандаринами, бросил его на кресло, где только что сидел, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

Варька уставилась на кресло: «Мандарины… Спасибо, Лень…» И опять улыбнулась. Она любила мандарины, и Ленька это знал. Нет, не просто любила, она их обожала. Могла съесть целый ящик за раз и не пожелтеть.

Варя дотянулась до пакета, развязала его и прямо так, не помыв, очистила солнечный фрукт. С блаженством понюхала его и положила в рот первую сладкую дольку. Высунув ноги из-под одеяла, она задумчиво шевелила пальцами и улыбалась. Чему она улыбалась? Она не знала. Варя просто ела мандарин…