За крокодилами Севера
Шрифт:
Оставляю блесну, подсаживаюсь поближе к супруге и предлагаю отозваться ершам… И ерши отзываются — и снова, как вчера вечером, наперегонки они кидаются к моей мормышке. Затем клев вдруг разом прекращается — и почти тут же сторожок ударом резко опускается вниз — окунь!.. Окунь один единственный… Тишина… И снова ерши, ерши и ерши… Потом снова вдруг все разом стихает, снова вместо ершей откуда-то явившийся вполне приличный окунь, а за окунем снова ерши и ерши.
Супруга тоже добывает ершей. Они лежат у нее на снегу возле лунки, а окуней она прячет в пакет. Я пристаю к ней: как дела? И слышу в ответ: берет понемногу… И все… Пакет с окунями хитрая
Третий день на льду… Сосед сманивает нас отправиться на снегоходе подальше, за хорошей рыбой… Я надеюсь, что мы попадем к тем самым островам, что маячат на горизонте и не дают мне покоя. Но, увы, — мы останавливаемся еще в начале задуманного мною пути. Хозяин снегохода указывает место, где сверлить лунку. Сверлит и сам. Долго подергивает удильником блесну, но ничего не получает в ответ. В моей лунке, указанной старожилом, тоже ничего нет. Мы оставляем снегоход и его владельца и по кислому снегу бредем к своим лункам, к своим ершам…
Вокруг хмарь — солнце даже не угадывается на небе. Но ветер стих. Сыро и неуютно на льду, хотя совсем тепло — и все-таки это не та погода для настоящего весеннего льда. Но окуни все равно постукивают и по блесне, и по мормышке, а в знакомой нам лунке безотказно берет насадку тот же пузатый ерш-кулечик, набитый под завязку икрой.
Дома считаем оставшиеся дни… В понедельник поймали хариуса, во вторник крутились возле лунки с ершами. В среду попытались путешествовать на снегоходе… Остается еще три дня…
Четверг такой же пасмурный, гнилой, как и вчерашний день. Все вокруг совсем расплылось. И теперь мы вспоминаем о своих лыжах, чтобы добраться до озера — здесь по дороге были сугробы, через которые упорные рыбачки давно пробили стежку-дорожку. Но сегодня сугробы сели и дорожка, как говорится в таких случаях, пала — нога тут же глубоко проваливается в сырой снег и пробраться через такие сугробы можно теперь только на лыжах.
Ничего особенного в четверг не произошло — увы, по такой погоде сдвинуться с прежних мест не удалось — не уйдешь далеко. Надеялся найти еще хариуса, добыл приличных окуней, но хариуса нигде нет… Может, этих немного нервных рыб тоже как-то угнетает недобрая погода…
К утру пятницы является мороз. О морозе заранее рассказало нам вечернее солнце: хмарь с запада над лесом вдруг разошлась, и перед нашими окнами встало красное-красное солнце — таким закатное солнце бывает только перед морозом.
Утром вместо вчерашнего кислого снега-каши крепкий ледяной наст. Прочная дорога теперь по всему озеру — кати себе, как по паркету. И мы уходим все дальше и дальше от берега, идем чуть в стороне от камней, поднявших на себе тяжелые пласты льда… Что-то подсказывает мне, что именно здесь надо остановиться — вокруг никаких примет: ни следов человека, ни старых лунок.
Мороз пока не собирается отступать и вода в лунках тут же стягивается ледяной коркой. Эту корку все время теребишь, отгоняешь ее в сторону от лески-волоска. Небольшая мормышка-клопик покачивается, подпрыгивает там внизу, возле дна…Пока ничего. Снова играет и играет мормышка, и вдруг удар и рывок в сторону — точно так же, как тот, самый первый мой хариус по весеннему льду. И точно так же, оказавшись у самой лунки, он втыкается головой в ее ледяную стенку, встает поперек и никак не желает подняться ко мне… Немного выжидаю, даю красавцу одуматься, а там и поднимаю его из воды… Он и вправду красив. Красив всем: и статью, и пером-веером, и темно-голубым глубоким светом своей одежды,
Хариусов больше
нет. Нет и в этой лунке, и в соседней. Будто сам водяной царь, онежский водяник, сразу распорядился выдать мне в качестве дани только два таких подарка: один — в начале, а другой под конец нашего визита в его онежское царство. Так и есть — окуней водяник соизволил мне отпускать, а вот хариусов больше — ни-ни.Возвращаюсь к супруге. Она упорно с утра до полудня высиживает возле одной единственной лунки — и в пакете у нее очень приличные окуни… Вот и делай вывод, что лучше: бегать за теми же окунями по всему озеру или сидеть и ждать, когда они сами к тебе подойдут. На этот раз моя подруга-рыболов отвечает на эти вопросы явно в свою пользу. Награду бы ей за успех…
И такую награду она получила на следующий день, но не от меня, а от кондопожских рыбаков, прибывших снова сюда вслед за своей неугомонной страстью.
Этот день был у нас последним днем на льду. Суббота. Завтра поезд увезет нас обратно в столицу… Суббота началась с такого же крутого мороза, что и предыдущий день, пятница. И также перед новым морозом закатное солнце горело перед нашими окнами красным-красным огнем.
Мороз, но на льду тихо — воздух, кажется, остановился, застыл…Я снова ухожу на поиски хариусов, а супруга упрямо садится на свою вчерашнюю лунку.
.
На обратном пути я нахожу свою боевую подругу в прежнем здравии и с успехом: в пакете у нее друг на друге тяжелые окуни, а рядом с пакетом чья-то зимняя удочка с катушкой — хорошая удочка с гибким кончиком, а у самого кончика лежит на пакете очень приличная блесна — именно такими блеснами и соблазняют здесь, на онежском льду, самую лучшую рыбу…
— Откуда у тебя удочка с блесной?
— Подарили люди, не то что ты…
А все произошло так… Прибыв на Пялемское Онего, кондопожские рыбачки все утро проходили по льду и никто из них ничего толком так и не поймал. А там заприметили давно сидящего возле одной лунки коллегу, наведались к нему и подивились — моя супруга, пока не ожидавшая меня, еще не успела убрать свой улов в пакет и, на снегу возле ее лунки красовались чудесные окуни…
Конечно, рыбаки подивились улову, а там и самой рыбачке, которую, как выяснилось вскоре, шут занес сюда аж из самой Москвы.
Поинтересовались, какой именно снастью она орудует и не выдержали — преподнесли ей в подарок удочку с отличной самодельной блесной… Мол, на эту блесну еще крупней рыбу поймаете.
Вот так радостно, счастливо и заканчивался наш последний день на льду моря Онего. И отправиться бы нам домой с подарком кондопожских рыбаков, с увесистыми окунями, добытыми напоследок. Но я задержался возле своей супруги, не увлек ее тут же домой, а принялся в соседней лунке проверять игру подаренной ей блесны. Видя, что я не тороплюсь пока домой, моя боевая подруга снова распустила свою снасть и кончиком удилища раза два приподняла со дна мормышку. И тут-то и произошло самое замечательное…
— Толя! Толя! Помоги!
Я не успел еще сообразить, какая именно помощь потребовалась вдруг от меня, как моя рыбачка опустила на лед свою удочку и горько произнесла:
— Какой сошел!..
И тут же снова схватила свою удочку и стала вытягивать из лунки леску.
Окунь, или только что сошедший с крючка, или еще какой такой же головач, сопровождавший до самой лунки своего собрата, позарившегося на мормышку, увидел этот самый темный комочек, опускавшийся из лунки, и тут же, почти подо льдом, схватил мормышку и сжал челюсти…