За крокодилами Севера
Шрифт:
Я стоял рядом, не мешая удачливому рыболову ни словом, ни действиями.
Сейчас, сейчас рыбина покажется в лунке. И точно — она показалась. Здоровенная голова окуня еле-еле втиснулась в лунку… Еще какие-то секунды и… раскрыта пасть и оттуда выскочила та самая, удачливая мормышка, которая так пришлась по душе и моей супруге и Онежскому озеру… Мормышка выскочила на лед, а голова окуня исчезла, словно наваждение…
Так и есть — у мормышки разогнут крючок. Разогнул его, видимо, еще первый окунь-гигант, разогнул и убрался восвояси. Или же не убрался, а снова подхватил заинтересовавший его темный комочек теперь уже с разогнутым крючком…
Эта окуневая голова, занявшая собой всю лунку, эта раскрытая, как бездна, во всю ширину окуневая пасть
Ту мормышку, что подвела нас в прошлом году, я все время ношу с собой, ищу всюду точно такую же по форме и весу, чтобы подарить своей боевой подруге, но пока ничего похожего нигде не нахожу.
РАННЯЯ ВЕСНА
Так уж сложилось, что почти каждую весну встречал я в городе, большом, многолюдном, где белый снег по зиме можно было увидеть только в день снегопада. А пройдет снегопад и уже на следующий день вчерашний новорожденный снег замусорит, затопчет наша столичная жизнь-суета. И о том, что зимние снега по весне могут густеть, а там принимать в себя голубой цвет чистого неба, напитываться талой водой и не торопясь отступать с полей и выгонов, открывая навстречу теплому солнцу живые проталины просыпающейся земли, знал я до поры до времени только из книг. Но вот случилось, произошло: я расстался с Москвой, где от навестившей уже нас весны по улицам и переулкам оставались только оплывшие горки сколотого с тротуаров льда, и оказался на Севере, на Вологодской земле, где снега, укрывшие по зиме поля, только-только начинали оседать в ожидании весеннего тепла. Здесь и встретил я по холмам и взгоркам первые проталины — пятна и полосы ожившей земли, а там приметил возле этих проталин и первых грачей. Прибыли грачи, и ждал я первых скворцов. И они явились в свои родные места точно по расписанию — спустя неделю после первых грачей и всего лишь за день до первых звонких весенних певцов-жаворонков.
Ну, а дальше я ждал победного шествия весеннего тепла, ждал, что вот-вот явятся в лес зяблики, а по крышам деревенских домов начнут свои быстрые охоты за ожившими мухами ловкие акробаты-трясогузки…
Но весна в тот раз не согласилась со мной и, выслав вперед грачей и скворцов, остановилась в своей дороге, уступив на какое-то время завоеванные было позиции опомнившееся зиме. И снова холод, снег, снова небо затянуто сплошь серыми тучами — снова неуютно, промозгло. И долго в тот раз пришлось мне ждать новой волны тепла, а вместе с ней сразу и трясогузок, и зябликов, и чибисов, и ленты гусиных стай над раскисшими от полой воды полями. С тех пор и запомнил я надолго, что на Севере по весне вслед за первым богатым теплом, плавящим на глазах снега, обязательно вернется несогласная с весной зима. И, как правило, такая вот перемена, контрнаступление отступивших было холодов, по известным мне северным местам приходится как раз на самые первые числа апреля.
Еще только позавчера в Медвежьегорске, попрощавшись с поездом и ожидая автобус, присутствовал я при торжестве весеннего тепла….За день солнце расплавило-распустило снег по льду озера, и рыбаки, ушедшие по утреннему морозцу далеко от берега, с трудом добирались домой по кислой снежной каше, над которой в весенней испарине-мареве неясно покачивались далекие Онежские острова. Еще только вчера, сойдя с автобуса у свертки с дороги к нашей деревушке, я гадал, как сильно развезло под весенним солнцем мой последний путь к дому, а вот сегодня с утра за окном сплошная хмарь с косыми полосами снега, раскиданными по сторонам рваным холодным ветром… Вчера вечером еще был март месяц, а сегодня с утра апрель — самое первое его число…
Вот почему, всякий раз, собираясь по весне на лед Онежского озера, я обычно и планировал свою поездку с таким расчетом, чтобы побывать здесь, как говорится, на Северах, только во второй половине марта: прибыть числа пятнадцатого, а к первому апреля уже быть дома, в Москве — именно на это время и приходится
самый пик, самый яркий час праздника Весны Света. И пусть в середине марте еще трещат здесь по ночам крепкие морозцы, пусть не каждый день весеннее солнце распускает ледок в твоей лунке, но, главное, оно есть, будет, да и как ему не быть здесь в это время, когда Весна Света уже вступила в свои права.Ну, а дальше, с апреля, Весна Света куда-то отступит, будто отойдет в сторону, чтобы затем, после нагрянувших было вновь холодов, подарить нам вместо себя новую весну — Весну Воды.
Весна Воды — состояние по-своему яркое, буйное…Сумрачная, холодная непогодь, что покуролесила, побыла с неделю — полторы, в конце концов уберется, и снова выглянет солнце, и тут весеннее тепло разойдется так широко, что за день — два растопятся по льду озера все снега, и тебе, ушедшему по льду далеко от берега, придется брести домой уже не по снежной каше, как в конце марта, а по разлившейся повсюду, полой воде, осторожно выглядывая впереди: а не размыла ли уже эта широкая вода где какую полынью…
Увы, Весну Вода на Онежском озере я ни разу не встречал — мои весенние походы в эти края всегда были ограничены по времени, и потому я довольствовался встречей только с Весной Света и до апрельской круговерти старался уехать в Москву.
Вот и на этот раз я наметил встречу с Онего на пятнадцатое марта… Тринадцатого выехать из Москвы, четырнадцатого днем Петрозаводск, вечером Медведгора, а там к ночи и небольшая по нынешним временам, полуживая деревушка в устье реки, пробившейся когда-то из тайги к Онежскому озеру, первая ночь в теплой, уютной избушке, которая на время нашего пребывания здесь будет принадлежать только нам. А там с утра пораньше на лед — это и будет как раз утро пятнадцатого марта. И впереди почти две недели счастья-свидания с озером, понемногу отходящим от зимнего сна.
В Петрозаводске мы были часа в три по полудню — это как раз то время, когда щедрый весенний день успевает разойтись вовсю, когда следов недавнего ночного морозца нет и в помине. Платформа вокзала суха, как по лету в ясный день, а чуть в стороне, откуда зима еще не убралась, снег сырой, кислый, готовый вот-вот уйти прочь талой водой. Словом, Весна Света в Петрозаводске вступила в свои права и вступила на этот раз куда раньше, чем полагалось ей заведенными когда-то правилами.
Что это: потепление климата или просто исключение из правил? Не знаю, но только встретившие меня в Петрозаводске друзья сообщили, что тепло у них уже давно, недели с две, и что на это тепло из глубин Онежского озера уже поднялся хороший окунь и давно тешит удачливых рыболовов.
Известие приятное: значит, и нам выпадет счастье встретиться с этими хозяевами онежских глубин.
Прощаемся с друзьями в Петрозаводске и к вечеру мы в Медведгоре. Здесь тоже явные следы теплого, ясного дня — ночной морозец пока еще не объявил о себе, и здесь под ногами кислая снежная каша.
Впереди километров сто дороги. На полпути останавливаемся передохнуть. Я тут же проверяю снег на обочине дороги: вроде бы морозец уже показался — значит, завтра снова ясный день, солнце и онежский окунь, поднявшийся из своих зимних глубин на кормовое плесо… Перед сном снова выхожу на улицу, снова проверяю ночной снег: морозец вроде есть, но не такой крепкий, как обычно перед новым днем-праздником Весны Света.
Утро встречает нас солнцем — солнце показывается из-за стены леса и заглядывает в окошко нашей избушки. Первый день, после дороги, мы не торопимся на лед — впереди много времени и оно все наше.
До озера с километр пути сначала по деревушке, а затем через лес. На всякий случай берем с собой лыжи, но в лесу дорога, примятая снегоходами, держит и без лыж. Но перед озером снегоходы сворачивают вправо, к поселку, и на лед мы выходим уже по следам рыбаков, которые только вчера, в выходной, были здесь. Рыбаки то и дело проваливались в сугробах, наметенных за зиму со льда на берег. Нас тут выручают лыжи, но мы расстаемся с ними метров через сто, когда наша дорога сползает с сугробов на лед. По льду снег неглубокий — всего сантиметров тридцать, но это уже не снег, а чуть загустевшая за ночь, кислая от напитавшей ее талой воды, снежная каша.