За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году
Шрифт:
— Ты сам понимаешь, что нельзя ничего исключить. У них, — по-видимому, он имел в виду ГКЧП, — началась агония. Теперь им деваться некуда. Не исключаю, что будет штурм. Ты же видишь — здесь тоже все поставлено на карту. Если… — он замялся, — если они пойдут… Сам понимаешь, будет' море крови!
Иваненко замолчал. Орлов смотрел на его усталое лицо, которое совсем не походило на лицо того энергичного и уверенного в себе Председателя КГБ России, которого он видел последние месяцы. Андрею показалось даже, что Иваненко как-то сразу постарел и согнулся.
— Но… Виктор Валентинович, может, я лучше буду здесь… — не очень настойчиво попытался возразить Орлов. Он и сам понимал, что от его присутствия в Белом доме вряд ли что изменится. Просто ему хотелось хоть как-то поддержать
Иваненко посмотрел на Андрея и едва заметно улыбнулся:
— Я же сказал тебе. Делать здесь тебе нечего. Иди в Комитет. Следите за обстановкой, связывайтесь с органами на местах, объясняйте ситуацию. Андрей, надо сделать все, чтобы избежать кровопролития. Этот ГКЧП развалиться через несколько дней! Но сейчас надо выдержать! Если будут столкновения… я не берусь судить, как дальше все пойдет! Иди, не теряй время! — Он встал и подал Орлову руку, потом притянул его к себе, слегка обнял, прикоснувшись щекой с выросшей щетиной и, уже довольно решительно отстранив, пошел к столу.
— Держитесь здесь, Виктор Валентинович! Если что… — напоследок сказал Орлов, но Иваненко, похоже, его уже не слышал. Он не смотрел в сторону своего помощника, а набирал номер какого-то телефона и был уже весь там — в делах и хлопотах по организации обороны Дома Советов, штурм которого ожидался с минуты на минуту. Был уже двенадцатый час ночи, а Орлову следовало еще добраться до здания КГБ на площади Дзержинского.
С одиннадцати вечера в Москве уже действовал комендантский час, о чем было объявлено командующим Московским военным округом в телевизионной программе «Время». Но Орлов знал также и о том, что назначенный Ельциным министром обороны генерал-полковник Кобец тут же своим приказом отменил это решение. Как станут действовать военные и милиция, получившие взаимоисключающие указания, одному Богу было известно. Но передвигаться по ночной Москве при этих обстоятельствах было определенно небезопасно. Впрочем, улицы столицы были полны возбужденных людей, которые даже и не собирались следовать предписаниям властей.
В этот раз Орлову удалось довольно легко преодолеть кордоны, окружающие Дом Советов. Баррикады из перевернутых грузовиков, металлических труб и оград, ящиков, досок, бетонных блоков, кирпичей и бог знает еще чего, имели специально сделанные проходы, их бдительно охраняли «защитники Белого дома» — милиционеры, военнослужащие и «ополченцы». Они строго следили за теми, кто приближался к баррикадам, и только убедившись, что это не «лазутчики» из КГБ, пропускали их внутрь, чтобы те могли влиться в отряды «гвардии Белого дома» и пополнить одну из «сотен». Трудно сказать, чем руководствовались «баррикадники», скорее всего, как у нас водится, «революционным самосознанием». Во всяком случае людей, выходящих за пределы «линии обороны», не проверяли и давали им возможность выбраться, поскольку указания об эвакуации уже звучали неоднократно из уст российских руководителей.
В темноте около подъезда близ стоящего дома Орлов заметил, как двое мужиков раздавали всем желающим бутылки с водкой. Перед ними на тротуаре стояло несколько ящиков, наверное специально доставленных сюда машиной. Время от времени они зазывали проходящих мимо людей:
— Ребята! Примите для сугреву, а то, не дай бог, заболеете!
Вокруг них толпилась молодежь, одобрительными возгласами приветствуя возможность получить дармовую выпивку. Крутились здесь и уже изрядно накачавшиеся завзятые алкоголики. Они пытались получить добавочную порцию спиртного, но мужики отгоняли их:
— Пошли отсюда на… Дайте людям согреться!
Все это было очень странным — на глазах у всех в самом центре Москвы какие-то типы буквально спаивали людей и никто им в этом не мешал.
Моросил мелкий дождь. Повсюду жгли костры, как будто это был не самый центр
Москвы, а пустырь около подмосковной деревни или лесная поляна вблизи дачного поселка. Фигуры, мерцающие в отблесках пламени, воскрешали в памяти увиденные когда-то в кинофильмах образы времен Октябрьской революции и Гражданской войны. И опять Андрею показалась неуместной возникшая в его сознании аналогия. Тогда, десятки лет назад, все было настоящее, сейчас же все казалось бутафорским, придуманным, уродливо-гротескным. Впрочем, опасность была настоящей, и в этом Орлов смог убедиться в ближайшие часы.Преодолев многочисленные кордоны в районе Большого Девятинского переулка, он вышел на Садовое кольцо прямо рядом с американским посольством. Было уже около двенадцати ночи, но людей на улице не убавилось и, хотя здесь уже не было баррикад и костров, обстановка казалась тоже накаленной. Повсюду стояли кучки молодых людей, обсуждавших происходящее. Машин не было видно, и люди чувствовали себя на проезжей части совершенно свободно — ходили туда-сюда, стояли у парапета подземного туннеля, проходящего под Калининским проспектом, рядом с которым была возведена большая баррикада из металлолома, перекрывающая доступ на сам проспект.
Вдруг со стороны Маяковки послышался характерный гул, затем различимо стало скрежетание гусениц и рев моторов. Стало ясно, что в сторону площади Восстания движется тяжелая военная техника.
— Танки! — раздался чей-то истошный крик.
— Сволочи! Идут на штурм Белого дома! — громко проговорил кто-то басом. Толпа на тротуаре зашевелилась. Часть людей бросилась в сторону переулка, наверное, желая предупредить «защитников», некоторые, влекомые любопытством, заспешили навстречу колонне. Орлов помедлил немного, пытаясь увидеть в изгибе Садового кольца очертания танков, затем тоже двинулся по тротуару в сторону краснопресненской высотки. Проходя мимо американского посольства, он обратил внимание на усиленную охрану, выставленную у каждого подъезда и арки въездных ворот, на погашенные окна громадного здания, на странные фигуры около палисадника, топчущиеся вокруг какого-то человека.
Андрей еще не успел дойти до Дома-музея Шаляпина, который располагался в небольшом особнячке рядом с посольством, как увидел движение техники. В свете фонарей мелькнули какие-то тени, затем появились боевые машины пехоты с зажженными фарами. Он с удивлением не обнаружил ни впереди, ни сбоку от передней БМП [124] никакого сопровождения, которое бывает обязательным в случае передвижения войск: ни машины ГАИ или военной автоинспекции, ни на худой конец просто какого-нибудь милицейского автомобиля. По самому центру ночной столицы, охваченной безумством противостояния, совершенно самостоятельно, без всякого прикрытия, двигалась колонна гусеничных машин, как будто это происходило на проселочной дороге рядом с военным полигоном.
124
БМП — боевая машина пехоты.
В сторону вереницы выползающих на площадь Восстания БМП потянулись люди. Некоторые буквально бежали, стараясь, видно, успеть к началу страшного спектакля под названием: «Они не пройдут!». Со всех сторон стали раздаваться проклятья в адрес военных:
— Фашисты! Убийцы!
СТАТЬЯ: «В полночь на Садовом кольце прозвучали первые выстрелы. Стреляли в воздух. В это же время в районе посольства США защитники парламента готовились к отражению атаки. Дорога была перегорожена легковыми автомобилями. Многие опасались применения «черемухи», изготовляли самодельные маски, мочили их в лужах.
Российская радиостанция ежеминутно передавала из здания Верховного Совета о новых подкреплениях, поступающих к путчистам. Информация об этом постоянно сообщалась на радиостанцию москвичами по контактным телефонам. Несколько раз за ночь казалось, что танки вот-вот сомнут баррикады и все будет кончено…»