За лимонником

А бабушка Сергеева не совсем, с трудом, но передвигается по дому. Но это и неважно. Ей необходима медицинская помощь. У неё всех родственников «Градом» побило.

– Ну, ты и шутник, Демьян Тарасович! – Удивляется Виктор Степанович. – Каким ещё градом? Даже дождя нет. Жара стоит.

– Что тут не понятного? – Смеётся Ника.– Реактивные установки «Град». Они у бандитов есть.

– Так что, слушай, Виктор Степанович, о чём тебе сообщает девочка Ника и её кукла Лиза. Они знают, какое вооружение имеется у нацистов. А ты… ни в одном глазу.

Тут уже начинает смеяться Виктор. Надо же совсем забыл по грозное оружие – «Грады». В суете больничной просто про них забыл.

Он вдруг меняет тему разговора. Миля отправилась к Сергеевой сделать инъекцию. Инсулин. Понятно, Ефросинья Петровна ещё, ко всем своим болезням, и диабетчица.

Но Виктор Степанович не унимался. Он повторял, что в том районе очень опасно находиться. В шестистах метрах от улицы Лермонтова окапались фашисты. Миля, как и Смилов и Окунёв, у бандитов на особом счёту.

– Вы же с Милей их печеньем и сэндвичами не угощаете, – поясняет Виктор.– Всё больше пулями.

– Всё понял, – соглашается с ним Смилов. – Я пойду. Надо Милю встретить. Да и Окунёв тоже в опасности. У него нет при себе оружия. Я не рекомендовал ему стрелять по, так сказать, людям. Он выкручивается, как может. Тут я маху дал. Но что было Миле делать?

– На сегодня осталось всего две несложных операции, – говорит Виктор.– Я справлюсь. Да и так здесь уже и днюешь, и ночуешь. Обязательно иди, Демьян! Прямо сейчас. Не тяни резину!

Кладёт ему руку на плечо. Смилов медлит. В некоторой растерянности. Но Виктор настаивает:

– Да иди же! Быстро переодевайся и – вперёд!

Смилов, пожимает руку Виктору, быстро уходит.

Свой голос снова подаёт Ника:

– Я тоже бы пошла, если бы ноги у меня были.

Виктор садиться на табуретку, левой рукой поправляет воротник своего халата. На ней нет двух пальцев.

Воробей пристраивается на оконном выступе, со стороны улицы, и стучит клювом в стекло. Виктор встаёт и подходит к птице. Взмахами правой руки отгоняет её. Воробей неохотно улетает.

Стрельба слышится отчётливо. Бой идёт, где-то, совсем рядом. Ополченцы и народная милиция изредка отражают огневые атаки бандитов. По сути, оккупантов.

Окунёв провожает Милю до самого дома бабушки Снегирёвой и прячется в кустах полыни. Здесь возле заброшенных и полуразрушенных домов происходило многое. Он видит, как молодой ополченец очкарик Сева привёл сюда, на небольшую полянку между домами, под стволом автомата старика Воронько. Приказывает ему встать к обожжённой огнём осине. Жестом показывает ему, чтобы тот стоял на месте и готовился к смерти.

– Ты что, Сева, решил меня, пожилого человека, расстрелять? – Воронько старается разжалобить ополченца.– Я же твоих родителей знал, когда они были совсем малыми.

Сева обстоятельно объясняет ему, что надо нести ответственность за содеянное зло. Возраст здесь не причём. Чего же тут непонятного? За пособничество бандитам и фашистам, гражданина Воронько полагается расстрелять. И точка! Идёт кровопролитная и бескомпромиссная гражданская война. Да и сам дед Михась ни одного человека лично загубил, отправил на тот свет. Такие вот дела.

Со страхом и надеждой смотрит Воронько на Севу. Жалостливо его просит:

– Отпусти ты меня, Сева. Я отсюда уйду. Да и никого я не убивал.

– Отпустить не имею права, – поясняет ополченец. – Таких гадов, как вы, Михась Степанович, просто на белом свете держать не стоит. Никак нельзя.

– Ну, кого же я убил?

– Многих. Того же, своего племянника. Ножом! Всё тебе сошло с рук.

– Генку убил, да. Он не ваш был, не ополченец. Он у меня сало крал из подполья.

Но Сева неумолим. Отводит затвор автомата. Патрон из обоймы перемещается в патронник. Осталось только перевести флажок предохранителя с «нулевого» положения на «автоматическую стрельбу» – и всё.

Бандит падает на колени:

– Отпусти! Я в долгу не останусь!

Сева целится в Воронько. Но летящая со стороны пуля опережает этот выстрел, попадает Севе в голову. Ополченец падает на землю, только и успевает сказать:

– Снайпер.

Сева разжимает руки, роняет автомат. Падает. Умирает.

– Понятно, снайпер, – Воронько встаёт с колен.– Вишь, как бывает. Ты меня хотел порешить, москальский щенок, а вот сам, кости раскинул.

Направляется к Севе, чтобы забрать автомат, но получает пулю в глаз от другого снайпера. Падая, говорит:

– Это не наш.

Заваливается на бок. Умирает.

Начинается беспорядочная стрельба с обеих сторон. Как же иначе-то, когда дети Сатаны гуляют на кровавой… вольнице. Надо же кому-то учить их уму-разуму.

Как же можно в это время разгуливать по окраинам города? Нацисты и бандиты не щадят никого – ни старого, ни малого. Да и медицинскую сестру с сумкой, в которой лекарства и шприцы, тоже ведь не пожалеют. Тем более, Милю. Она ведь, при случае, не щадила и не щадит убийц и разбойников. Надо было срочно предупреждать о возможной опасности Смилова.

Оставалось только попробовать позвонить Демьяну Тарасовичу по мобильному телефону. Игорь пытается это сделать несколько раз. Но связи нет. Окунёв не думает о себе, хотя, конечно, понимает, что те бандиты, которые его хорошо знают не пожалеют на него пуль. Он ведь не носит с собой ни ножа, ни пистолета для… конспирации. Не всякий пристрелит безоружного подростка, который шатается без дела, причём, где попало.

С большим интересом близнецы Завьяловы слушали рассказ Игоря. Им до конца не верилось, что такое происходило и происходит в наши дни с людьми, говорящими на русском языке. Получается, что с русскими людьми. Власть, которая пришла на Украину с помощью кровавого переворота и радикалы-нацисты убивают людей только за то, что они не желают жить по законам фашизма и по бандитским понятиям. Да и просто убивают детей, женщин, стариков… Таким странным и диким способом зачищают территорию.

Их новый и зачастую хмурый друг Окунёв вспоминал даже то, что происходило не с ним, а с его друзьями. Но тут ничего необычного нет. Ведь они всё доверяли друг другу и обязательно рассказывали Игорю обо всём, что он как разведчик должен знать.

Конец ознакомительного фрагмента.