За мертвыми душами

Через некоторое время Михей повернулся ко мне.

— На пересеке надо взять: напополам ближе выйдет, вот она какая штука-то!

— Что ж? — отозвался я, — не заплутайся только!

— Да уж Господи? тыщу разов здесь ездил!

Мы поднялись на зеленый косогор и попали в лиственный лес; проселок вел в самую гущу его.

Стало садиться солнце, и в лесу делалось все свежей и сумеречней. Небо посветлело. Мы минули один перекресток, затем второй и свернули влево на третьем.

— Завсегда на третьем сворачивай! — поучительно обратился ко мне Михей, — запомни, коли опять тут поедешь… вот она, какая штука-то!.. — Я попробовал разговориться с ним, но сделать это оказалось трудно: я чувствовал, что мои самые несложные вопросы только с трудом, как сквозь какую-то броню, проникали до сознания Михея, изумляли его, будили что-то, как вспышку, в мозгу и заставляли отвечать — вот она какая штука-то?..

Стемнело. Я вынул часы и, едва различая циферблат, увидал, что уже десять часов; выехали мы ровно в семь.

— Далеко ль еще до Мотовилихи? — спросил я, — что-то уж больно долго мы тащимся? Подгони коня-то!

— Да рядом она, Господи!.. Сичас за лесом! — отозвался Михей. — Но, но, порченая! — и он задергал и застегал лошадь своим игрушечным кнутиком. Но «порченая» тотчас же перешла на шаг и стала изъявлять желание остановиться совершенно.

— Вот ведь какая животина карахтерная?.. — заявил Михей, — чем ты с ей круче, тем она хутче, ей-Богу! Так уж выезжена, вот она какая штука-то!

— Сам выезжал? — сыронизировал я, но Михей принял вопрос за чистую монету.

— Сам! кому же больше? — воскликнул он с некоторой гордостью. — Без нас тоже не обойтись!

Он с увлечением задергал вожжами, и лошадь остановилась совершенно.

— Видал? — обратился ко мне Михей и спрыгнул с телеги. — Теперь ау: хочь оглоблей ее гвозди, с места не сдвинется!..

— Что ж теперь, мы ее с тобой повезем? — спросил я.

— Зачем? Сноровку я с ней знаю! Теперича три раза обойду вокруг, оглажу, ухи поправлю, вот как опять пойдет — кальером!

Михей действительно трижды обошел вокруг телеги и лошади, похлопал ее по бокам и по шее, подергал за развесившиеся, как у осла, уши и влез опять на облучок. Лошадь без всяких понуканий двинулась вперед и затрусила прежней рысцою.

Михей повернул ко мне лицо.

— Видал? — спросил он с затаенным восхищением. — Этого, брат, коня конокрады уж не уведут, нет!! вот она какая штука-то!..

Проехали мы еще с час — конца лесу не виделось.

— Еде же Мотовилиха? — спрашивал я чуть ли не на каждом повороте.

— Да, Господи, где же ей быть? На своем месте стоит! Сичас будет! — утешал меня Михей.

Зачувствовалась сырость; дорога, видимо, спускалась куда-то в низину; сплошной лес превратился в островки, черными пятнами выступавшие среди луговин. У опушек начинали вздыматься с земли туманы; седые клоки и клубы их бесшумно, чуть шевелясь, вырастали то здесь, то там среди прогалин. Скоро сплошное молоко аршина на два в вышину залило все кругом. Казалось, я попал в облака; на белесом фоне впереди можно было различить только дугу, голову лошади и верхнюю часть спины ее — все прочее казалось поглощенным загадочною, беззвучною белой стихией. А вверху на чистом небе ярко, как зимой, сверкали звезды.

Лошадь вдруг сразу остановилась и, словно испугавшись чего-то, попятилась и стала садиться на круп.

— Тпру, тпру!! чего ты?!. — закричал Михей и опять соскочил с телеги; сразу он превратился в какое-то неведомое существо, имевшее только верхнюю часть груди, плечи и голову — все остальное скрылось в чуть поколыхивавшемся тумане. Через миг потонула и голова Михея.

— Вода тут… — донесся до меня его как бы несколько приглушенный голос.

— Что за вода?

— Да река!.. вот она какая штука-то?..

Я вдруг рассердился.

— Куда ж ты меня к черту завез?!. — крикнул я, — я тебя в Мотовилиху нанимал, а не к водяному!

— Чудеса!.. — с глубоким недоумением отозвался из тумана голос Михея. — Откуда же бы это вода здесь взялась?

— Значит, не должна была река встречаться нам?

— Понятное дело, нет!..

— Сбились с пути мы, стало быть?

Ответом было молчание. Минуту спустя впереди зашевелилось черное пятно, и из него выявилась фигура Михея. Молча он стал влезать на облучок.

— Что ж теперь будем делать?

— Тыщу разов здесь ездил и николи реки не бывало! — с суеверным чувством в голосе бормотал Михей, — обошло нас!.. свят, свят, свят! — Он несколько раз перекрестился. — Прямо было с бугра в омут угодили!

Он принялся заворачивать лошадь.

— Да куда ж ты? — спросил я. — Опять ведь куда-нибудь угодить можем?

— Вот ведь она, какая штука-то?! тпру, тпру!!. — закричал он на лошадь. — Впереди раздался треск; около головы лошади показались мохнатые руки в широких рукавах — мы вперились прямо в густой кустарник, среди которого росло какое-то дерево.

Туман делался все гуще и выше; минутами он как бы расколыхивался и показывались верхушки ближайших деревьев; звезды скрылись. Волосы на голове и усы у меня сделались совершенно влажными; бурка покрылась как бы изморосью. Оставаться до утра в этой сырости было не заманчиво, надо было придумывать какой-либо выход. Я слез с телеги и почувствовал, что под ногами у меня трава: значит, мы ехали не по дороге.

— Поезжай за мной! — сказал я. — Я вперед пойду, может, дорогу сыщем!

Щупая, как слепой, землю впереди себя палкой, я начал медленно, наугад продвигаться влево. Михей ехал позади.

Сделав десятка два шагов, я наткнулся на кусты и стал огибать их: такие пассажи сделались непрерывными — очевидно было, что мы направлялись в гущу леса. Я круто забрал еще левее и встречи с кустами сделались реже. Дороги все не было. Куда я шел — вперед ли, назад ли, сколько времени — было неведомо!

— Э-э-эй?! — долетел до меня, словно из-за стены, оклик Михея.