За мгновение до мечты

– А хочешь, мы с тобой куда-нибудь отправимся? – вдруг предложил он. – В пределах вашего мира, я имею в виду.

– О, с удовольствием! – восторженно отозвалась я. – С огромной радостью! Я была бы тебе очень благодарна…

– Отлично, – довольно проворчал Бьёрн, словно я сказала что-то для него действительно приятное. – По-моему, несмотря на волшебство твоего маленького уюта, пора бы поглядеть на мир с высоты птичьего полета.

Это было обещание, от которого я пришла в тихий, но устойчивый восторг. Мы лежали в ванной ещё около двадцати минут, и постепенно оба согрелись и разомлели. Бьёрн не делал попыток пристать, я не настаивала. Лениво посапывая, желания прятались под лоскутным одеялом, повторяли «потом» и советовали не торопиться.

Прекрасен вечер, что проводишь зимой у огня, где есть лишь золотое пламя, тьма цвета густого ультрамарина и теплые шерстяные носки в снежинку. Прекрасно встречать осень, что приносит цветные листья и прикатывает к порогу темно-красные яблоки, похожие на ветреное закатное солнце. И прекрасны летние дождливые сумерки, когда сидишь на крыльце с чашкой ягодно-цветочного чая, смотришь, как умывается сад, как горят вдалеке огни солнечных фонарей.

Казалось, будто пришедший из-за гор туман плетет серебряные нити, и в этой огромной паутине разместился единственный живой мир – наша усадьба, где центр всего – дом, а само средоточие жизни – мы сами. Ждали только жуков, им был нипочем дождь. Бьёрн, одетый только в старые джинсы, устроился ниже на ступеньках, а руки по-хозяйски положил мне на бедро. Он бы положил и голову, но постоянно вертел ею, задавая то смешные, то серьезные вопросы.

– Сегодня не прилетят, – заключил нетерпеливый гость после десятиминутного ожидания. – Зря тащили свечи.

– А ты глаза закрой и сиди молча, – приказала я, и он весело хмыкнул. – Думаешь, я этих жуков для красоты слога придумала?

– Они, наверное, меня боятся…

– Тихо, говорю!

Но тотчас сама хрюкнула. Как можно быть серьезной, если он постоянно подкалывает? Бьёрна хватило на две минуты.

– Можно прямо здесь спать, – сказал он, обхватил мое бедро и кладя на него лохматую, ещё не просохшую голову. – Не на ступенях, конечно, а возле перил. Я бы завернулся с тобой в одеяло, надышался свежестью, дрых бы, как убитый.

Что бы я ни говорила о стеснении, а после всего произошедшего его осталось совсем мало. Осторожно, бережно я тронула мокрые кудри, распутала на прядки, погладила. Бьёрн кончиками пальцев провел по моей ноге, задирая длинную юбку повыше, так, чтобы колючей щекой устроиться на голой коже.

– Я не люблю дождь. Точнее, не слишком любил его, пока ты не показала, какой он бывает.

– Я лишь позвала тебя в этот мир, первый шаг ты сделал сам.

– Магия, а? – усмехнулся он, показывая на туман. – Это красиво. Второй день я с тобой, а уходить не хочется.

– И не уходи, – тихо отозвалась я.

Неужели самое важное мы скажем друг другу сейчас? Но нет, Бьёрн только непонятно вздохнул и прикрыл глаза, обхватывая меня сильнее. И снова зазвучала тревожная струна, которую я была не рада услышать. Да, он что-то скрывал, и вряд ли это могло мне понравиться. Но сейчас я хотела жить мгновенно, легко, без боязни ошибиться. И как бы ни звучали струны судьбы, я принимала их музыку.

– Не сейчас, – сказал мужчина. – Сейчас я с тобой.

В его словах была старая, побитая временем и снегами печаль, но ещё надежда – точнее, её далёкое эхо. Могла ли я помочь Бьёрну создать новую мечту? Пока что я не знала, как будет лучше для него, и, что хуже, совсем не думала о собственном благе. Мама часто ругала меня за это: думать о других, делая всё для того, чтобы людям было хорошо, зачастую подавляя собственные мечты – не самый хороший выбор. Однако иначе у меня никак не получалось.

В темноте показался первый жук, за ним подоспели остальные. Они привычно расселись на перилах и принялись сушить крылышки. Бьёрн рассматривал дружелюбных жужел с улыбкой, глаза были полузакрыты.

– Как гирлянды мерцают, – сказал он. – Вот уж точно волшебство.

– Значит, ты поверил.

– Что здесь красивее, чем в городе? Пожалуй. Но согласись, чтобы понять, нужно сравнить.

– Согласна.

Из дома вышел Тёма и сел поблизости, лениво поглядывая на невкусных соседей. Он учился, как и человек, на собственных ошибках: когда-то, будучи молодым, поймал и съел большого светляка. Коту повезло, в единственной в городке ветклинике его откачали. Жужелы эти, несмотря на даруемую магию, были ядовиты.

Я задумчиво теребила пряди Бьёрна и не сразу заметила, что мужчина задремал. Дремали все: старый облезлый кот, старые деревья и сам дом. И только мне было почему-то не до сна. Я думала о грядущем, в который раз сравнивала чувства и не верила своему счастью.

Мой мир наконец-то стал цельным, и никакой его кусочек отдавать не хотелось.

Глава 4

Несмотря на прохладную ночь, утром стало ясно: будет жара. Причем такая, что только в воде сидеть, чтобы не испарило. Бьёрн, едва проснувшись, взглянул на свои массивные стальные часы и сказал, что ему нужно сходить к кораблю. Конечно, я предложила взять мотоцикл, и мужчина, наскоро позавтракав, отбыл. Мне достался ласковый поцелуй в щеку и обещание скоро вернуться.

Это был мой шанс заняться домом. Я вымыла везде полы, проветрила комнаты, протерла пыль. А потом принялась собирать урожай, надеясь хоть что-то успеть. Учитывая, сколько у нас было яблонь, задача предстояла не из легких. Да к тому же Тёма против обыкновения постоянно мешал, лез под руки, терся о колени и мурлыкал. Не имея привычки прогонять зверя, я наглаживала его, каждые пять минут моя руки. Конечно, что-то делать в таком режиме было трудно, но я не раздражалась – слишком хорошее «вчера» и прекрасное предстоящее «сегодня» ласкало чувства. Часам к двенадцати кот и вовсе перестал отходить от меня, просился на руки и громко мяукал. Я не увидела признаков того, что ему больно, и оставила на время дела, чтобы любимец мог подремать на коленях. Тёма продолжал свои песни целый час, в течение которого я успела выбрать из шерсти все самые противные колтуны. Кот не сопротивлялся, изнеженно моргая, но голова то и дело клонилась вниз, и в конце концов он уснул на диване. Погладив его напоследок ещё раз и шепнув в драное ухо, что люблю, я с легким сердцем пошла на кухню перебирать яблоки.

Бьёрн на обед не явился, но я не волновалась. Наверняка у него возникли какие-то личные дела, может быть, связанные с кораблем, или пришла весточка от друзей… В три часа я, наконец, смогла свободно вздохнуть, перекусила и отправилась в душ. Тёма всё ещё спал на диване. Все коты много спят, особенно когда им восемнадцать лет. Но что-то заставило меня подойти ближе, и, тронув впалое брюхо любимца, я поняла, что он не дышит.

Мирный, спокойный сон. Вот только вечный, и ничто уже не могло моего зверя разбудить. Я осела на пол, склонилась, вслушиваясь с надеждой, но холодная пустота доказывала, что кот ушел навсегда… Словно удар в живот – грубый и болезненный, от которого перехватило дыхание. Конец. Тишина.

Я гладила его, бормотала самые ласковые, самые значимые слова, но делала это для себя, надеясь найти утешение. Тёму было не вернуть. Он всегда дарил дому самое главное – пушистый уют, оставался до последнего мгновения моим верным другом, не был похож на других котов, о которых говорят – гуляют сами по себе. Удивительный, верный зверь, по молодости сражавшийся за кошек, тонувший, ломавший лапы, терявшийся, но всегда находивший дорогу домой. И вот он ушел навсегда, оставив только миски, фотографии и саму память.

Я долго сидела, ожидая, что он очнется. Я ждала, что он откроет глаза, мяукнет и, медленно и тяжело потягиваясь, пойдет на кухню, где непременно получит сметаны…

Я похоронила его под старой яблоней, о которую он любил точить когти. И не было в моей жизни тяжелее мгновения, чем нести невесомое, худое и облезлое тело, завернутое в мягкую ткань и уложенное в коробку из-под обуви. Даже когда умерла бабушка, я не чувствовала такой печали и не плакала так больно и так долго. Беззвучные слезы заливали сухую, раскаленную землю, и хотелось вернуть часы. Отсчитать время, снова коснуться. Снова ощутить жизнь…