За мгновение до мечты

Снаружи было солнечно, но прохладно и ветрено, и осенний сад улыбался. Трава стала желтой, клены покраснели, а рыжие пятна крыжовника спорили с оранжевой облепихой. Любима шла между нами, порой вцепляясь покрепче и повисая на руках. Этот новый способ передвижения приводил ее в неописуемый восторг. От заливистого смеха птицы звонче щебетали, и мне казалось, что лес хохочет вместе с нами.

– Ищё! Позазуста, ищё! Высе! – и снова мелодичная трель на весь сосновый бор.

Бьёрн оставил корабль на том же месте, что и прежде, и Любима тотчас принялась болтать, осматривая огромную птицу:

– Навица. Касивый. Больсе, чем у дяди Люна. Селенький. В звездочку. Окосецки. Много-много-много дылочек…

Мы не могли сдержать тихого смеха. Любима продолжала комментировать каждую деталь, и Бьёрн предложил нам подождать снаружи.

– Это чтобы вы подарок заранее не увидели.

– Ну, лядно, – вздохнула Любима. – Подоззём. Мама, ти видела коёсики?

– Это просто круги, они не для езды, – ответила я.

– А-а-а…

Она бегала кругом корабля, задирая голову, и вдруг остановилась, как вкопанная.

– Собака!!!

От этого вопля я чуть не растянулась на ровном месте – к Любиме вразвалочку бежало пушистое пухлое чудо с вишневыми глазками-бусинами и сияющей белой шерсткой. Щенок был крупным, и стало ясно, что из него вырастет нечто гигантское.

– Собака-а-а! Щинок! Мама, мама! Папа пивёл песика!

Она принялась наглаживать зверя, а тот, мотая хвостиком-морковкой, лизал ей ладошки.

– Это мне? Моя собачинька?!

– Да, – отозвался Бьёрн. – Твоя. То есть твой. По документам его зовут Аргус Коус Гранд Муар… или что-то вроде этого. Я называл просто Арги.

– Алги, – тотчас переиначила дочка. – Мозно нам поиглать?

Мы одновременно кивнули, и Бьёрн обнял меня за плечи.

– Ты не против?

– Да что ты! Я в восторге! Что за порода?

– Кулибес. Их еще называют «серебряными псами». Отличные няньки и грозные охранники.

Целый час новые друзья валялись в кучах влажных листьев, на пару «гавкали» и бегали по тропе. Хорошо, что я догадалась надеть на Любиму непромокаемый комбинезон. Потом щенок заметно устал, и у него начали заплетаться лапы. Я взяла по-прежнему белого песика на руки, Бьёрн взял большую сумку и Любиму, и мы отправились обедать.

В последующие дни счастья и забот стало намного больше. Арги наводил в доме жуткий бардак, жрал ботинки, копался в цветах и настырно лез в постель к Любиме. Щенок понравился всем, и, так как нас было много, мы всем скопом «воспитывали» его. Особенно строгой была Аврора, однако порой даже её сердце не выдерживало печально-просящего взгляда милого существа.

У Любимы появилась новая привычка: она отказывалась засыпать без папиной руки. Теперь вместо просмотра видео мы читали на ночь книгу, и разрешили упрямому Арги спать возле кровати маленькой хозяйки. Ему приходилось часто протирать лапы, а при первом купании искупались все – и Любима, и я, и Бьёрн, потому что неугомонный малыш постоянно отряхивался. Никогда бы не подумала, что от щенка может быть столько грязи!

А потом пришла зима, и пес, впервые увидевший снег, стал мега активным, прыгучим и заводным. Он быстро увеличивался в размере и сбрасывал щенячий пух. Мы изумленно смотрели, как на смену нежной шерстке лезет густое, жесткое серебро. Никогда не видела такого окраса! Он словно был опутан металлической канителью, и гавкал все более утробно, хотя по-прежнему не проявлял никакой агрессии. Бьёрн по утрам, когда Любима еще спала, занимался с ним дрессировкой, а вечером Арги учился понимать правила поведения в доме.

В начале зимы нас навестили родители, и, уж не знаю, как так вышло, но папа и Бьёрн сразу нашли общий язык. Мама же, поначалу подозрительно-вежливая, через несколько дней оттаяла. Никто не мог остаться равнодушным к тому, как Бьёрн заботился о нас с дочкой, сколь нежен и терпелив он во всем, что касается семьи. И даже когда Арги начал проявлять характер, супруг действовал не жестоко, и настойчиво и строго, требуя точно такого же подчинения и уважения, как на корабле. Мой бывший капитан…

Дедушка с бабушкой временно поселились в гостиной, и мы решили, что пора приступать к ремонту. Мун, Бьёрн и папа приводили мансарду в порядок, мама и Аврора занимались домом, а мы с сестрой «развлекали» детей. Часто все делалось вперемешку, но еще чаще я старалась быть с Бьёрном и Любимой. Казалось, стоит ненадолго их покинуть – и сказка исчезнет. А вдруг я жила во сне, и все испытания и радости были лишь мгновением ночи? Иногда от этой мысли мне становилось по-настоящему жутко, хотя мудрый внутренний голос и уверял, что жизнь реальна и постоянна.

К Новому году мансарда была готова. Теперь у нас с Бьёрном и у Авроры с Муном было по две комнаты: спальня родителей на втором этаже и детская на первом, и они соединялись выдвижными лестницами. Аврора предпочла остаться в своей комнате. Счастье было столь осязаемо и велико, что у меня порой срывало крышу. Особенно часто это происходило по ночам, когда мы оставляли дочку и Арги внизу, а сами поднимались наверх. В прохладной голубой спальне, под шепот снегов, на темно-синих шелковых простынях мы любили друг друга бесконечно, а порой безумно, и мне ничего не оставалось, как привыкнуть жить именно так, и не желать меньшего.

Новый год был особенно замечательным еще и потому, что прилетел Маррог, а следом за ним подтянулся Халли. Вот уж кого я была готова зацеловать, но Бьёрн, смешной в своей сердитой ревности, разрешил только одно объятие.

– Я думал Элиаса позвать, – хмыкнул терронец, – но не знал, как вы отреагируете.

– Наверное, я бы не стала его снова бить, – задумчиво сказала я, и мужчины рассмеялись.

Это был самый радостный праздник в моей жизни. Дом ходил ходуном от обилия гостей – пришли и дети, и старые мои подруги, и друзья Бьёрна и Муна, с которыми мы вечность назад ходили в клуб. Арги было нелегко – он не знал, кого облаять, а кого облизать, но тяжелее всего пришлось Ариэль: от обилия незнакомых лиц Луни стал плаксивым.

– Вы ни при чем, – заверила она ребят. – У него зубы лезут.

Никогда мне не позабыть этих дней! И дело было не только в воплях несчастного малыша, который мог в следующий миг уже улыбаться и гулить. Я ощущала некую энергию, которой прежде не было – мощную, непобедимую, благую. Думаю, это был коллективный поток, который создавал кругом дома надежное защитное поле…

А потом пришла весна, и дождями омыло все до единой старые раны. Мне казалось, что теперь-то всё уж точно будет замечательно, и, какие бы не ждали нас испытания, мы вместе со всем справимся. Луни учился вставать, Арги превратился в серебряную махину размером со слоненка, Любима пела песенки и с удовольствием заселяла кукольный домик жуками из сада… и тут к нам снова пожаловали нежданные гости.

Я выгуливала Арги в лесу – Любима и Бьёрн уснули после сытного обеда, и я не стала их будить. Хотелось размяться, подумать о хорошем в уединении, под шум ветра в макушках сосен. Я не сразу поняла, почему пёс зарычал, но, когда догадалась – напряженно застыла. По тропинке шел кто-то чужой: Арги всегда бурно реагировал на незнакомых людей, несущих новые запахи. На всякий случай я приказала псу сесть рядом и покрепче взялась за ошейник. Его рывки были могучи и неожиданны, но только не после команды, ее он знал на отлично.