За Москвою-рекой. Книга 2

— Не бойтесь, не такой уж я пропащий человек. Все будет хорошо, — заверил богомаз.

Борода достал нужные документы. Мотовилов дал расписку в получении аванса в счет будущей зарплаты. Прежде чем пуститься в дальний путь, он купил себе костюм, ботинки, летнее пальто, черную фетровую шляпу. Глядя на себя в зеркало, он расчувствовался, даже прослезился.

— О господи, неужели я опять становлюсь человеком! — воскликнул он и дал Юлию Борисовичу клятвенное обещание, что поручение музея выполнит. И действительно, дней через двадцать Мотовилов вернулся из командировки и привез с собой восемнадцать редчайших икон. Некоторые из них были частично испорчены. Возник вопрос о реставрации.

— Я сам займусь этим, вы только достаньте мне краски и набор кистей, остальное моя забота.

Бывший богомаз был оживлен, много рассказывал о виденном на Севере и, как ни странно, стал меньше пить. На его документы никто не обратил внимания, по крайней мере об этом не было никакого разговора.

Закончив реставрацию некоторых икон, Мотовилов снова поехал на Север и на этот раз привез двадцать две иконы, одну из них, по его мнению, работы Рублева.

— Захожу в плохонькую церковь и не верю глазам, — рассказывал он, — гляжу — висит на алтаре вот эта почерневшая от времени икона. Я сразу смекнул: Рублев, по манере письма узнаю. Разумеется, никому ни слова. Вечером с попиком изрядно выпили, конечно за мой счет, поговорили о духовном и подружились. Наутро я попросил попа подарить мне на память о нашей встрече вот эту маленькую икону. Поп с готовностью выполнил мою просьбу. И еще много работ я у него купил. Вы поглядите, что за иконы, им цены нет.

Спустя примерно два месяца, когда реставрация второй партии икон подходила к концу, Борода сказал Юлию Борисовичу, что нашел надежное место, куда можно переправить иконы, и дал адрес какой-то Софьи Павловны. Юлий Борисович поехал к ней для предварительного знакомства. Поседевшая, с трясущейся головой старуха, несмотря на свои годы, была еще сравнительно бодрой. Соображала она хорошо. Жила в отдельной двухкомнатной квартире у Сретенских ворот. Софья Павловна сообщила, что до революции они занимали весь дом, потом этаж, а после смерти ее мужа, дворянина и директора коммерческого банка, оставили ей эти две комнаты. «Слава богу, что хоть так. Могли вовсе выбросить на улицу, как делали новые власти со многими хорошими семьями», — сказала она.

Юлий Борисович хорошо помнил, как они с бывшим богомазом упаковали иконы в ящики, потом он на «пикапе», предоставленном в его распоряжение Соломоном Моисеевичем, перевез ящики к старухе, собственноручно развесил иконы в красном углу спальни. Перед иконами зажгли лампаду. С десяток икон, не разместившихся на стене, спрятали за массивным дубовым шкафом. По окончании работы старуха перекрестилась перед новыми иконами, шепча молитву.

Мотовилов уехал на Север в третий раз. Там он простудился, вернувшись в Москву, заболел двусторонним крупозным воспалением легких. Здоровье его ухудшалось с каждым днем. Заметив это, Юлий Борисович под разными благовидными предлогами забрал у него все документы с бланком несуществующего музея, вывез все оставшиеся у него иконы и, оставив Мотовилову немного денег, забыл о его существовании. Скоро он узнал от Соломона Моисеевича, что бывший богомаз умер.

— Нам везет, — сказал Борода. — Со смертью богомаза исчезла всякая опасность разоблачения… Хороший был старик, царство ему небесное, — поработал на нас безропотно, достал семьдесят восемь ценнейших икон. Лично я не дал бы за них ломаного гроша, но мы заработаем на иконах сотни тысяч рублей.

— Как вы думаете, Соломон Моисеевич, старуха со Сретенки надежная? — спросил Юлий Борисович.

— Абсолютно. Вот где она сидит у меня. — Борода разжал кулак. — Старая ведьма даже пикнуть не посмеет, не бойтесь… Половина дела сделана, товар у нас. Теперь предстоит найти покупателей. Не посредников, а настоящих. С какой стати давать кому-то зарабатывать. Да, Юлий Борисович, все забываю спросить: вы знаете иностранные языки?

— Немного. В школе учили французскому, а в институте английскому.

— Купите учебник английского разговорного языка и занимайтесь. Пригодится!..

Это было последнее, о чем вспомнил Юлий Борисович, засыпая под утро.

12

В коридоре фабрикоуправления на доске висел приказ директора комбината о премировании инженера-конструктора Косарева Л. И. месячным окладом. Проходящие мимо читали приказ, улыбались, словно перед ними стоял сам живой Леонид. На комбинате его любили, добродушно подтрунивали над тем, что отныне он не просто конструктор, а инженер-конструктор, хотя всем это нравилось, — звучало как-то весомо, солидно.

Телефон у Леонида трещал целый день, — его поздравляли цеховые работники, инженеры, мастера, рабочие, желали ему всяческих успехов. Мастер Степанов пожелал ему хорошую жену и полдюжины ребятишек, чтоб было куда девать деньги. Сам Степанов заливался соловьем у телефона. «Ну, скажи, пожалуйста, куда бобылю девать деньги? Разве пойти в забегаловку и раздавить с дружками пол-литра на троих… Нет, Леня, я серьезно, послушай ты моего совета: женись, сам себе жену выбери, пока какая-нибудь красотка не заарканила тебя. Не дадут ведь такому видному парню, как ты, долго ходить в холостяках. Факт, не дадут. Позови нас на свадьбу, мы уж, помня твои заслуги перед отделочниками, не постоим за подарками».

— Обязательно позову, тем более что подарки обещаны, только, чур, простого ничего не дарить, — ответил Леонид и повесил трубку.

«А ведь и на самом деле — пора честно и серьезно поговорить с ней, — подумал Леонид. — Где я найду лучше и красивее жену, чем она? Теперь-то я знаю, что не безразличен ей… Допустим на минутку, что Муза согласится стать моей женой. А куда я ее поведу? Разговоры о том, что с милым и в шалаше рай, — пустое. Не могу же я предложить ей половину комнаты и диван со скрипучими пружинами? Есть, правда, другой выход. Перебраться к ней… Нет, на такое я не соглашусь: мужчина должен привести жену к себе домой!..»

Только к пяти часам Леонид вспомнил, что нужно получить деньги, и побежал в контору. В коридоре он столкнулся с директором и счел необходимым поблагодарить его.

— Алексей Федорович, я очень признателен вам за премию, — сказал он и хотел было пройти мимо, но Власов взял его под руку и затащил к себе в кабинет.

— Садись, Леонид, рассказывай, как у тебя идут дела? — Сам Власов был в прекрасном настроении.

— Идут помаленьку, — ответил Леонид, садясь в кресло, — чертежи монорельса, за исключением второстепенных узлов, готовы. К концу месяца сдадим чертежи и на детали всех процессов малой механизации. Мои помощники, студенты, толковые ребята и работают на совесть.

— Очень хорошо, — сказал Власов и спросил: — Как у вас дома дела?

— Алексей Федорович, я снова пользуюсь случаем, чтобы сказать вам: мне нужна квартира!

— Я же обещал тебе на будущий год…

— А если я не могу ждать целый год?

— Жениться, что ли, собрался?

— Хотя бы и так…

— Год — срок небольшой: если любит, подождет. Показал бы нам свою девушку.

— Давайте квартиру и приходите на свадьбу.

— Хитрый какой!..

По дороге домой Леонид зашел в гастроном, накупил закусок, вина, торт, пирожных и конфет для детей. Дома разложил покупки на столе. Милочка ахнула.

— Ну, купец Иголкин явился! Зачем было тратить столько денег?

— Затем, чтобы доставить своей бесценной сестре и ее одаренным младенцам радость!

— Разбогател?

— Ты можешь гордиться своим братом: его гениальные мысли претворяются в жизнь и принимают форму материальных ценностей. Принимая во внимание его необыкновенную скромность и легкоранимую натуру, общество воздерживается от воздания ему особых почестей и вместо этого вознаграждает премией в размере месячного оклада, но, учитывая его вклад в общее дело прогресса текстильной промышленности, в частности успехи камвольного комбината, дают ему еще пол-оклада. Надеюсь, я выразился предельно ясно?