За пригоршню астрала

— Две трети от пятисот получается бесконечная дробь, — подумав, возразил Толик, мучительно пытающийся отгадать, почему это Дима нынче такой несговорчивый.

— Лучше бы ты сказал, что у тебя припрятаны неопубликованные дневники Гурджиева. Круче бы слупили. Впрочем, сев на елку, по Деду Морозу не плачут. Округлим в большую сторону, — надменно пожал плечами Дима. Деньги его интересовали постольку-поскольку. Поскольку могли оказаться в его кармане.

— А вдруг она бы спросила имя-отчество этого… Буржуева?

— Редактору настучу, — пригрозила Наташа. Все-таки ей было обидно, что она выпала из разговора. Она относилась к девушкам, не привыкшим оставаться без внимания.

Зазвонил телефон. На АОНе нарисовался номер, и Наташа, брезгливо косясь на пыльную пишущую машинку, вернулась к секретарским обязанностям.

— Редакция газеты «Третий глаз», добрый день… Да… Ну, что вы… Увы, нет… Нет, спасибо, кольца, даже старинные, нас не интересуют. Мы не ювелирный магазин… Девушка, если вы продавать не собираетесь, то зачем вообще звоните?.. Написать о нем?.. Нет, боюсь, наших читателей это не заинтересует. Вообще-то, деньги нужны всем, не только вам… — Красивая белая рука Наташи карандашиком машинально чиркала на бумаге циферки с АОНа. — Девушка, поймите меня правильно: если бы вы собирались сообщить общественности про заговор сатанистов, или как у вас полтергейст налоговую инспекцию испугал, или, еще лучше, про лягушек-мутантов размером с собаку, типа они в канализации поселились… Дослушайте меня и не обижайтесь. То, что ваша семейная реликвия в темноте светится, никому не интересно… — Наташа отняла трубку от милого розового ушка и с грустью сообщила Диме и Толику: — Трубку бросила. Все-таки обиделась.

— Мне двести, тебе триста, талант должен быть голодным, — предложил Толик Диме. — А про лягушек в канализации мы две недели назад писали. — Говорил он торопливо, словно боясь, что его не выслушают до конца.

— Вчера тоже одна звонила, у нее старинные часы шли сто лет и вдруг остановились, — зачем-то поделилась первая девушка редакции.

Конечно, Дима предпочел бы, как в поговорке, миллион и королеву, но сегодня, видимо, был не лучший день и следовало довольствоваться предложенной суммой и потенциальной Наташей. Наташа правильно прочитала Димин взгляд и равнодушно сложила губки в тонкую линию. Предельно аппетитные, следует подметить, губки. За ней ухлестывали и сам редактор, и один мальчик с Валютной Биржи, и один широко известный белый маг, и помощник депутата, жаль, скоро новые выборы…

— Дмитрий, вот вы где, негодник! — В кабинет вплыла дородная дама, гремя рядами бус, как елка, — вокруг которой пляшут взрослые подвыпившие дяди, — стеклянными шарами. Полные губы поджатыми уголками должны были объяснить журналисту, что неприлично заставлять даму его искать. Отягощенный двумя перстнями короткий палец с облезлым маникюром нацелился Диме в грудь.

В закрываемую дверь проскользнул обрывок коридорного разговора:

— А обещали Конец Света!

— Обещанного три года ждут!

— Галина Алексеевна, мы же с вами на четыре договорились, — скорчил недовольную гримасу попавшийся Дима. Эквилибрист пера и ас слоганов, он нагло позволял себе обходиться с заказчиком на равных. Ведь в конечном счете от его гения зависело, что произойдет с целительницей в следующем номере «Третьего глаза». Вступит ли она в неравную схватку с сектой сатанистов и вызволит из их лап заблудшую многодетную мать; подскажет ли многодетной семье, где в огороде дедушка перед кончиной зарыл акции мясокомбината «Самсон»; спасет ли талантливую пятилетнюю девочку-пианистку от неизлечимой хворобы — младшенькую в многодетной семье.

— Дмитрий, народная медицина ждать не может, — кокетливо родила сквознячок ресницами дама. И этот сквознячок должен был означать, что делу время, а секретаршам — час. Пусть и таким смазливым. Хотя, если присмотреться, ничего особенного.

— Куда?! — возмущенным окриком пришпилила Наташенька к месту намылившегося ускользнуть Толика. — Ты это барахло мне на добрую память оставил? — Она правильно поняла ухмылочку дамы: у женщин свои секреты. Но враждовать с рекламодателями себе дороже.

— Народная медицина в прошлый раз «рыженькую» поленилась доплатить, — недвусмысленно напомнил Дима и отчужденно отвернулся к окну. Взгляд Димы невольно выцепил встречный взгляд из здания напротив. Старый вахтер дожидался, когда редакционные девушки, оставшись одни, начнут переодеваться.

— Я действительно лучше от руки, на желтой бумаге, — вяло махнул ладошкой Толик — дескать, оставьте меня в покое. И забормотал, чтоб не забыть: — Буржуев, Буржуев, Буржуев… — поправлять его не стали — бесполезно. Славился Толик в редакции талантом перевирать фамилии, даты и заголовки. Наивысшим спортивным достижением верстальщика был «День святого Огурея» вместо «Андрея». Молодая корректорша по робости исправлять не рискнула. Потом читатели долго донимали редакцию письмами с наказами поведать о загадочном празднике поподробней и растолковать, можно ли в этот день не поститься.

— Верни ее на место! — Наташа всерьез испугалась, что машинка так на ее столе и останется.

— Дык она ж тяжеленная! — бросил через плечо и искренне развел руки Толик. Ему хотелось уйти просто и достойно. Cлушать препирательства журналиста и клиента ему не хотелось. Потому что «рыженькая» его не касалась. Вот если бы Галина Алексеевна обратилась лично к Толику, например с просьбой сделать ее помоложе на предназначенной для публикации фотографии, или добавить что-то такое демоническое во взгляде…

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — Галина Алексеевна постаралась выдохнуть пословицу как можно обольстительнее. Сто рублей для нее были не деньги, но и с не деньгами она не привыкла легко расставаться.

— Никто не забыт, и ничто не забыто, — Дима хитро улыбнулся Галине Алексеевне.

Кровь прилила Наташе к щекам, от чего блондинка стала еще краше. И каждое ее слово наполнилось весом:

— А я вот забуду в ведомость по зарплате твою фамилию включить…Ну-ка, живо!

— Давайте будем считать, что я вам их должна, — предложила народная целительница, покидая центр кабинета, чтобы пропустить Толика к пишущей машинке.

— Ну и язва ты, Наташка! — проворчал верстальщик, в рывке принимая груз на вытянутые руки.

— Бог в помощь, — ангельски улыбнулась секретарша. Как умела улыбаться только она.

Раскрывшаяся дверь впустила свежую порцию коридорного диалога:

— А где народ?

— Народ в биополе.

Следующий посетитель кабинета — жилистая старуха с шустрыми глазенками, проявив живой интерес, посмотрела сначала на ходящий ходуном стул, потом на водружающего машинку на шкаф Толика. Прикинула в уме, безопасно ли будет сейчас пройти мимо шкафа и предпочла сначала позволить завершить процесс водружения.

Стул выдержал и второе посягательство. А когда обиженный тем, что его заставили работать, Толик громко хлопнул дверью, бормоча, чтоб не забыть: «Дружинин, Дружинин, Дружинин…», чутких ушей старухи достигла Димина фраза:

— Я еще сильнее зауважаю народную медицину, если БЕЗ ФОКУСОВ получу причитающееся мне…

— Димка, черт щербатый, — весело окликнула старушка корреспондента, не дав тому закончить речь. — Садись про меня байку мозговать, хватит лоботрясничать!

— Здрасте, Тома Георгиевна!