За речкой

— Да, товарищ лейтенант? — Миронов в своей манере вопросительно приподнял бровь. — Что вы хотели?

— Я… Я думаю, — нерешительно продолжил замполит, — что вам нужно прислушаться к товарищу Селихову.

— Да? И почему же?

— Я считаю, Александр прав в своих суждениях. В кишлаке действительно есть те, кого ещё можно спасти, — уклончиво ответил замполит. — И если товарищ старший лейтенант Муха и его люди действительно способны на это, то вы должны помочь.

Миронов не отвечал. Только задумчиво посмотрел на Бледнова.

— Я служу тут давно, — продолжил Бледнов. — И да. Тут действительно полыхает. И с этим надо что-то делать.

Когда Бледнов докончил, в землянке стало тихо. Эта тишина, словно плотный, спёртый воздух, окутала всех нас. Усугубила гнетущий момент ожидания, что повис над нами, словно какая-то опасность.

Все ждали, что скажет капитан Миронов.

Глава 27

— Вам легко говорить такие решительные слова, — сказал Миронов наконец. — Но завтра утром вы не пойдете в кишлак. Я не хочу вас обидеть, товарищ Бледнов, но вы не будете шагать по тамышним дорогам и ждать пули в спину. А мы — да.

Капитан посмотрел на нас с Мухой и Волковым с какой-то тоскливой горечью во взгляде. Потом закончил:

— И мне кажется, что мы рискуем еще больше, если возьмем вас, дорогие товарищи, с собой.

— Я часто бываю в кишлаке, — вдруг сказал Бледнов. — Если позволите, могу пойти и завтра. Вместе с вами.

Миронов вопросительно глянул на замполита.

— Часто бываете? И что ж вы делаете там? Ведете агитацию?

Я заметил, что Бледнов явно растерялся. Потому что оживился. Зрачки его суетливо забегали, он кашлянул.

— Так точно, товарищ капитан. Агитацию. Но так, по-мелочи. Это моя чисто личная инициатива. Кому-то книжки раздаю. С кем другим поговорю. Поспрашиваю, как идут дела.

— И к вам относятся вполне дружелюбно? — В голосе капитана прозвучало явное сомнение.

— Меня там знают, — поспешил ответить Бледнов. — Знают, что рядом застава стоит. Потому и не трогают. Да и хожу я туда только днем. Стараюсь не соваться куда не просят.

Миронов снова задумался.

— Знаете, что я думаю, товарищ капитан? — спросил я.

Капитан, опустивший было взгляд, тут же посмотрел на меня.

— Вы можете нас не брать с собой. Можете взять. Решать вам. Но вот что я скажу: если мы пойдем вместе, у нас будет хоть и небольшой, но все же шанс узнать что-то про проповедника. Но с другой стороны, далеко необязательно, что наше отсутствие станет тем обстоятельством, которое убережет вас от местных. Если уж они решат напасть, то нападут. Повод у них теперь имеется в любом случае.

Миронов вздохнул. Он думал долго. Долго молчал. Потом, наконец, выдал:

— Ну что ж. В ваших словах, товарищ старший сержант, есть определенная логика. Прискорбная, но все же логика. Хорошо, — капитан хлопнул по колену. — Если вы настаиваете, я возьму вас.

Муха зыркнул на меня. Потом сказал капитану:

— Спасибо. Ваша помощь неоценима.

— Как раз-таки оценима, — улыбнулся Миронов. — У меня есть несколько условий. И если вы хотите пойти с нами, вам придется их выполнить.

Афганское солнце жарило как надо. В лагере ПЗ-1 было пыльно и шумно. В одной из землянок гудел генератор.

Несколько БТР въезжали через КПП на территорию заставы. Насколько я понял, это командир заставы вернулся из своего рейда.

Шагая через территорию, мы с Волковым и Мухой наблюдали за тем, как бойцы принялись спрыгивать с пыльной брони своих машин. Командир заставы — молодой, но матерый старлей, отрастивший себе на удивление густые усы, принялся раздавать указания.

— Без оружия? Идти без оружия? — пробурчал возмущенный Волков. — Да это глупость какая-то! Это все равно как в стан к врагу с голой жопой!

— У них есть отделение охраны, — сказал Муха. — Лучше чем ничего. Да и застава недалеко. Если что — сдюжим.

— А как же это его «сначала помощь потом допросы»? — снова возмутился Волков. — Он хочет, чтобы мы весь день помогали им разворачивать киноаппаратуру и раздавать гуманитарку! А когда же мы нашим делом займемся? Под вечер? Ночью? Когда нам любой проходящий мимо афганец может нож под ребро сунуть?

На это его возражение Муха не ответил.

— Кажется, нам сюда, — сказал я, указывая на шишигу с покрытым пологом тентом.

Машина стояла к нам задним бортом, и мы сразу увидели копашащегося у ее колес старшего сержанта.

Сержант был немолод. Это оказался мужчина лет тридцати пяти или сорока. Невысокий, худощавый, он носил помятую гимнастерку, брюки гражданского кроя и очень пыльные кирзачи.

А еще у него было обветренное, веселое и очень умное лицо, на котором красовались большие очки с толстыми линзами. Под ними я заметил хитроватые, немного насмешливые глаза.

Старший сержант, увидев, что к нему приближается офицер в нашей компании, выпрямился от деревянного ящика. Утер лоб рукавом.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — сказал он, показав желтоватые и кривоватые зубы в широкой, совершенно искренней улыбке. — И вам не хворать, братки! Значит, вы будете мне ассистировать на завтрашнем киносеансе?

Мы остановились под шишигой.

Несмотря на то, что старший сержант даже не думал отдавать офицеру честь, Муха не изменил хмурого выражения своего лица. Только сухо спросил:

— Как ваша фамилия?

— Ох! Да где ж мои манеры?! Извиняйте, товарищ старший лейтенант!

Мужчина торопливо отер грязноватые руки о не менее грязноватую гимнастерку. Без всякой задней мысли протянул Мухе пятерню.

— Сухарев я. Николай Палыч. Старшим водителем записан, а по-правде работаю тут за киномеханика. Киноаппаратуру туда-сюда катаю. Обслуживаю, если что не так. Кино ставлю.

Муха, несмотря на некоторое «понебратство» солдата, спокойно пожал ему руку. Волков помедлил, косясь на грязную ладонь. Но потом и он поздоровался.

— Я тут все один-один. Нету у меня помощников. А ящики-то тяжелые, — он протянул руку и мне, и я пожал его грубую, толстопалую пятерню. — А спина-то у меня не казенная. Вон, поручил мне командир проверить звуковые колонки.