За семью замками. Снаружи

Но она просто не успела — Костя посмотрел на неё.

— Вам с Максом надо будет уехать, Замочек. К Поле. Договорились? Вы поладили, как я понял. Вот отдохнете.

Костя начал в приказном тоне, а закончил будто шутливо. Будь Агата более безразличным, менее тревожным человеком, могла бы даже обрадоваться, но вместо этого замотала головой.

Костю это явно разозлило. Он блеснул глазами и снова сжал челюсти, но сдержался — сплеча не рубанул.

Снова взял паузу, сложил речь в голове сначала…

— Так надо, Агат. Поверь. Пожалуйста…

— Я никуда не поеду, если ты мне не объяснишь…

И пусть Агата не сомневалась в искренности его призыва поверить, ей эгоистично важно было знать, от чего он хочет их с Максом спрятать. Потому что она там же с ума без него сойдет…

Костя снова колебался, Агата просила глазами быть честным. В итоге, кажется, победила. Дальше он говорил, кривясь, пересиливая себя:

— Твой благодетель хотел, чтобы я использовал в кампании информацию о случившемся в банковском отделении. Ты, думаю, и без меня это понимаешь. Он очень обозлен на лояльных к подобному людей. Это нормально. Это человечно. Но я этого не хотел. Мне важно, чтобы Вышинский издох за всё, что сделал. Но я не хочу, чтобы в этом участвовала ты. Поэтому информация оставалась в тайне. Сегодня он её слил. Ты про Здравый смысл слышала?

Агата кивнула.

— Они выкатили «расследование». Там звучит твое имя. И то, что ты Гордеева, там тоже озвучено.

Бегавшие по телу мурашки предчувствия в тот момент словно обзавелись шипами. Ощущения стали для Агаты болезненными. Ей захотелось обнять себя руками. Она внезапно почувствовала свою же дрожь.

— Всё хорошо, Агат.

Что-то из этого наверняка отразилось на лице, потому что Костя поспешил успокоить.

Снова протянул руку, делая шаг к Агате.

Агата же зачем-то снова отступила…

Оба это заметили. Оба вскинули взгляды. Она ему доверяла. Полностью и безоговорочно. Но инстинктивно продолжала всего бояться. Особенно сейчас.

Он не зря ушел из детской. Не зря злился и не хотел рассказывать. Для Агаты это — страшно. Наверное, один из самых больших ужасов.

Потому что наверняка найдутся те, кто её осудит, а она не сможет справиться с неконтролиемым желанием защищать себя. Захлебнется в осознании, что защитить себя невозможно, когда тебя травят. Её когда-то уже травили. Она больше не сможет.

Пользуясь ее замешательством, Костя все же подошел. Обнял не сильно, но ощутимо. Его тоже потряхивало, но он старался быть аккуратным. Прижался своей щекой к ее щеке, гладил, смотрел, скорее всего, в дверь так же сквозь, как Агата смотрела сквозь в окно…

— Поверь, это поутихнет. Поначалу будет сложно, но со временем ты перестанешь интересовать так сильно…

Костя говорил, Агата пыталась кивать, пусть сама и не представляла, как пережить это «поначалу».

— Поедете с Максом к Поле. Побудете там. Боя возьмешь. Я прилечу после выборов. Хотя бы на пару дней. Это полгода, Агат. Я думаю, полгода нам хватит…

И если первую часть Костиной речи Агата продолжала кивать, то услышав «полгода» сначала замерла, а потом замотала головой.

Потому что полгода без него — ещё страшнее. Наверное, страшнее всего на свете.

Она чуть отстранилась, посмотрела в мужское лицо. Он был нахмурен. Она — по-особенному решительной.

— Я от тебя никуда не поеду.

Сказала убежденно, получила в ответ усталое «Агат» и сомкнутые на пару секунд веки. Просто, чтобы не метать стрелами в неё. Упрямую. Глупую. Бесяче любимую что ли…

— Это не обсуждается, Агат.

Костя попытался настоять, Агата уперлась в его грудь жестче, так же жестче посмотрела в глаза и задала вопрос, который задавать нельзя.

— Мы семья?

Потому что бить его принадлежащими ему же словами — подло. Но на войне все средства хороши. А она от него никуда не уедет.

— Агата…

Костя умел быть красноречивым, но и в одно только обращение вложить максимальный смысл тоже умел. Там была и усталость, и просьба, и желание не спрашивать — просто сделать, как сам считает нужным. Как уже однажды сделал. И они же оба знают, что ему всё под силу. А она… Побесится и простит.

— Мы семья, Костя? — Агата повторила, делая ударение на каждом слове. Костя выдохнул, сдаваясь.

— Дурында, блин.

Сказал, преодолевая сопротивление, вжимая с силой в себя.

— Начнется пиздец, Замочек. Лютый пиздец…

И пусть тогда Агата не понимала, что Костя имел в виду, но со временем всё встало на свои места.

Слитая следователем информация действительно сработала бомбой. Подробности эпизода, который произошел в одном провинциальном городе двенадцать лет назад, спровоцировали разрыв гнойника.

В первый вечер после опубликования разговоры о «том самом видео» передавались людьми друг другу как какая-то немного постыдная тайна, к которой не знаешь даже, как относиться. Все смотрели. Все молчали. Все чувствовали дискомфорт, но не могли четко сформировать для себя же, что с новым знанием делать. Кому верить. Куда идти. И стоит ли…

Но это — до первой поднесенной к разлившемуся бензину спички. Её зажег какой-то лидер мнений, запостив расследование с комментарием в соцсети. Дальше постили уже все. Со своими историями. Своей болью. В сеть. В эфиры. Из административных и режимных зданий на улицы полилось то дерьмо, которое годами усиленно прятали. Оказалось, что «вспомнить всё» — абсолютно исполнимая миссия. Особенно, когда каждому есть, что вспомнить.

Все, включая Агату, понимали, что у Кости есть два выхода: уйти со сцены и образовать дыру, в которую моментально ворвется кто-то другой, или взлететь на гребне.

Все, включая Агату, понимали, что Костя сделает второе.

Мечтавшая всю жизнь остаться как можно более незаметной для людей, чтобы не ранили, Агата вдруг стала их символом.

Примером человека, единственный шанс выжить которого — это взять в руки оружие и выйти против власти, которая призвана защищать каждую из вверенных ей жизнь.

Призвана, но не защищает. Призвана, но готова жертвовать. Не собой и не своими детьми, а чужими. Кто-то делает это сам. Кто-то выражает к этому толерантность. Но итог у обоих действий один — признание факта, что никто не может чувствовать себя безопасно в стране, в которой под видом порядка творится легализированный беспредел.

Когда-то Агата потянулась за пистолетом, чтобы отвоевать свою жизнь. Сейчас накал в воздухе был другим: каждый чувствовал, что малейший чирк — и оружие возьмет каждый. Это понимали все. Все будто замерли, не рискуя сделать тот самый последний шаг. Все ждали выборы. Потому что выборы — лучше революций. Если они честные.