За спиной

Так что эти воспоминания по-прежнему никуда не девались. Как и гнев. Этот чистый, всепоглощающий подростковый гнев, достаточно жаркий, чтобы испепелить солнце.

В тот день на ней была футболка с надписью Viva La Vida – названием песни группы «Колдплей». Та, что она раздобыла на концерте. Джемма это помнила, поскольку просто обожала эту футболку. И после того дня больше никогда ее не надевала.

А еще она хорошо помнила тот запах. В школьном туалете стоял…

…характерный отчетливый запах, и от этой смеси хлорки и приторно-сладких духов Тео всегда хотелось задержать дыхание. Она старалась сводить свои посещения школьного туалета к минимуму, но некоторые вещи все-таки неизбежны. Особенно после того, как с утра первым делом выпиваешь два стакана яблочного сока.

Тем не менее справилась она оперативно, меньше чем за пару минут, стараясь дышать коротко и неглубоко.

А когда вышла из кабинки, то увидела, что они ее уже поджидают – Виктория и ее подруги, плотно скучковавшиеся перед дверью. Их намерения были очевидны. Конечно, девчонки частенько ходят в туалет вместе, но обычно при этом не стоят кучкой, скрестив руки на груди, с самодовольными улыбками на лицах.

Тео быстро отвела взгляд. Как будто, если не смотреть им в глаза, они оставят ее в покое. Расположились они между ней и дверью, поэтому она сделала шаг к раковине.

Донна сдвинулась влево, преграждая ей путь.

– Что? – спросила Тео, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Хищники чуют запах страха.

– Кто-то нарисовал меня и выложил рисунок в Сеть, – произнесла Виктория звонким ангельским голоском. – Выложил, чтобы и мои друзья, и Зейн со своими друзьями его увидели. Ты случайно не знаешь, кто это нарисовал, Прыщавка?

Под Прыщавкой понималась Тео, естественно. Как и еще под несколькими подобными прозвищами, одно другого гадостней.

– Я не собиралась никому его показывать, – пробормотала Тео. – Прости.

Не было смысла отрицать, что это она нарисовала этот, с позволения сказать, портрет. Все знали, что она рисует карикатуры. Ее стиль был очень узнаваем. И это изображение Виктории явно принадлежало ей.

Тео так и обмерла, когда увидела его в одном из неофициальных школьных чатов. Она сделала этот набросок в порыве злости, после того как Виктория высмеяла ее на уроке физкультуры, в очередной раз пройдясь по ее прыщам. Рисунок был совершенно непростительным, если не сказать больше. У Тео был талант подмечать и подчеркивать недостатки. Крошечное пространство между передними зубами Виктории увеличилось до размеров каньона. Оттопыренные уши – из-за которых, как знала Тео, та всегда переживала – превратились в огромные лопухи. Девичьи груди, и вправду довольно полные, раздулись так, что вот-вот лопнут. Потом Тео скомкала рисунок и выбросила его в мусорную корзину. Но кто-то все-таки потрудился вытащить его оттуда и поделиться ее талантом со всеми.

– Прости? – передразнила Виктория Тео, придав голосу плаксивые нотки.

– Послушай, Вик, я не…

– Не называй меня Вик! – рявкнула Виктория.

Вик было ее прозвищем, когда они были маленькими девочками. Когда были лучшими подругами. Пока жизнь не вмешалась и не развела их в разные стороны. Если Тео и надеялась заставить Викторию припомнить те времена, то этим надеждам явно не было суждено сбыться. Виктория позволила маске холодного спокойствия упасть с лица, и Тео увидела, насколько она на самом деле зла – зубы стиснуты, все тело дрожит, щеки красные… Наверняка по-настоящему взбесил Викторию тот факт, что этот рисунок увидел Зейн, ее парень. Даже когда они были маленькими, она всегда очень трепетно относились к тому, какими глазами смотрели на нее мальчики.

Обычно Виктория довольствовалась просто всякими обидными прозвищами. Или замечаниями, брошенными шепотом ее подругам и сопровождавшимися ехидным хихиканьем, когда Тео проходила мимо по коридору. Но Тео пришло в голову, что на сей раз Виктория действительно может причинить ей боль. Не к этому ли все шло? К девчачьей драке в туалете с дерганьем за волосы и царапаньем ногтями?

Тео рванулась было к двери, но была тут же схвачена.

– Знаешь, – произнесла Виктория дрожащим от ярости голосом. – Прыщи появляются, когда… э-э… Это из-за грязи. Тебе следует помыть их. Твое лицо, в смысле.

У Виктории наверняка имелось остроумное, язвительное оскорбление, заготовленное заранее. Наверное, она отрепетировала его перед зеркалом. Но сейчас, в гневе, слова прозвучали совсем не так, как надо. Это не имело значения. Основная идея была ясна.

– Нет! – Тео сопротивлялась, когда ее потащили обратно в кабинку.

Она пнула Донну в лодыжку, и та хрюкнула от боли, но не отпустила ее. Они заставили ее опуститься на колени – Тео почувствовала, как влажный пол пропитывает ее брюки. Чью-то руку у себя на затылке. Толкающую ее вперед, все ближе и ближе к унитазу. К коричневым потекам на белом фаянсе. Вода в унитазе подернулась рябью, когда ее лицо приблизилось к ней. Она стала вырываться сильнее и взвизгнула.

Тут кто-то наклонился вперед и спустил воду. Вокруг нее забурлила вода, забрызгав лицо, волосы, рубашку. Тео как можно плотнее закрыла глаза и сжала рот, чувствуя брызги у себя на губах.

Удерживающие ее руки разжались. Она резко вскочила и вихрем развернулась, вытирая воду с лица, слепо моргая, с колотящимся сердцем и стиснутыми зубами. Виктория выставила перед собой телефон, явно снимая происходящее.

– Ты гребаная сука! – истошно выкрикнула Тео.

Они не выглядели победителями. Донна была бледна. Губы у Виктории дрожали, как будто она вот-вот расплачется. Две другие девицы не смотрели Тео в глаза. Но Виктория продолжала крепко держать телефон в руке.

– Я убью тебя, Виктория! Просто подожди. Я убью тебя, мать твою!

Виктория убрала телефон. Открыла было рот, как будто чтобы что-то сказать, когда Тео бросилась на нее. Донна обхватила ее и прижала к двери кабинки.

Виктория отступила на шаг.

– Ладно, пошли.

И все они убрались в коридор, закрыв за собой дверь. Тео стояла, дрожа, с ее волос капала вода. Она хотела их всех убить. Она хотела умереть.

…Джемма сморгнула, отгоняя это воспоминание. Руки с переплетенными пальцами были у нее крепко сжаты, зубы стиснуты. Она все еще чувствовала это, даже спустя столько лет – то унижение. Отвращение. Сколько раз она помыла голову, когда вернулась домой? И все равно не чувствовала себя чистой. Извела целый флакон зубного эликсира, чтобы прополоскать рот, и все равно представляла, как микробы из унитазной воды, из этих коричневых потеков, осели у нее на ее губах, языке, зубах. Футболка, ее любимая концертная футболка, отправилась прямиком в мусорное ведро.

Тео тогда отпросилась с уроков, сославшись на боль в горле. Дома она лежала в постели, вновь и вновь прокручивая в голове те моменты. Основное действо длилось не более нескольких секунд, но в ее сознании оно превратилось в долгие минуты, а затем и в часы – унитазная вода омывала ее лицо, поднималась к шее, заливалась в рот… Иногда Тео думала, что никогда больше не вернется в школу. Закончит учебу дома. Если никуда не выходить, то можно избегать встреч с этими людьми до конца своей жизни. А иногда представляла, как, окончив школу, станет успешной художницей – знаменитой, богатой. И, вернувшись в город двадцать лет спустя, увидит, что Виктория стала толстой неряхой, живет в трейлерном парке, замужем за пьяницей…

Через два дня Тео увидела в том же чате, где был размещен рисунок, видео и фотографии. На видео она поднималась от унитаза – с мокрым лицом, отплевывающаяся, жалкая. А на фотографиях запечатлена с головой, опущенной в унитаз. Подпись гласила: «Прыщавка получает столь необходимый уход за лицом».

И ее фантазии стали намного мрачнее.

Глава 8

Джемме обычно нравилось встречаться с Барбарой вне работы. Но прямо сейчас нервы у нее были на пределе. Поэтому ей было трудно увидеть все то, что она обычно любила в Барбаре – ее врожденную жизнерадостность и доброту, а также то, как та умела поддерживать беседу. Вместо этого Джемма постоянно обращала внимание на то, насколько громко звучал голос Барбары, особенно в гостиной, где была проблема с резонансом и любой шум, как правило, только усиливался. Кроме того, у Барбары была неприятная привычка все время говорить о работе, в то время как Джемма предпочитала говорить о делах в основном только в стенах «Примадонны».