За тебя, Родина!

И тут же, словно по сигналу, Гюнше открыл дверь. Ева умоляюще взглянула на Адольфа но тот отвёл взгляд. Упав духом но всё ещё надеясь на чудо девушка, опустив голову, вышла из кабинета, оставив Гитлера одного.

– Что ж, мы сделали всё что смогли..
– нарушила молчание Ханна, когда они вышли из рейхсканцелярии и уселись в её машину.
– Осталось лишь надеяться на волю нашего фюрера.

Ева просто кивнула, не находя от подавленности слов для ответа. Фрау Грубер, посидев минуту в тишине, завела двигатель, тронулась с места и свернула на улицу, ведущую по направлению к дому девушки. Та устало откинулась на сиденье и закрыла глаза, чувствуя что сегодня вряд ли сможет уснуть. Похоже, ночь для неё.. и, скорее всего, для Ханны.. будет тяжёлой.

Глава 31

г. Вадленкур, Франция.

19 мая 1940 года. Утро.

Гюнтер Шольке.

– Вставайте, господин оберштурмфюрер!
– раздался голос после стука в дверь, и Гюнтер открыл глаза.
– Через полчаса вы должны быть готовы!

– Уже встал!
– крикнул он в ответ, и сапоги фельджандарма-часового загрохотали обратно к выходу.

Вскочив с кровати и наскоро отжавшись двадцать раз Шольке быстро сходил в туалет и умылся. Потом надел и тщательно расправил складки на своей форме. Как ни странно, волнения не было, только тело как-то слегка одеревенело. Подошёл к окну и выглянул наружу. День начинался пасмурный, солнца не было видно из-за облаков. По улице как ни в чём не бывало ходили люди, проезжали военные машины.. Словом, ничто не говорило о том что сегодня некий офицер СС может лишиться жизни. Тем не менее это так.

Гюнтер не испытывал больших иллюзий насчёт своей судьбы. Если председателем трибунала будет армейский офицер, а такое очень даже возможно, благодаря тому что отец этого обер-лейтенанта дружит с Хауссером, то приговор может быть очень суровым. Как и сказал вчера Роске, военные наверняка не упустят шанс показать эсэсовцам кто тут главный, а учитывая отношение к нему самого рейхсфюрера то на защиту СС вряд ли можно рассчитывать. Да, Дитрих на его стороне но он в данном случае не главный. Только фюрер смог бы освободить его наперекор воле генерала "Вермахта", но Шольке помнил какова была реакция Гитлера в прошлый раз..

Его не слишком весёлые размышления прервал тот же часовой который разбудил полчаса назад. Связывать ему руки или наставлять оружие фельджандарм не стал, видимо, не верил что офицер СС попробует сбежать или сопротивляться. Что ж, правильно не верил, так как эта мысль только мелькнула в голове Гюнтера и сразу пропала. Бегство не только подтвердило бы его вину но и поставило жирный крест на всех будущих планах, которые он хотел осуществить в случае оправдательного приговора. К тому же Роске вчера перед сном опять нанёс ему визит и сообщил что выполнил просьбу о звонке Ханне. Осталось лишь довериться своим женщинам и верить в удачу..

Путь до места импровизированного суда занял всего несколько минут, так как помещением для этой цели почему-то выбрали ту самую церковь в которой Шольке и его бойцы планировали держать последнюю оборону. Неизвестно по какой причине, то ли более подходящие дома оказались разрушены или ещё что, но теперь церковь Вадленкура снова стала тем местом в котором решалось жить ему или умереть.

При подходе к зданию Гюнтер заметил открывшего рот от неожиданности мальчишку Ханке, тащившего через улицу кудахтавшую курицу. Воспользовавшись его смятением птица вырвалась из рук подростка и со всех ног помчалась куда-то в сторону, бешено махая крыльями. Но Эрих этого даже не заметил. Он только и смог ошарашенно проводить его взглядом и недоумённо спросить:

– Командир?!

Улыбнувшись и ободряюще ему кивнув Шольке пришёл мимо и оказался в церкви. Здесь уже относительно прибрались, отмыли кровь раненых, подмели, оттащили скамьи к стенам, поставили длинный стол возле алтаря и несколько стульев. А когда Гюнтер твёрдым шагом вошёл внутрь то его конвоир медленно закрыл тяжёлую деревянную дверь. Шольке глубоко вздохнул и посмотрел вперёд, на тех кто сейчас решит его судьбу.

Военно-полевой трибунал представляли собой трое человек, сидевших за столом и ждавших пока он подойдёт ближе.

Первый, полноватый майор Вермахта около сорока лет с одутловатым лицом, недовольно нахмурившись, глядел на него. Тщательно отутюженная форма ничем не напоминала ту повседневную полевую в которой щеголяли сам Гюнтер и его подчинённые. Сразу было видно что этот военный чиновник прочно окопался в тыловых штабах и ничуть не рвался понюхать пороху. На кителе майора был "Крест военных заслуг 2-й степени" в виде узкой нашивки.

Интересно, за какие такие заслуги наградили этого хряка? Впрочем, Шольке знал что такая награда в Третьем Рейхе была очень распространена и ею часто отмечали даже за самые незначительные поступки. Достаточно сказать что к концу войны "Крестом военных заслуг" и его разными версиями было награждено больше десяти миллионов человек! Это при том что всё население Германии, включая стариков и детей, к началу Второй мировой войны составляло около восьмидесяти миллионов.

Поймав себя на том что военный чиновник чем-то неуловимо напоминает ему ненавистного Мартина Бломфельда Гюнтер бегло осмотрел двух других.

Слева от майора расположился худощавый обер-лейтенант, который сосредоточенно уткнулся в стол и читал лист бумаги, держа его в руках. Воротник кителя, тоже явно не полевого, был шире чем сама шея с кадыком и у Шольке возникла мысль что форма вообще принадлежит не ему.

А справа от председателя трибунала, или как там он называется, сидел армейский лейтенант с живым и улыбающимся лицом. Тот напротив с явным любопытством рассматривал Гюнтера и даже не пытался скрывать этого. Но больше всего оберштурмфюрера удивило наличие у этого лейтенанта "Железного Креста 2-го класса", точно такого же как и у него самого. Надо же, вот так сюрприз! Чтобы у помощника судьи была боевая награда? Хотя, может тот и не был военным юристом а был включён в состав трибунала временно? Это предположение только укрепилось после того как Гюнтер заметил что у лейтенанта была белая окантовка погон а не бордовая, как у двух других офицеров, принадлежащих к службе военного судопроизводства.

Кроме них в церкви находились ещё три человека. Ефрейтор военной полиции с пистолетом-пулемётом в руках и какой-то унтерштурмфюрер СС с короткой стрижкой, молча смотревшие на него. Ну и, конечно, тот самый обер-лейтенант Бахман в парадной форме, смотревший на него, как показалось Гюнтеру, со скрытым злорадством.

Все эти мысли и наблюдения промелькнули у него в голове всего за несколько секунд, пока он подходил к стулу, стоявшему метрах в пяти перед столом членов трибунала.

– Оберштурмфюрер СС Гюнтер Шольке?
– спросил майор своим неожиданно тонким голосом.

– Да, это я!
– подтвердил он очевидный и неоспоримый факт, встав перед ними.

– Состав военно-полевого трибунала, в лице председателя, майора юстиции Вернера Шустера, и его помощников, обер-лейтенанта Юргена Фрайтага а также лейтенанта Адольфа Винклера, был собран сегодня, 19 мая 1940 года, для рассмотрения дела оберштурмфюрера СС Гюнтера Шольке, командира разведывательной роты полка СС "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер". Вышеозначенный офицер обвиняется в злостном нарушении устава, превышении служебных полномочий, самоуправстве.. а именно, статьи №..
– и ещё несколько минут Шольке слушал донельзя официальную речь этого майора, монотонно перечислявшего параграфы и пункты которые Гюнтер умудрился преступить. Хорошо хоть они пока не знают про "приказ фюрера" и думают что он использовал авторитет Зеппа.. Но когда командир фельджандармов Топфер доложит о "личном порученце фюрера" и помощи ему то всё станет гораздо серьёзнее..

Наконец, когда тот закончил свой монолог, Гюнтер решил кое-что уточнить. Не то чтобы он ждал что ему ответят но хотя бы увидеть реакцию на свой вопрос.

– Скажите, господин майор, а почему вы меня вообще судите?
– поинтересовался Шольке, глядя на председателя.
– Насколько я помню, члены СС неподсудны армейскому судопроизводству, у нас есть своя собственная юридическая служба для этого дела и, если что, по-моему, именно вы сейчас нарушаете закон! Разве я ошибаюсь?

– Обвиняемый, вам не давали слова!
– внезапно поднял голову обер-лейтенант Фрайтаг, с неодобрением оторвавшись об бумаги и устремив на него хмурый взор.
– Будьте добры помолчать и отвечать только на те вопросы которые вам задают!