За тебя, Родина!

– Что вы хотели узнать, Александр? Если снова возраст то..
– начала она, глотнув вина.

– Нет, как человек чести этого я спрашивать не стану!
– рассмеялся он, опять не удержавшись от желания насладиться видом стройных ног и груди. Декольте было полукруглым, не большим, но фантазия услужливо подсказывала что конкретно скрывает ткань платья.. Так, водопад, холодная вода..
– Просто хочу узнать во сколько часов вы планируете это знаменательное событие, где хотите отметить и, главное, с кем?

– Ох, столько вопросов?
– весело улыбнулась Матильда Витольдовна, полностью овладев собой.
– Всё-то вы хотите знать, Саша.. Ну хорошо, не буду делать из этого ещё одну тайну. Отмечать планирую здесь, дома. Время.. скажем, в восемь часов вечера. Потому что пока Ванда всё приготовит пройдёт время. Да и мне самой надо подготовиться, а это не такое уж лёгкое дело для женщины. А с кем.. Я пригласила одну подругу, с которой долгое время знакома, но не уверена что та придёт. У неё дома больная мать и она за ней ухаживает. Если той станет лучше то, возможно, мы можем ожидать её визита. А так.. я была бы рада если вы, Саша, будете моим гостем. Надеюсь, у вас нет никаких срочных дел в это время?

– Что вы, конечно нет! Я полностью в вашем распоряжении!
– видимо, он настолько бурно выразил свою радость и согласие что та опять покраснела и отвела взгляд, пытаясь скрыть эмоции. Но улыбка женщины явно стала шире, а прекрасные глаза заблестели, когда она стрельнула в него взглядом перед тем как снова пригубить вино.

Так, что там у него завтра? В принципе, ничего особенного. Утром сходить на первый урок украинского языка к Ирине, а потом свободен!.. Вот чёрт, надо же ей подарок купить, спохватился он. А это не хухры-мухры, тут открыткой и цветами не обойдёшься. Надо придумать что-то особенное, чтобы окончательно завоевать Матильду Витольдовну. Александр буквально наяву видел как в её крепостной стене появилась глубокая такая трещина. Камни шатаются и хрустят под мерными ударами его тарана.. нет, пока не члена а лишь виртуального стенобитного орудия.. а по ту сторону его ждёт РАЙ! Рай обладания любимой женщиной! И завтра, во время празднования дня рождения квартирной хозяйки, он рассчитывал полностью обрушить стену и завладеть своей долгожданной добычей! Она будет его, чего бы ему этого не стоило! Нет, никакого насилия или принуждения, Саша сделает так чтобы княгиня сама его захотела! Интуиция настойчиво твердила что аристократка тоже запала на него и лишь воспитание, приличия, опасения насчёт возраста сдерживают даму. А значит, от него требуется сломать, снести к чёрту все эти преграды и показать что нет никого и ничего чтобы помешать им обрести друг друга. Просто сбросить оковы с её души и сердца, дать Матильде Витольдовне свободу от условностей и разбудить в ней женщину! А там уже всё должно пойти как маслу.. Кстати, а если попросить кое-что?

– У меня к вам одна огромная просьба, мой ангел..
– произнёс он, и прежде чем княгиня успела открыть рот чтобы поправить его, Александр попросил, чуть улыбаясь: - Обещайте мне завтра танец! Медленный танец. Я очень хочу увидеть как вы танцуете, Ваше очаровательное Сиятельство..

На этот раз молчание затянулось почти на минуту. Не отрывая от него взгляда Матильда Витольдовна смотрела ему в глаза, а он глядел в ответ. Неизвестно что именно в нём хотела увидеть аристократка но она снова смутилась. Глаза вильнули в сторону, рука с бокалом дрогнула. Но женщина тут же справилась с собой и допила вино, упорно стараясь не встречаться с ним взглядом. Встала, чуть пошатнулась, но тут же вскочивший Саша схватил её за руку, которую.. она не вырвала.

– Проводите меня, пожалуйста, до комнаты, Александр..
– попросила дама, и он услужливо повёл княгиню по коридору, чувствуя локтем тёплую округлость женской груди. И уже у самой двери в комнату квартирной хозяйки Матильда Витольдовна остановилась, мягко освободила свою ручку, подняла к нему своё прекрасное лицо, и тихо прошептала: - Обещаю.. Спокойной ночи, Саша.

..Уже прошла минута с того момента как за ней захлопнулась дверь спальни, но он всё никак не мог заставить себя двигаться, закрыв глаза и жадно вдыхая незнакомый запах духов женщины. Наконец, покачав головой и с трудом сбросив наваждение, Александр отправился в свою комнату, ощущая в себе необыкновенный подъём. Завтра! Завтра будет решающий день! Господи, как же хорошо жить!!!..

Глава 74

Дюнкерк, Франция.

28 мая 1940 года. Вечер.

Лейтенант армии Его Величества Юджин Питерс.

Он уже в который раз осторожно дотронулся рукой до левого виска и поморщился, чувствуя как проклятая головная боль и слабость снова на него накатывают. Вроде бы крови нет, да и кости черепа целы, но малейшая попытка встать на ноги тут же приводила к резкому ухудшению самочувствия. Снова разлёгшись на мокром песке Юджин, преодолевая дурноту и легкую тошноту, устало закрыл глаза, вспоминая что с ним случилось за последние несколько часов..

..Последнее что лейтенант ясно помнил, это как он лежит в том доме на полу в коридоре за пулемётом и ждёт смерти, надеясь прихватить с собой ещё нескольких ублюдков. Потом кто-то быстро высунулся из захваченной немцами квартиры и выстрелил, на долю секунды опередив Питерса с его пулемётом. Страшный удар по голове и невыносимая боль, от которой Юджин забыл всё на свете. Каска с него слетела и он, застонав, изо всех сил схватился за левый висок, откуда как будто прогрызал себе дорогу наружу безжалостный маленький крот. Все мысли сосредоточились лишь на том чтобы унять эту безумную боль, всецело охватившую его голову. Дальнейшее от почти не помнил, впав в какое-то полубеспамятное состояние. Кажется, его куда-то несли, отдалённо слышались крики, стрельба; тело Питерса тащили как безвольный мешок с картошкой, иногда роняли.. Более-менее лейтенант пришёл в себя лишь когда очутился там где сейчас находился - на пляже.

Слабо моросящий дождь и мокрый песок принесли некоторое облегчение голове, боль приутихла и лишь иногда накатывала волнами, если Юджин пытался делать резкие движения. Он осторожно лёг на левый бок, так чтобы висок прилегал к песку, и просто лежал, стараясь привести мысли в порядок. Форма вся превратилась в мокрую тряпку но ему это даже нравилось, поскольку охлаждала тело от неведомо откуда взявшегося жара.

Смеркалось.

Рядом с ним то и дело проходили или пробегали люди, слышалась тревожная английская и французская речь, иногда переходящая в истеричные или яростные крики. Кое-кто, группами и по одиночке, просто сидел или лежал на песке, полностью утратив мысли и желание что-то делать. Такие уже мысленно похоронили себя, отдав свою судьбу на волю случая.

Откуда-то слабо громыхало, с воды протяжно заревел корабельный ревун..

Сидящий сбоку сержант Макговерн с перевязанной головой протяжно вздохнул и тоскливо выругался, глядя на то что творилось в округе. Остальные жалкие остатки его "отряда самоубийц", в том числе бельгийцы, хранили гробовое молчание. До этого момента Юджин ни разу не был на пляже, там куда так тянуло всех трусов и дезертиров экспедиционного корпуса, и теперь, едва ему стало получше, смотрел и диву давался тому дерьму которое открылось его глазам. Тьма ещё только сгущалась, поэтому трагедию окружённых можно было рассмотреть в деталях..

..Кучи брошенного в полном беспорядке снаряжения - каски, ремни, шинели, фляжки, пустые подсумки для патронов.. Оружие - винтовки, пулемёты, даже несколько пистолетов лежало на песке, забытые и никому не нужные. Десятки, может даже сотни стоящих как попало военных машин, некоторые разбитые или сгоревшие.. Часть из них солдаты загнали в воду, чтобы попытаться создать хотя бы подобие причала. На крыши вплотную стоящих грузовиков бросили доски, наспех скрепили их проволокой, и теперь там стояли цепочки отчаявшихся солдат, надеющихся что скоро очередь эвакуации дойдёт и до них. Солдаты военной полиции, узнаваемые по нарукавным повязкам, охрипли от ругани, стараясь внести в этот хаос какой-нибудь порядок.

То и дело в эти плотно сбитые густые колонны окружённых, надсадно крича или тихо уговаривая, пытались вклиниться санитары вместе с ранеными, лежавшими на носилках. Военные полицейские расталкивали людей, желая освободить им дорогу к подходившим судам и лодкам на дальнем конце импровизированного причала, но у них не всегда это получалось. Если некоторые солдаты, ещё не совсем потерявшие совесть, расступались и даже пытались помочь медикам и пострадавшим сослуживцам, то были и другие. Они наотрез отказывались пропускать раненых, сцеплялись друг с другом, не давая тем пройти, а если санитары вместе с военными полицейскими напирали слишком сильно, то просто сбрасывали тех в воду. Не помогали ни наставленное друг на друга оружие, ни резкие приказы некоторых офицеров, оставшихся вместе со своими подчинёнными. Люди, зубами вцепившиеся в последний шанс спастись от гибели или плена, просто шли в ва-банк. Их уже не пугал ни трибунал за отказ подчиниться старшему по званию, ни ствол револьвера или винтовки, смотревший им прямо в лицо. Они хотели выжить.. и выжить любой ценой, даже если для этого придётся пожертвовать своими ранеными товарищами. Страх и паника всецело правили бал в этом безумии, а человечность и сострадание стыдливо прятались внутри душ, не имея сил достучаться до разума большинства людей.