За тихой и темной рекой

— Господин штабс-капитан споткнулись в темноте, — удовлетворённый Хаттори тщательно отряхнул костюм и повернулся в сторону конюха, который стоял ни жив ни мёртв в углу сарая. — А ты веди меня к хозяину. И не трясись: он так велел.

Слуга купца Мичурина принялся пятиться к запасному, утаенному за ящиками выходу, одновременно крестясь и бормоча какие-то, одному ему понятные молитвы.

Кирилла Игнатьевич, стоя в ванной комнате и опершись на туалетный стол, пялился на своё отражение в зеркале, рассматривая его то с одной стороны, то с другой.

— Рожа! — неожиданно произнёс купец. — Сдался… Сломался… — купец провёл рукой по щеке. — А щенок-то какой шустрый! Докопался-таки до подвод. И гляди-ка, всё как по нотам разыграл… Прямо спектакля. С одним шутом гороховым, — рука хлёстко ударила по щеке. Кирилла Игнатьевич поморщился. — Ничего. С купчишками я позже разберусь. Неча было ржать… А со щенком откладывать никак нельзя… Хорошо, вовремя успели телеграфистика прижать, а тот и выложил, что никакой телеграммы не было. Кнутов, гадёныш, подговорил. Разберёмся. Шуганули из столицы? Попрём и отсель! Будет на Камчатке свои дознания вести. А вот со столичным придётся повозиться… Индуров, идиот, предлагал убить. Убить-то можно. А вот дальше как? Нет, если и убивать, то так, чтобы все подумали на самоубийство. Хотя… — Мичурин высунул язык, внимательно его исследовал. — Ведь могут и ограбить. Как-никак, а тридцать тысяч выиграл…

Снизу раздались голоса. «Япошка с конюхом, — догадался Кирилла Игнатьеивч. — Слава богу, дочка у подружек ночует. Хоть в доме по-хозяйски можно себя вести».

Хаттори сразу протянул лист, который принёс конюх. Мичурин открыл заслонку печи, которая даже летом обогревала спальню купца, кинул письмо в огонь. Перекрестился.

— Вот и отстрадала душа раба божьего Юрия. Вы хоть всё как полагается сделали? — спросил Кирилла Игнатьевич, кивая отчего-то на печь.

— Как просили. Несчастный случай.

— Вот и лады. А теперь едемте ко мне, в «Мичуринскую». Беседовать с господином Белым. По дороге расскажете, как да что…

— На вашем месте, — неожиданно проговорил японец, — я бы, во-первых, не торопился. До завтрашнего дня. А во-вторых, договорился бы с ним полюбовно.

— Мне ждать? После того что он сегодня устроил? — Мичурин вскинул руку, свернув мощный волосатый кукиш. — А вот это видали?

— Сейчас у вас берут верх эмоции. Так нельзя вести переговоры.

— А я и не собираюсь вести переговоры! Я — Мичурин! Купец первой гильдии! И обращаться со мной, как с дворовой шавкой, не позволю никому!

— Если вы не успокоитесь, встреча может иметь тяжёлые последствия для нашего дела.

— Ишь как заговорил. «Последствия»… — передразнил купец, неожиданно перейдя на «ты». — Никаких последствий! — кулак купца взлетел к лицу цирюльника. — Я его просто раздавлю!

— Смерть человека из столицы может насторожить, — продолжал настаивать японец.

— А его знания о подводах могут нанести миллионный ущерб! Так-то вот! Ваша организация, кстати, тоже вложила деньги в моё мероприятие. А насторожить… — теперь перед носом цирюльника кулак запрыгал. — Вот где у меня вся полиция! И местная! И Хабаровская! А будет нужно, и столичную подомнём! Понял? Со всеми потрохами! Как скажу, так и будет! Было ограбление, понятно?

— Однако для нашего дела…. — начал было опять Хаттори…

Но Мичурин его грубо перебил:

— А я для вашего дела уже всё сделал. И ты мне, — палец купца упёрся в грудь японца, — азиатская твоя душа, не указывай, что мне дальше делать. Думаете, купили меня? Нет, это я вас купил! Это вы на моей земле! И денег я поболее вас в дело вложил! И сюда доставил! А продать готовый товар тяму много не надо. Занятие для нас привычное.

Цирюльник промолчал.

— Что? Не нравится? — Купец не унимался. — Привыкай.

— И тем не менее, — продолжал настаивать японец. — Нужен максимум усилий для того, чтобы господин Белый принял нашу сторону. Это и в ваших интересах. Эмоции — плохой помощник.

Мичурин накинул сюртук, оправил лацканы.

— Ты, господин Хаттори, не лезь не в своё дело. Мы уж тут, в России, сами промеж себя разберёмся. Как-нибудь! — жёстко добавил купец и крикнул. — Митрофан, дрожки подавай!

Полина Кирилловна слышала, как в соседнем номере распахнулась дверь, послышались шаги. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди: Олег один! Вот он прошёл к окну, распахнул его. Тишина… Шорох — видимо, раздевается. Или нет? А… вот, кажется, пошёл умываться. Жаль, что плохо слышно… Вернулся. Один.

Весь день Полина Кирилловна пробыла, как в тумане, в сомнениях. Как поступить? Душа разрывалась надвое. Одна половинка стремилась к Олегу. А вторая хотела остаться с отцом. И выбор сделать было невозможно. Домой она возвращаться не хотела, чувствовала — может сорваться. Соврала отцу, что переночует у подруги, но весь день провела здесь, в номере, выглядывая из-за занавески, не приехал ли её желанный.

Ближе к вечеру решение пришло само собой: они с Олегом должны пожениться. Да, да, именно так. Против тестя он не пойдёт. Кто ж станет нарушать семейные устои? А папенька окажется под присмотром стража закона! И всё! Господи, она всплеснула руками от радости — как всё просто! Оставалось только дождаться Олега. И ночи.

Полина Кирилловна дунула на свечу. На дворе глубокая ночь. Олег скоро должен лечь. И тогда…

Девушка, дабы чуть остудить своё горячее тело, подошла к окну и тут же в испуге отпрянула. Под окнами в свете газового фонаря рядом с парадным крыльцом «Мичуринской» стояли до боли знакомые дрожки отца.

Олег Владимирович видел, как Мичурин подъехал к гостинице. «Ну, вот! — пробормотал он, доставая и проверяя револьвер. — Птичка сама прилетела в клетку. Плохое качество для купца. В коммерции необходимо терпение, — пули легко заняли свои гнёзда в барабане — Двое. Интересно, Мичурин войдёт один или со спутником? Если один, то будет разговор. Если оба, драки не миновать. Интересно, кто второй? Индуров?».

Барабан щёлкнул. Олег Владимирович окинул взглядом комнату, сместил стулья так, чтобы ими можно было воспользоваться в случае рукопашной, прислушался. По коридору шли. Вскоре шаги затихли, в дверь постучали.

Кирилла Игнатьевич вошёл один.

— Не ждали? — с ходу начал купец, прикрывая за собой дверь.

— Отчего ж? — советник сел, закинув ногу на ногу, возле окна и кивнул на стул, который только что приставил к столу, — Присядьте, Кирилла Игнатьевич. Говорят, в ногах правды нет.

— Можно и присесть, — купец отодвинул стул ближе к стене, после чего осмотрелся и заметил: — Неплохо вас устроили. Жалоб нет? На обслугу, на поваров?

— Грех жаловаться. Кухня у вас отменная.

— Сам отбирал. Полгода потратил.

— Вы пришли поговорить о поваре?

— И что ж вы, молодёжь, такие скорые-то?… — Кирилла Игнатьевич распахнул полы сюртука, как бы показывая, что полностью открыт для собеседника. — Всё у вас с нахрапа, да с наскоку.

— Времена такие. Быстрые… — Белый говорил спокойно, с оттяжкой при каждом слове, будто думал: произносить или нет.