За три моря. Путешествие Афанасия Никитина

– Куда это, дяденька? – спросонья пробормотал он.

– Молчи, – прошептал Афанасий, – убегаем отсюда!

Юшу привязали к седлу и укутали овчиной. Никитин обошел со светильником землянку, взял мешок, куда было сложено все несложное хозяйство: огниво [50] и кремень [51] , таганок [52] , ложки, чистые рубахи и порты, мешочек гороха и тетрадь, с которой он никогда не расставался.

– Ну, с Богом, в путь! – сказал он и задул светильник.

50

Огниво – кусок камня или металла для высекания огня из кремня.

51

Кремень – твердый камень для высекания огня.

52

Таганок – железный обруч на ножках, служащий подставкой для котла, чугунка при приготовлении пищи на огне.

Умный конь шел по крутой тропинке осторожно, мягко ступая обмотанными в дерюгу копытами.

Спустились на равнину, вышли на каменистую дорогу. Афанасий шел впереди, вглядываясь в темноту. Позади виднелось зарево над храмом огня.

Гонец вел коня. Тихо прошли они мимо крепостной стены. Дальше был самый опасный отрезок пути – широкое поле перед воротами, ярко освещенное луной. У ворот стояла стража.

Гонец снял тряпки с копыт коня, сел сзади Юши, закутал ему лицо рубахой Афанасия и рысью погнал коня.

– Горе тебе, раб, да накажет тебя Аллах! – закричал он, когда они приблизились к воротам. – Почему ты не взял с собой факел и заставляешь меня плутать во тьме?

Залаяли собаки. Из сторожки выбежал человек.

– Кто едет? – раздался хриплый со сна голос сторожа.

– Слава Аллаху! О мусульманин, покажи мне дорогу к морю! – отвечал гонец. – По вине этого нечестивого пса я блуждаю по горам с больной рабыней.

– Кто ты? – спросил сторож.

– Я гонец шаха светлейшего, еду в Бухару… Со мной рабыня и этот лентяй, не стоящий тех денег, которые я заплатил за него. Вот бумага с печатью шаха, – добавил он, показывая сторожу свернутую в трубку бумагу.

Никитин затаил дыхание.

«А что, если не поверит да поведет в сторожку для допроса? Тогда конец, – думал он. – По рукам сразу узнает, что на масляном колодце работал».

– Проезжай, да будет с тобой милость Аллаха! Море вон там, за скалой, – сказал сторож и ушел в сторожку.

Путники миновали угловую башню и вскоре очутились на берегу моря.

У берега виднелся туркменский корабль. На таких кораблях туркмены грабили в открытом море. На них же приходили они в Баку за нефтью и солью. И теперь на корабле были уложены громадные воловьи бурдюки с нефтью.

Юшу сняли с коня, перенесли на корабль, потом свели по сходням коня. Никитин и гонец устроились на сене рядом с Юшей.

Корабельщик, высокий туркмен в громадной черной папахе, вполголоса приказал своим подручным отчаливать и поднимать паруса.

День застал их в открытом море. Корабль шел быстро. Юша утром сел и попросил есть.

– Морской ветер из тебя горячку всю выдует! – радостно сказал Афанасий.

Он повеселел. Позади остались погибельное Баку, нефть и старый Хуррам. Никитина радовали море, корабль, угрюмые корабельщики в лохматых папахах и особенно конь гонца, вывезенный из туркменских земель.

– Хорош конь! – говорил он Юше. – Я сызмальства коней люблю. У нас в Твери на Масленой [53] бывает конский торг. Свезут коней отовсюду. Всякие там кони: и крестьянская лошадка, неказистая, да для пахоты лучше не надо, и ратный конь – впору дружиннику либо князю самому под верх. И татары косяки пригоняли… Хороши степные кони-птицы – легкие, злые!.. Целые дни, бывало, на конском торгу проводил. Да, хорош конь у тебя, гонец!

– Такой конь – лучший друг, – отозвался тот. – Ни на кого не променяю его.

53

Масленая – Масленица, Масленая неделя, весенний праздник дохристианского происхождения, предшествующий Великому посту.

Он не раз голову мою спасал – выносил из погони.

И начался оживленный разговор о конях, об их породах, повадках, о конской упряжи, седлах.

А Юша не отрываясь глядел на гонца. Все в этом человеке восхищало его. Он любовался тем, как гонец поит и кормит коня, нашептывая ему в ухо разные ласковые слова, как чистит свою шашку, как рассказывает всякие смешные бывальщины.

Юша пытался даже подражать гонцу. Потихоньку ото всех он хмурил брови, щурил глаза и всматривался в воду, чтобы узнать, похоже ли получается. Но солнечные блики и рябь искажали изображение, и, как ни старался, он не мог разглядеть в воде ничего, кроме отражения борта корабля, своих плеч и головы.

Четыре дня шел корабль на восток. Потом вдруг, пошептавшись с гонцом, корабельщик круто повернул на юг.

– К персидскому берегу идем, – сообщил, возвращаясь на свое место, гонец. – Близко к туркменским землям плавать боятся: кочует здесь лихой разбойник Кара-Арслан – «Черный лес». Грабит он путников, в плен берет и в Бухару продает, в вечную неволю. Знающие люди так говорят: в шатре у Кара-Арслана все подушки кудрями несчастных пленников набиты.

Карта пути Афанасия Никитина от Твери до Баку

– А если настигнет? – спросил Никитин.

– Настигнет – биться будем, – небрежно произнес гонец.

Но разбойников так и не встретили, и на пятые сутки корабль спокойно подошел к персидскому берегу, близ маленького городка Чапакура.

Старший корабельщик вместе с гонцом отправились в городок, но скоро вернулись и, собрав моряков, долго совещались. Афанасий узнал, что плыть дальше пока нельзя: поблизости рыщет Кара-Арслан. Недавно он ограбил дербентских купцов. И в Чапакуре говорят, будто укрылся он где-то здесь, неподалеку, ожидая новой добычи. Корабельщики боялись дальше плыть, хотели переждать немного, а гонец решил пересесть на коня и верхом добраться до Бухары.

– А ты что думаешь делать дальше? – спросил он Никитина.

Тот задумался.

– А что за город Чапакур? – спросил Афанасий.

– Город плохой. Живут здесь рыбаки, садоводы и купцы мелкие. Плохой город!

Городок ютился по берегам топкой ленивой речки. Глинобитные и деревянные домишки раскинулись в беспорядке между садами, виноградниками, тутовыми рощами. На берегу виднелось какое-то незаконченное сооружение. Там суетились люди.

– А что это строят? – полюбопытствовал Никитин.

– Чапакурский хан укрепление и большой дом себе строит.

«Может быть, на работу возьмут? – подумал Афанасий. – Плотничать я научен, за конем могу ходить. Поучусь обычаям и языку персидскому. Хуже бакинской ямы не будет», – решил он и сказал, что они с Юшей останутся пока здесь, в Чапакуре.

По Персии