За тысячи лет до Рагнарека

— Богиня дала знак своей служительнице, — вмешалась в разговор стоявшая рядом с Колем женщина, — она явилась во сне к Андрасте, верховной жрице и повелела ей забрать дочь короля в святилище немного раньше уговоренного времени. В назначенный день она взойдет на алтарь в Круге Камней, чтобы воссоединиться с богами.

— Видишь, претан, — с торжествующим видом сказал Коль, — сами боги теперь против тебя. Можешь убираться обратно за море, а можешь начинать бой, но Алиру ты не получишь.

Стоявшая рядом с Тейном Старси шагнула вперед, — окружившие Коля воины схватились за оружие, — и, глядя прямо в глаза жрице, произнесла несколько слов на незнакомом языке. Женщина отшатнулась, ее глаза расширились, бледные щеки озарились румянцем.

— Откуда ты… — словно спохватившись, она перешла на тот же язык, непонятный, судя по всему, даже Колю и его спутникам. Обменявшись с женщиной несколькими фразами, Сарси с торжествующей улыбкой шагнула назад, пока жрица Ночной Кобылы, принялась что-то ожесточенно шептать на ухо Колю. Тот молча слушал, то и дело бросая неприязненные взгляды на Бриндена и его лицо становилось все более мрачным.

— Что ты ей сказала? — спросил Тейн Сарси.

— Сказала, что желаю посетить празднество в Круге Камней, — сказала девушка, загадочно улыбаясь, — она не посмеет мне отказать.

Меж тем Коль, выслушав жрицу, вновь хмуро глянул на своих гостей.

— Она говорит, что ты имеешь право войти в Круг Камней, — сказал он, — и взять для сопровождения двадцать человек по своему выбору. Но остальные претаны останутся здесь — или убираться к себе за море, мне все равно.

— Ну что, Тейн? — Сарси насмешливо взглянула в глаза наследнику Скадвы, — готов прогуляться до места, где добывают то, за чем ты явился в Альбу?

Вестница Рока

— Значит, вы предлагаете переговоры?

Алаксанду был великолепен — в одеянии из темно-синей ткани расшитой золотом, усыпанных драгоценными камнями сандалиях и множестве драгоценных украшений на руках и груди. Тщательно ухоженные черные кудри и аккуратно подстриженная бородка поблескивали, умащенные ароматным маслом. Хоть он и принимал участие в битве под стенами Трои по нему сейчас это незаметно — в отличие от стоявшего позади трона Хектору, на лице и руках которого появилось несколько свежих шрамов. Сидевшая же рядом с царем Елена, в своих лучших нарядах и украшениях, как всегда блистала необычайной красотой. У входа же и вдоль стен тронного зала замерла стража — не только вилусские воины в бронзовых доспехах, но и кемеры, в своих диковинных нарядах из волчьих шкур и тракии, увешанные снятыми с мертвых ахейцев украшениями.

На фоне всего этого великолепия несколько бледно смотрелись с пару десятков человек стоявших посреди зала. Впереди стояло двое мужчин — Одрик уже знал, кто явился из стана ахейцев для переговоров. Диомед, царь Аргоса был высоким, отлично сложенным мужчиной, с прямыми черными волосами и яростными голубыми глазами. Он носил бронзовый панцирь с устрашающим ликом чудовища — вроде женщины с кабаньими клыками и извивающимися змеями вместо волос; кожаный передник и сандалии с кожаными ремнями, обмотавшими его ноги до колен. Мускулистые руки украшали простые бронзовые браслеты, однако в волосах красовался серебряный обруч с большим изумрудом надо лбом. Мужчина, стоявший рядом с Диомедом, был ниже ростом, но шире в плечах, его выпуклая грудная клетка выглядела именно так, как и подобает мужчине с юности привыкшему к корабельному веслу. Он носил потрепанную шерстяную тунику с наброшенным поверх нее темно-синим плащом, из украшений имел лишь бронзовый браслет, отделанный, впрочем, кусочками гагата и ляпис-лазури. Черные волосы стягивала простая кожаная лента. В серых глазах поблескивал незаурядный ум, которым славился Одиссей, царь Итаки, хитрейший из владык Аххиявы.

Именно он и держал сейчас речь перед троном.

— Агамемнон, царь Златовратных Микен не желает дальнейшего кровопролития, — говорил он, — достаточно погибло храбрых воинов с обеих сторон. Не желает он и ставить на колени крепкостенную Трою, унизив храбрых ее сынов. Он хочет лишь искупления бесчестия, нанесенного его брату — пусть троянцы вернут Менелаю украденную жену и откроют путь для нашей торговли и мы сразу же разойдемся миром. Менелай даже согласен, чтобы царь Аласканду оставил себе сокровища царей Амикл, что он взял в прошлом набеге.

— Ты принимаешь меня за дурака, царь Итаки? — Алаксанду изогнул черную, будто углем начерченную бровь, — или решил, что твои хитрости видны только тебе? Вот, — он положил руку на плечо Елены, — вот величайшее сокровище, взятое мной с боем в стенах Амикл — и ты думаешь, что я так легко с ним расстанусь? Я не стал этого делать, когда вы стояли под стенами Трои — с чего бы мне поддаваться на условия, когда мы прогнали вас к морю.

— И все же вы отступили за стены, — заметил Одиссей, — не думай, что одна победа решит исход всей войны. Мы опустошили всю округу Вилусы, разбили ликийцев, захватили Тенедос, Лесбос и Фивы Плакийские. Множество беженцев со всей округи бежит в Трою, увеличивая число голодных ртов за ее стенами…

— У нас достаточно припасов, чтобы прокормить всех желающих, — произнес Алаксанду, — ты прошел по городу — много ли ты видел нуждающихся и плачущих?

— Они появятся, — сказал Одиссей, — пройдет лишь немного времени.

— У вас времени куда меньше, чем у нас, — подал голос Хектору, — царь хеттов Тудхалия уже заключил мирный договор с Ашшуром и близок к соглашению к каскейцами. Очень скоро он обратит свой взор на запад — и куда тогда денется ваш царь?

— Он не наш царь! — взорвался Диомед, — он всего лишь предводитель похода.

— Сам Агамемнон считает иначе, — прищурился Хектору — и кто упрекнет его в том, когда все цари Аххиявы послушно двинулись на войну по первому же клику царя Микен.

— У нас каждого из нас есть для того свои резоны, — заметил Одиссей, — не думай, что только Агамемнон жаждет разрушить Трою и поживиться ее богатствами.

— А также проложить торговый путь на север, — кивнул Хектору, — ты не думал о том, что Агамемнон, завладев проливами, окажется еще более ревнив к своей прибыли, чем Троя? Наверное, он не обидит собственного брата, но что останется для вас — царей Итаки, Аргоса, Фтии и прочих? Мы же готовы снизить пошлины вдвое — для тех царей, кто откажется от союза с Агамемноном и вернется в свои владения.

Диомед с Одиссеем переглянулись — и даже Одрик отметил блеснувшую в их глазах жадность. С малых лет слышавший о важности торговых путей и богатстве тех, кто ими владеет, наследник Рудогорья сразу смекнул куда клонит Хектору. Свободный допуск ко всем богатствам севера — лакомый кусочек для всех царей Аххиявы и серьезный мотив, чтобы разорвать союз с царем Микен.

— Не торопитесь с решением, — царь Алаксанду тоже понял, куда клонит единородный брат, — сегодня вечером я провожу великий пир в честь нашей победы. Я буду рад видеть там царей Итаки и Аргоса — не как врагов, но как возможных друзей и союзников.

— И торговых партнеров, — с легкой улыбкой добавил Хектору.

Диомед с Одиссеем переглянулись и почти одновременно кивнули.

— Мы придем, царь Алаксанду, — сказал Одиссей.

В самом сердце дворца царя Вилусы разместился большой двор, окруженный мраморными колоннами и стенами, покрытыми изображениями моря: рыб и дельфинов, резвившихся среди волн; рыбаков, тянущих сети и кораблей, бороздивших синюю гладь. Во дворе, под открытым небом, был накрыт большой стол для царя, его приближенных, вождей союзников с севера и знатных гостей из Аххиявы. Одрик, как сын царя, также был приглашен на пир, поражающий своим богатством: царь Александу всячески старался показать ахейским царям, что он не бахвалился, говоря, что в Трое никто не голодает. Посреди стола на огромном золотом блюде лежал зажаренный целиком вепрь, обложенный тушками запеченных куропаток и приправленный изысканными специями, привезенными из дальних стран. На других блюдах лежали ломти жареной говядины и оленины; выловленная в море рыба, запеченные крабы, мидии и осьминоги; сушеные фрукты и изысканные сладости из Египта и Вавилона. Рабыни разливали из больших амфор вино по золотым и серебряным кубкам, в то время как стоявшие у стен музыканты услаждали слух гостей изысканной музыкой.