За Великой стеной

Я спешил «на рысях» к батюшке по раздобытому несколько утомительным способом адресу. И вдруг я опять вспомнил прочитанное в тетрадях молодого вьетнамца.

...Господин Фу не бил слуг. Если бы такая потребность возникла, это сделали бы другие. Господин Фу испепелял слуг презрением. Распекал он Пройдоху на заднем дворе. Фасад дома господина Фу выглядел европейским, но внутри здание было спланировано в традиционном китайском духе: с женской половиной, глухими кладовыми, затененными спальнями, крытыми черепицей переходами между покоями. На заднем дворе высился каменный гараж, где рядом с «фордом» стояла двухместная коляска рикши. Господин Фу расхаживал в черном халате, полы халата развевались. Господин Фу поучал:

— Где шлялись? В Крытом рынке? Раньше там было иначе, проще и чище. Висели красные фонари. Двери направо, налево... Но я плачу вам не для того, чтобы вы развлекались. У меня солидный дом, а не притон для шелудивых. Одного выгнал, и до вас очередь дойдет. Ты чего улыбаешься? — набросился он на Сома.

Тот сидел на опрокинутой пустой железной бочке, спрятав глаза за темными стеклами очков.

— Я вас нанял, чтобы вы охраняли мою персону, а не шлялись где вздумается. Отныне без разрешения не отлучаться!

Он высокомерно поглядел сверху вниз на Пройдоху.

— Чего морщишься? Всыпали в полицейском посту? Правильно сделали.

— У него ботинки жмут, — сказал Сом.

— Купи кеды или соломенные сандалии, чтобы не топать как лошадь.

— У него нет денег.

— Ай-я! — сказал господин и замер. Потом зашипел: — Нашел слугу, тратит в ночь больше, чем хозяин в молодости.

— Деньги у меня украли в полиции, — глухо сказал Пройдоха.

— Угу, — выдавил из себя господин. — На!

Он положил на перила перехода несколько долларов.

— В счет будущего... И учти, ты должен мне пять тысяч.

— За что? — встрепенулся Ке. У него даже дыхание перехватило.

— Думаешь, тебя отпустили бесплатно? Или хочешь побывать там, где над входом красуется надпись: «Ее Величества королевы Англии»?

— Что вы, господин, — сник Пройдоха. — Я отработаю. Я сделаю, что прикажете. Только где мне заработать такие деньги?

— Старайся... Я подумаю, как тебе искупить свою вину, — ответил господин и ушел.

Сом поднялся с бочки.

— Где я заработаю столько денег? — удивился Пройдоха.

— Иов! — выругался Сом. — А знаешь, почему он рассвирепел?

Пройдоха пожал плечами. Он повторял про себя: «Пять тысяч! Пять тысяч!»

— Перестань молиться! — рассмеялся Сом. — За меня больше заплатили. Он орал... Его дочка нас подслушивала... Я видел. Это он орал для нее. А пять тысяч он выжмет из тебя, будь уверен.

Сом задрал подол рубашки, которую здесь носят на голое тело, вынул из-за пояса кольт, сунул в руки Пройдохе. Это было оружие, которое отобрали у Пройдохи на Посту. Ке не задал вопроса, каким образом оно оказалось вновь у телохранителя господина Фу. С одной стороны, он был рад, что отделался несколькими синяками и ссадинами, — ведь его могли свободно упрятать за каменные стены, и он вновь оказался бы на каторге, на этот раз официальной — судьи колониальных властей быстры на расправу с такими, как Ке. С другой стороны, Пройдоха понимал, что попал в кабалу — теперь с ним не будут церемониться. В случае неповиновения он моментально очутится в полиции, где на него составили карточку.

«Убегу!» — подумал Ке.

Сом, будто читая его мысли, произнес:

— Ты теперь как обезьяна в сетке. Не вздумай бежать — найдет. Считай, что тебя мобилизовали в армию. Советую научиться отдавать честь. Пошли, покажу казарму.

Каморка в гараже была светлой, но невероятно захламленной. Сом указал на голый топчан:

— Твой!

Топчан Сома был с бельем и одеялом.

— Приберешься, белье с моей постели выстираешь. Будешь дневальным, потому что я твой начальник. Вообще-то я тебя отлупил бы с удовольствием. Иов! Еще раз потеряешь оружие... Убью!

Он поднес к носу парня кулак. Вид огромного кулачища дополнил мысль старшего телохранителя.

В тот же день Ке познакомился с дочкой господина, красавицей Дженни. Она пришла в гараж, легла на капот машины, закурила сигарету и начала душеспасительную беседу:

— Ты хочешь учиться? Дурак! Я про тебя все знаю... Мне бы быть шпионкой. Я умею подслушивать. И еще люблю, когда дерутся мужчины... Бенц! Бенц! Все в красных тонах... У меня эмоции принимают окраску... Я все вижу в разных цветах... Ты, например, оранжевый... Почему-то ты мне кажешься оранжевым. Наверное, потому, что ты хочешь учиться. А что толку? Я училась... Единственно, вспоминать есть о чем. А теперь я пишу отцу отчеты. Он, как все китайцы, страшный бюрократ — падает на колени перед листком бумаги, если на нем написан хотя бы один иероглиф. Я вроде секретарши... Лучше бы осталась в Штатах. У меня был... я тебе скажу, ты не трепач? У меня был мальчик. Сын миллионера. Он был в меня влюблен... Он был такой весь голубой, голубой, вроде тебя, но ты оранжевый. Роковая любовь. Он застрелился из-за меня. Не веришь? Больше всего я ненавижу желтый цвет — цвет стариков.

Пройдоха слушал болтовню хозяйской дочки вполуха. В гараже оказался кран, поэтому не пришлось таскать воду из кухни. Он затолкал простыню, наволочки, сорочку «приятеля» в чан, залил водой, засыпал стиральным порошком. Ничего, что вода холодная, порошок съест грязь.

— А мой отец черного цвета, — продолжала Дженни. — В нем есть что-то трагическое... А вообще...

Она уставилась на Пройдоху большими подведенными тушью глазами.

— Я не люблю отца, — сказала она тихо.

— Не говори глупостей! — отозвался Пройдоха.

— Я тебя не провоцирую, не бойся, — устало сказала Дженни. — Я тоже неудачница. Зря он отправлял меня учиться. Но кто я теперь? Я шла куда-то, пока меня вели. Ох, лучше бы меня посадили в красный паланкин, не спрашивая согласия на брак. Кому нужно мое согласие? Я бы рожала детей, придумывала хитрости, чтобы перехитрить мужа, и умерла бы счастливой. А сейчас сижу будто в золотой клетке. Поговорить не с кем, поэтому с тобой и разговариваю. Но запомни... Продашь меня, я вывернусь, а тебе головы не сносить.