Забавы Амура
Шрифт:
Когда девица протянула руки, чтобы расшнуровать ей корсет, то Любава оттолкнула ее. Та приняла надменный вид и, сделав книксен, без спросу удалилась.
«Нельзя, нельзя было ее отталкивать! — вертелось в голове у пленницы. — Он разозлится и тогда… Ох, тогда для чего все это было, все эти испытания? И Иван… Он неминуемо погибнет…»
Она села в кресло и спрятала лицо в ладони.
— Что же, буду ждать так, — произнесла она вслух. — Скажу, что горничная груба, что…
При этих словах Любава осеклась и
Но эту ночь ей довелось провести одной. Никто не пришел и не потревожил ее. Девушке даже удалось заснуть, а утром, когда она пробудилась, вздрогнув от страха, первой ее мыслью было: «не явился».
Но отчего не явился? Горничная что-нибудь сказала о ней? Он передумал? Или просто отложил? И… И отпустил ли он Ивана?
Ни на один вопрос не было у нее ответа. Страшный призрак герцога Бирона: как бы он ни поступил, что бы ни сделал — все зло, все погибель!
Любава уже решила для себя, что долго тешиться собой не даст. Только бы ей узнать, что с Иваном все в порядке, что он в безопасности и… И в омут головой, в самый глубокий! Не жить ей, нет, не жить…
Еще целый день прошел в томительных раздумьях. Она так извелась, что места себе не находила. Ей приносили еду, но Любава ничего не стала есть и только выпила немного воды. К тому же она страшно устала от высокой своей прически, от этого тяжелого платья, от узких башмаков. Ничего не снимала она с себя более суток, даже туфель, боясь, чтобы не застали ее врасплох, но силы оставляли ее.
Девушка, тщетно прождавшая решения своей участи целый день, решила, что все равно уже ей терять нечего. При полном ли она параде, нет ли — что толку? Она позвонила в колокольчик и, к ее изумлению, тут же явилась горничная. Любава велела принести воды для умывания. Все мигом было исполнено.
Прогнав горничную, Любава сбросила туфли, распустила прическу и наконец-то умылась, сведя с лица всю ту краску, что так щедро наложили на нее тетушкины горничные. Затем она принялась расчесывать волосы, вычесывая из них ненавистную пудру. На большее она не осмелилась. Решила ждать так, как есть…
Мысли не оставляли ее ни на секунду. Главной была — как поступили с Иваном? Отпустили ли его? Не обманули ли? Ах, Иван Боратынский… Она шептала это имя и была почти счастлива. Помнит ли он о ней? Конечно, помнит, она и не сомневалась. Ведь понял же он, кто она? Догадался? Никто не догадался, а он — догадался. Теперь, Бог даст, все у него сладится, он останется жив и здоров, уедет из растреклятой этой столицы и… И забудет обо мне. Ужасная мысль! И не нужна я ему буду, и никогда он не вспомнит меня!..
Но нет, об этом нельзя думать. Вспомнит ли, нет ли — не в том дело. Главное, что жизнь его будет спасена, а не это ли для меня самое главное?
К вечеру утомление взяло свое. Шла уже вторая ночь, в которой не было ей покоя. Легкая дрема охватила все ее существо.
Голова откинулась назад, на спинку кресла, и Любава впала в забытье.Вдруг гребень выпал из ее руки и стукнулся об пол. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Перед нею стоял герцог. Она испуганно вскочила с кресла, едва проснувшись, и замерла.
— Нет, нет, зачем же, — тихо сказал он. — Не вставай…
— Ваша светлость, — прошептала Любава.
Ее тонкая стройная фигура, окутанная облаком волос, вся переливалась в сумраке. Чудные свойства материи, затканной серебром!
— Я не ошибся, ты прекрасна, — продолжил регент. — Так же прекрасна, как и в тот день…
— В какой день? — решилась спросить девушка.
— В тот день, когда я впервые увидел тебя в доме графини.
— Но как? Как вы могли меня там видеть? Разве вы там бывали?
— О, неужели тебе ничего не известно? — Он пытливо посмотрел на Любаву. — Неужели ты и впрямь так несведуща?
— В чем же? В чем? — лихорадочно переспросила она, стиснув руки.
— В том, что твоя тетушка показала мне тебя. Разумеется, тайно. Только я думал, — сказал герцог, — что ты все прекрасно знаешь и эта тайна для тебя такой же секрет полишинеля, как и для меня… И ты только кокетничаешь со мной своим незнанием…
— Нет, нет… Я ничего не знала…
— Ах так… Что же, — помедлил он, — стало быть, графиня большая шутница… Что ж, тем интереснее…
Герцог помолчал. Любава опустила голову, не в силах выдержать его пристальный взгляд.
— Ты, кажется, освоилась здесь? — спросил регент.
— Да, ваша светлость, — прошептала девушка.
— Тебе здесь понравилось?
Любава ничего не ответила. Бирон подошел к ней поближе. Протянув руку, он взял девушку за подбородок и поднял ее лицо. Девушка не посмела отвернуться.
— Ты все еще боишься меня? — произнес он.
Любава ничего не ответила. Она почувствовала, что на глазах ее сейчас выступят слезы, но усилием воли сдержала себя.
— Это правильно, — усмехнулся он и убрал руку от ее лица. — Меня все боятся, кроме… кроме покойной императрицы, — задумчиво прибавил он. — Это была особенная женщина… Что ж, ты видела императрицу?
— Нет, ваша светлость… — прошептала девушка.
— Ты отвечаешь только «нет» и «да», тебе не нравится разговаривать со мной?
— Отчего же… нравится…
— Да, я ожидал другого приема, — веско произнес регент. — Скажу тебе, что у тебя теперь дороги назад нет… Ты выполнишь то, что обещала. Странно, я никогда не делал подобных опрометчивых глупостей, давно ни одна женщина не пробуждала во мне таких желаний. Ты должна это ценить, ты — избранная…
— Я ценю, — пробормотала она.
В голове ее мелькнула мысль: «Он сказал, что у меня нет теперь дороги назад… Неужели он отпустил его? Отпустил Ивана?»