Забери меня с собой
Шрифт:
Дети крутились вокруг неё, расспрашивали о жизни в городах людей, рассказывали нехитрые истории о собственной жизни. А ещё они делились с ней сокровищами — таскали ей камушки, пёрышки и ракушки. Что со всем этим богатством делать Элисти не знала и складывала кучкой у дальней стены шатра.
Общаться с детьми она тоже не слишком умела. Дочь графа с самого детства была зажата в строгие рамки этикета, точно так же, как и все остальные дети её круга. И сейчас шумная чумазая ребячья вольница казалась ей чем-то удивительным.
Как-то вечером, когда Шаграт перед сном привычно напевал ей песнь исцеления,
— Шаграт, тебя Ксат зовёт! Наши с Горицветами подрались. Двое раненых. Тяжёлых.
— Иду, — невозмутимо отозвался младший шаман, словно в таком ситуации не было ничего необычного.
— Шаграт, — Элисти с испугом ухватила его за руку.
Тот аккуратно освободился:
— Ложись спать, заяц. Я нескоро вернусь.
Какое там спать? Элисти всю ночь проворочалась на лежанке из шкур, чутко прислушиваясь к звукам снаружи. Там что-то шуршало, пищало, стрекотало и вздыхало — обычные звуки ночной степи, ничего похожего на звуки битвы. Серый жеребец Шаграта, как всегда бродящий непривязанным, снова тяжело вздохнул за тонкой стеной из кожи, будто тоже волновался и ждал хозяина.
Шаграт явился только с рассветом, Элисти вскинулась ему навстречу:
— Что там?
Орк тяжело рухнул на лежанку, видно, что устал, но улыбнулся он довольно.
— Всё хорошо. Оба раненых живы и будут полностью здоровы.
— А война?
— Какая война?
— С этими… Горицветами, — Элисти пришлось напрячься, чтобы вспомнить название другого рода.
Шаграт хохотнул:
— Война. Скажешь тоже. Молодняк поцапался, с обеих сторон все живы. Мы — пострадавшая сторона. Завтра, точнее уже сегодня, вождь Грас поедет к Горицветам разбираться. Они с тамошним вождём поорут друг на друга и станут договариваться. Грас стребует компенсацию и вернётся довольный.
— А битвы точно не будет?
— Вожди, может, и заедут пару раз друг другу по физиономии, это у них в порядке вещей. Но Ковыль и Горицвет воевать не будут. Не бойся, заяц. Ты, что не спала всю ночь? У тебя под глазами круги, как у енота.
Элисти кивнула.
Шаграт вздохнул и накрылся шкурой:
— Давай спать.
***
Следующий день выдался дождливый и на редкость спокойный. Уставший Шаграт продрых до полудня, Элисти спала ещё дольше. Когда проснулась, орк возился с дымовым клапаном в своде шатра, ворочал полотнища длинными шестами, настраивал так, чтобы дым от очага выходил свободно, а капли дождя не попадали внутрь.
В хорошую погоду Шаграт готовил на небольшом костерке снаружи, а то и вовсе не готовил, а приносил еду от благодарных за помощь соседей, но сейчас выходить ему явно не хотелось.
Каша у молодого шамана сегодня немного подгорела, но Элисти и не думала капризничать, давно уже ела, что дадут. Когда тебя лечат, кормят и одевают за простое «спасибо», показывать характер будет совсем уж свинством.
Потом орк снова курлыкал свою песню. Он обещал, что исцелит больную ногу полностью, Элисти боялась верить, но не могла задавить поднявшую голову надежду. На ногу наступать всё ещё больно, зато она сгибается и разгибается полностью, совсем
как до первого перелома. Может, и в самом деле шаман сотворит чудо.Дождь заканчиваться не собирался, и они сидели рядышком у открытого входа, смотрели на пелену водных капель и говорили. Вернее, говорила в основном Элисти, а Шаграт внимательно слушал. Она рассказывала про котят в отцовском поместье; про старших сестёр, давно выданных замуж; про мамины платья; про строгого отца; про взрослого и холодного брата-наследника; про балы и приёмы, которые она ненавидела; про блестящий тёмным лаком клавесин в гостиной, на котором она играла для гостей. Рассказывая про клавесин, она улыбалась и вдруг с удивлением поняла, что инструмент — единственное, за чем она скучает из прошлой жизни.
Наряды, слуги, изысканные блюда на фарфоровых тарелках, горячая ванна, мягкая постель — всё это было неважно и ненужно, а вот коснуться пальцами знакомых клавиш, заставить их запеть — захотелось просто до зуда в этих самых пальцах.
Всё-таки Шаграт был волшебником!
Громоздкого клавесина в его шатре, конечно же, не оказалось, но он выудил откуда-то из своих вещей маленькую глиняную флейту. Элисти играла на чём-то похожем в детстве, пока граф Эванс не решил, что такой инструмент не подходит юной аристократке. Эта флейта мало походила на ту. Довольно грубо вылепленная птичка с дырочками по бокам в огромной лапе орка казалась хрупкой игрушкой — сожми чуть посильнее, и она рассыплется в пыль. Но Шаграт не сжимал её. Он поднёс флейту к губам, пальцы пробежались по отверстиям, и глиняная птичка выдала задорную длинную трель.
Элисти в восторге хлопнула в ладоши. Шаграт снова засвистел, ещё раз и ещё.
Элисти не заметила в какой момент отдельные протяжные трели соединились в мелодию — то быструю и задорную, то нежную и лёгкую, как дуновение летнего ветерка. Она смотрела на орка и не видела его, она вся была в этой мелодии, она и сама была мелодией. Она босая бежала по весенней траве, наперегонки с ветром. Кружилась и смеялась. Облаком летела в небе. Она была свободна. Облаку, небу, ветру, степной траве — никто не указ.
Песня глиняной птички стихла, и Элисти растерянно моргнула, возвращаясь в реальность. Она сидела на мягкой шкуре, постеленной у входа, обнимала колени, по щекам её катились крупные слёзы. А Шаграт смотрел на неё и улыбался.
— Что ты, заяц? — он потянулся и обнял её.
Сжал в могучих лапах, прижал к груди. Вопиющее нарушение приличий, особенно учитывая отсутствие рубахи, но Элисти и не подумала отстраняться. Всхлипнула, греясь в его тепле и вдыхая смесь запахов трав, дыма и звериных шкур, почти перебивших собственный запах кожи молодого орка.
Шаграт обнимал её и легонько поглаживал по спине, пока Элисти не перестала вздрагивать от плача.
— Всё хорошо, зайчонок. Мы и ногу твою вылечим и душу подправим. Ох и досталось твоей душе, иным и после пары военных походов меньше достаётся. Но это ничего. Ты у нас сильная, маленькая леди Элисти.
— Не называй меня так, — Элисти стукнула орка кулачком в твердокаменную грудь.
Он рассмеялся, хитро прищурился:
— Как не называть — зайцем или леди?
— Ты знаешь! — снова удар в грудь, она словно в двери стучится.