Заблудшие

— Зато ты успела. И года не прожили, а ляльку нажили. Как теперь Ваньку твоего поднимать? — удрученно молвила старшая женщина.

— Вот, я и думаю, — с тоской посмотрела девица в след удаляющемуся мужчине.

Не успел он закрыть ворота, как во дворе появилась хозяйка.

— И чего она от тебя хотела? — потребовала отчета Стефания.

— Ничего. Просто, ведра помог донести.

— Просто так, не бывает. Или ты у меня живешь, или по девкам шляешься, — выговаривала женщина. Это было похоже на ревность. Чего ревновать, если она к себе Гришку не подпускала? У них все по классике, она хозяйка, он батрак.

— Мне теперь перед панночкой отчет держать? Может, спрашивать, с кем можно встречаться? Работник, не раб. Батракам деньги за работу платят, и они не работают за миску супа, — обиделся мужчина за такую интонацию.

— Так тебе денег надо? — возмутилась Стефания.

— Будут тебе и деньги!

Она в сердцах хотела сказать, чтобы тот выметался прочь, но трезво прикинув все за и против, решила так не горячиться.

— Между прочим, у нее муж в Красной Армии и ребеночек малый. Сашка без вести пропал, а сыночка выкормить еще надо. Она к любому прицепится, лишь бы дитя своим признал. Мамаша у нее еще та стерва. Окрутят тебя эти бабы, и станешь чужого байстрюка воспитывать, — попыталась она раскрыть новые возможные аспекты такого невинного общения.

— У тебя-то свои дети есть? — удосужилась хозяйка поинтересоваться семейным положением Чижова.

— Не имею, но хотел бы. Только не чужого, а своего и от любимой женщины, — он как-то странно посмотрел на Стефанию.

— Жена была против, — признался честно Григорий.

— Так ты женат? — разочарованно спросила Стефания.

— Мы разбежались. Не сошлись характерами. Я в разводе, — поспешил внести ясность Чижов.

— Вот, что я тебе скажу, Григорий, — официальным тоном произнесла Стефания.

— Ты конечно не раб и в свободное время можешь делать все, что тебе заблагорассудится. За работу, я тебе стану платить, а о лагере не думай. Никого сдавать я не собираюсь, — с обидой в голосе произнесла она. Мужчина понял, что своим высказыванием обидел хозяйку, а ведь она так много сделала для него.

— Завтра идем копать картофель к свекру. Можешь отдыхать, — повернулась она к мужчине спиной, и гордо подняв голову, скрылась в доме.

На огород выехали двумя семьями, да плюс Митька, работник семейства Новак. Пан Казимир подкопал плужком грядки с картофелем, и теперь все вместе они собирали клубни в ведра, затем засыпая их в мешки. Григорий грузил их в телегу, чтобы потом доставить во двор пану Казимиру. Урожай был хороший, поэтому работа затянулась. Мария расстелив покрывало, пригласила всех на обед. Сало, вареные яйца, хлеб, помидоры, огурцы, да кувшин молока, вот и весь обед.

— Вот так и живут кулаки, — без всякой злобы произнесла Стефания.

— Так твои товарищи нас называли, — посмотрела она на Чижова.

— Встаем пораньше и ложимся попозже. И за это у нас надо было забрать землю и скотину. Раздали все голытьбе и что с того? Митьке эта земля нужна? Зато нам нельзя было батраков нанимать. Классовая несправедливость, — возмущенно произнесла Стеша.

— Злотые отменили, а рубли ввели, и кем мы стали? Нищими! Налогами так обложили, что хочешь, не хочешь, а в колхоз пришлось записываться, — сетовала молодая хозяйка. Что он мог ей сказать? У каждого своя, правда. Стефания почистила от скорлупы яйцо и протянула его Чижову. Казимир из подлобья скосился на невестку. Сказал, что-то по-польски и Стеша переключила внимание с парня на другой объект. Закончив трапезу, старый поляк поднялся и пошел к лошади. Мария убирала остатки пищи.

— Молока хочешь? — поинтересовалась Стефания у своего работника. Чижов кивнул головой. Она протянула ему крынку с белой жидкостью. Гриша перехватил емкость и положил свои руки сверху девичьих. Пальцем он нащупал обручальное колечко и осторожно погладил пальчик, на котором оно было. Стеша замерла, смотря ему прямо в глаза. Мария дернула покрывало и этим движением нарушила минутную идиллию.

Когда сбор урожая был окончен, все уселись в телеге. Старшее поколение впереди, а молодежь в корме. Стеша сидела позади парня, поджав под себя ноги, а он наоборот свесил их за борт. На неровной дороге телега накренилась, и Чижов опрокинулся на спину, да так, что его голова оказалась на коленях девушки. Даже когда транспортное средство выровнялось, он не спешил принимать вертикальное положение, рискуя вызвать неудовольствие родителей пропавшего мужа Стеши. Он явно заигрывал со своей хозяйкой, причем рискуя ее репутацией. Полька положила свою руку ему на голову и погладила чуб, как бы отзываясь на его ухаживания. Чижов не удержался и поцеловал ее руку. Такая инициатива напугала хозяйку, и она одернула кисть. Пришлось и Грише снова присесть на корме транспортного средства. Переборку урожая оставили на завтра, и молодая парочка отправилась домой. Чижов для закрепления успеха, попытался взять Стефанию за руку, но она не хотела афишировать, не совсем понятные для них обоих отношения. До своих ворот дойти без приключений не успели. Посреди улицы стояла с ведрами Наталья. Она словно поджидала Чижова, зная, когда тот должен появиться.

— Григорий Васильевич, не поможете бедной женщине? Наверное, спину подорвала и ни как не могу донести.

Чижов виновато посмотрел в сторону полячки. Мол, как тут откажешь?

— Я же говорила! — с укоризной произнесла хозяйка.

— Стеш, я сейчас.

— Не Стеша, а пани Стефания, — поправила его молодая женщина и, не задерживаясь, продолжила движение. Наташка проводила ее насмешливым взглядом до самих ворот.

— Шляхта, одним словом.

— Да брось ты Наталка. У них так принято, — не стал акцентировать внимания на этом моменте Григорий.

— Знаем мы, как у них принято, натерпелись, — едко заметила соседка.

Чтобы сменить вектор разговора Чижов затронул другую тему.

— Как твой малыш себя чувствует? Не болеет? — поинтересовался Гриша.

— Донесли уже! — не сильно огорчилась девица.

— Это хорошо, что вы соседями так интересуетесь, — перевернула она все на свой лад.

— Растет Ванюша.

— Трудно, наверное, самой с ребенком-то? — продолжал Чижов.

— А вы, не помочь ли решили? Только что-то я не слыхала, чтобы камешек в мое окошко прилетал? Хата у меня просторная, не то, что флигель, и кровать широкая, — откровенно заигрывала Наталья.

— Вы-то сами детишек любите?

— Люблю, — признался мужчина.

— Это для женщины главное, чтобы мужик ее любил и ее детишек, — заявила Наталья.

— С этим трудно не согласиться, но только бы хотелось не только детей жены любить, но и своих, — дистанцировался Григорий.

— За этим дело не станет, — не отчаивалась Наташка. Тут Чижову стало немного не по себе. Соседка оказалась через-чур напористой и еще пару раз он поможет поднести ей ведра, и глядишь, того сам не замечая, окажется с ней в одной постели. Права была Стефания. Как и в прошлый раз у дома Натальи их поджидала ее мать. Женщина недовольно бурчала и Чижов в этом плане с ней был согласен, доброта до хорошего, не доведет. Стеша попыталась сделать вид, что не сердится, но Гриша-то видел, что женщина переживает. А если переживает, то он ей не безразличен.

Эта неделя оказалась богатой на события разного рода и не только для семейства Новак, а для всей Гуты Степанской. Староста со своими помощниками затеял подворовый обход. В огромную амбарную книгу он вносил все ведомости относительно хозяйства и проживающих на подворье людей. Его подручные замерили земли имеющиеся во владении Стефании, пересчитали всю птицу и живность находящуюся в сараях, даже учли кота Тишку и собаку Шарика. Чижову было интересно ради чего вся эта затея. Он даже позволил себе прошмыгнуть вслед за старостой в горницу дома, куда раньше никогда не смел заходить. Стефания строго посмотрела на работника, но ничего не сказала. Худосочный поляк устроился за столом, тщательно записывая чернилами все результаты подсчетов.

— Таков порядок, — многозначительно заявил очкарик.

— Уездная управа требует отчетности. Новая власть налоги вводит. Мне надо знать с кого, чего требовать.

— Опять налоги, — вздохнула хозяйка.

— Только от одних спокойно вздохнули, как следующие.

— А вы, что думали пани Стефания, что анархия наступит? Германия, цивилизованная страна и все в ней должно быть учтено. Новые законы, новые порядки, — изрек пожилой поляк.

— Из колхоза, я так понимаю, вы решили выйти?