Заблудшие
Шрифт:
— А ты иди и возьми, — повел в их сторону своим «ДП-27» Чижов. Начинать перестрелку Бородай не собирался. Проснутся немцы, и их уход не останется незамеченным. Это Степе было не нужно.
— Но мы тогда не прощаемся. Свидимся еще, — включил Бородай заднюю.
— Я тебя лично на ремни порежу. Ты слышишь меня? — раздался за спинами вломившихся в хату шуцманов голос «Мясника».
— И ты здесь? Жаль, что сразу не прикончил, — сожалел Гришка об упущенном шансе.
— Да я тебя! — колыхнулся строй «шума» под напором резника.
— Тихо Дмитро, не сейчас. У нас еще будет возможность поговорить. Может, мы еще в гости к Стефании зайдем, — затронул больную тему Бородай.
— Если тронешь Стешу, то я тебя из-под земли достану, — сорвался Гришка. Товарищи Бородая медленно покинули Марусину хату.
— Вот суки! — выругался Федька, когда опасность миновала.
— Надо было заложить этого Степана еще, когда немцы шерстили батальон.
Гришка поставил
— Ты чего? — не понял Игнатов такого поведения друга. У Чижова тряслись пальцы на руке. Еще бы немного и случилась настоящая бойня. С такого расстояния не попасть в цель просто невозможно.
Утром оказалось, что с Бородаем ушло в лес больше десятка человек. Причем сбежавшие освободили и задержанных. Вместе со Степаном к националистам сбежал и следователь. Побоялся видать «бухгалтер» угроз Игнатова. Операция по поимке партизан была свернута и остатки подразделения вернулись в места дислокации.
Глава 17
Светило июльское солнышко, от света которого приходилось щуриться. Гришка с Федором лежали на душистом сене в телеге, которая катила по пыльным дорогам Волыни. Иногда повозку подбрасывало на колдобинах, но это не мешало мужчинам вести разговор о политике. С момента их первой операции в этом году в поселении Паросли, утекло не мало времени и произошли разительные изменения, как на фронте, так и внутри страны. Сбежал в лес Бородай и много его товарищей. Батальон сократился в численности и личный состав шуцманшафта разбавили выходцами из Прибалтики и казаками. Они пришли на замену не благонадежным украинцам. Комбата Ходаковского сместили с должности и вместо него назначили бывшего капитана Красной армии Сташкевича. Фронт неумолимо стал катиться на Запад, и это привело к активизации партизанской деятельности в тылу вермахта. Партизанское движение было не однородным по своему составу и преследуемым целям. Националисты ОУН-УПА громили польские села, в отместку отряды армии Краевой организовывали отряды самообороны и совместно с советскими партизанами нападали на националистов. Диверсионные группы действующей Красной армии, советские соединения партизан, ячейки армии Краевой и армии Людовой, ОУН-УПА, «бульбовцы» и просто бандиты, все перемешались в Полесских лесах. Наиболее жестоко вели себя бандеровцы. Они оставили свой кровавый след в польских селах Гранях, Сохах, Процуках и многих других населенных пунктах. Убивали польское население, невзирая на пол и возраст, причем делали это с особой жестокостью, применяя ножи и топоры. Где-то в их районе собирал свою кровавую жатву и «Мясник», которому удалось выскользнуть из рук правосудия благодаря предательству Бородая. В связи с такой обстановкой каждое село старалось создать свой отряд самообороны, чтобы защититься от непрошенных гостей. Оккупационная власть пребывала в растерянности, не зная, каким способом прекратить эту резню. На Волынь перебросили 202 батальон «шуцманшафта», так называемых «синих» полицейских, получивших такое название из-за цвета формы. Этот батальон был сформирован в основном из поляков и немцев, с небольшой долей украинцев из восточной Галиции. Кроме этого формировались дополнительные соединения из польского населения. Если нацисты не могли справиться сами с украинскими националистами, то они собирались сделать это руками поляков, которые ради мести, шли в польские батальоны «шуцманшафта». Сарны из еврейского городка превратились в польский, так как многие жители района стремились перебраться из сел под защиту «синих мундиров». Чтобы избежать смерти польское население активно уезжало на работы в Германию. Районным комиссарам даже была выгодно такое напряжение в уезде. Они выполняли план по отправке рабочей силы в Фатерлянд. Вот и сейчас поступила заявка из парочки сел о готовности нескольких десятков жителей поискать свое счастье на заводах и фабриках Третьего Рейха. Задача отправившегося в дорогу подразделения «шума» была до боли проста, собрать и доставить добровольцев в Сарны на железнодорожную станцию. Выделили на это дело с десяток подвод и сорок человек шуцманов. Почему так много? Совсем недавно боевики ОУН-УПА совершили нападение сразу на 150 польских сел. Погибло большое количество мирного населения, поэтому и приходилось усиливать охрану. Вот и катили эти подводы в первый пункт загрузки, а именно в Гуту Степанскую. Чижов уже мысленно обнимал жену, рассчитывая на ласки, истосковавшейся по мужу Стефании. Солнышко перевалило зенит, и Гришка очень надеялся, что их обоз остановится на ночлег в Гуте и лишь на следующий день заберет остальную часть добровольцев из Вырок. Когда их обоз въехал на пригорок, и перед ним показалось село, головная телега застопорила ход.
— Что там еще? — спрыгнул следом за Чижовым с телеги и его дружок. Они направились к первой телеге в надежде узнать причину остановки. Старший их подразделения фельдфебель Антанас Жукаускас, чистокровный литовец, переведенный к ним в батальон из литовского шуцманшафта, рассматривал населенный
пункт в бинокль. Сюда уже подтянулся и обер ефрейтор Вася Зленко. Василий ближайший дружок Степана Бородая. В «шуме» недоумевали, почему обер ефрейтор не сбежал к бандеровцам вместе с другом. На то было две версии. Первая идеологическая, в которую почти никто не верил, а вторая бытовая. Мол, когда Бородай «делал ноги», Васька напился до беспамятства и просто не смог физически уйти в лес с «шароварниками».— Почему стоим? — поинтересовался Василий.
— Не нравятся мне эти укрепления, — передал Антанас свой бинокль Зленко.
— Окопы, блиндажи. Неплохо поляки закопались, — прокомментировал увиденное обер ефрейтор.
— Они, что нас ждут? — не понимал Жукаускас.
— Вряд ли. Зачем было тогда сообщать о рабочих? Скорее всего, просто отряд самообороны. Такие сейчас в каждом селе, — не выражал беспокойства Зленко.
— А если нарвемся на засаду? Может они с партизанами заодно? — сомневался фельдфебель.
— Хотите выслать разведку? — догадался о намерениях Жукаускаса обер ефрейтор. Литовец в знак согласия кивнул головой.
— Предлагаю кандидатуру Чижова, — сразу же нашел подходящего разведчика Василий. Гришка хотел было возразить, но не успел.
— Он парень опытный. Пулеметчик, командир отделения, имеет награду за борьбу с партизанами и к тому же у него жена из этого села, — привел свои аргументы Зленко в пользу предложенного кандидата.
— Жена отсюда? — не знал таких подробностей Антанас. Пожалуй, этот пункт из биографии ефрейтора и сыграл главную роль.
— Кого с собой возьмешь? — поинтересовался фельдфебель, даже не спрашивая Чижова о согласии идти в разведку, будто бы этот вопрос был решен сам собой. Григорий хотел было возмутиться, но поняв, что его возмущения ни к чему не приведут, ткнул пальцем в грудь Игнатова.
— Я? — изумился Федор.
— Ну, спасибо тебе Гриша, — недовольно буркнул товарищ.
«Шума» остались на пригорке, наблюдая за транспортным средством ефрейтора, которое под управлением Игнатова катилось в сторону Гуты. Жители Степанской тоже заметили отряд и напряженно ждали приближения повозки. Федька, который всю дорогу до околицы села костерил Григория за его выбор напарника, притих. Чижов, свесив ноги с телеги, сидел рядом с возничим, положив себе на колени ручной пулемет. Пусть видят, кто он такой и чем вооружен. Руки положил на патронный диск, как бы показывая свои миролюбивые намерения. Да и сделать он вряд-ли бы что-нибудь успел, так как на них из ближайшего окопа было направлено несколько стволов винтовок. В образовавшейся тишине было слышно лишь поскрипывание колес и удары хвостом кобылки по своему крупу, отгоняющие назойливого овода. Когда щелкнул затвор карабина Федька и вовсе закрыл глаза и затаил дыхание. Вот сейчас бабахнет выстрел и прощай Федина душа, — пожалел сам себя Игнатов. Вместо этого послышался бодрый голосок Гриши.
— Доброго дня, панове!
В ответ тишина. Но и это хорошо. Главное, чтобы не стреляли. Федор приоткрыл глаза.
— Так это же Гришка! Муж Стешки Новак, — высунулась из укрытия Митяй, с взлохмаченной шевелюрой на голове.
— Привет, Гришка! — радостно произнес рабочий семейства Новак.
— И тебе не хворать, — ответил Чижов и приказал Федору остановить лошадей.
— Ты на побывку или по делам? — поинтересовался батрак. Односельчане не спешили опускать оружие.
— Я не сам. Со мной отряд шуцманов, — кивнул пулеметчик на пригорок, где стояли телеги «шума».
— Мы по приглашению вашего старосты Якуба Крычильского, — назвал он причину своего появления в Гуте Степанской. Тут из ближайшей землянки появилось несколько человек.
— Крычильский у нас больше не староста, — заявил один из вооруженных селян.
— Вот тебе на! — изумился Чижов.
— Что-то я не слышал, чтобы его волостное начальство снимало.
— Оно и не снимало. Мы сами сняли, — признался сельский житель.
— А зачем вам староста? — подошли поближе люди из землянки.
— Добрый день, пан Дроздовский, — узнал сельского агронома шуцман. Второго мужчину Гриша тоже опознал. Это был Марек Ковач, брат его жены. Под каким псевдонимом он здесь присутствовал, для него было непонятно, поэтому «шума» просто приподнял свой головной убор.
— Что понадобилось уездным полицейским от нашего старосты? — интересовался агроном.
— Тайны особой нет, но хотелось бы увидеть старосту, — не спешил все рассказывать Чижов.
— А я и есть староста. Меня люди выбрали на сельском сходе, — признался Станислав Дроздовский.
— Стало быть, обошлось без волостного начальства? — уточнил «шума».
— Но раз народ так решил, то зачем волостной старшина? Коль вы теперь тут за главного, то поясню цель нашего визита. Якуб Крычильский, до вашего избрания, отправил уездному комиссару докладную записку о том, что в Гуте Степанской имеются желающие отправиться на работы в Германию. По этому поводу нас и прислали из Сарн, чтобы мы препроводили добровольцев в город. Для этих целей был выделен отряд шуцманов и транспортные средства. Сейчас они ожидают на пригорке моей отмашки, — четко доложил Чижов.