Заблуждение велосипеда

Коллективом воров в тот раз, как выяснилось, руководил разнорабочий с характерной фамилией Кандалин. Этот Витька Кандалин еще при жизни папы приходил к нам помогать, папа называл его тезкой, мама подкармливала его «тормознутого» сына, моего ровесника.

Крали все, кто у нас работал, и крали все, что можно. Урожай яблок, собранный с наших яблонь и заботливо уложенный на застланном газетами полу на веранде, свистнули «только так», сломав стеклянную дверь.

Железный рукомойник на летней кухне. Про косы, грабли и прочий инвентарь уже и говорить нечего. Велосипеды — только оставь на минутку. Однажды украли керамический кувшин, стоящий на крыльце. Цветы оставили, а кувшин унесли.

Белье, сушившееся на веревках в саду, одежду и обувь.

Воры съели гречневую кашу уже в начале девяностых, когда кругом был полный голяк, а мы, «как всегда, вовремя», затеяли ремонт. Сварили кашу на обед и поехали в хозяйственный, докупить каких-то гвоздей или кисточек.

Приезжаем — на тебе. На топчане в нижней комнате дрыхнут два пацана, рядом пустая кастрюля. Ну и рожи у них были!.. Мой добрый муж даже подзатыльников им не отвесил. Поели, поспали — валите отсюда.

А у кого-то, у чьих-то жильцов на Восточной было наоборот — жильцы спали, ночь, темный дом, а воры решили, что дома никого нет, залезли. Эти проснулись. Воров били так, что на крики о пощаде сбежались соседи, выручать воров.

Однажды украли грибы. Я их долго «выращивала», сыроеги, лисички и подберезовики. И вот утром с веранды мы с мамой заметили, что между елочек ходит некто в ватнике, с корзинкой и палкой.

Мы возмущенно кричали этому существу, но приблизиться побаивались. Существо же преспокойно положило в корзинку еще несколько грибов и не спеша удалилось через калитку.

И вот теперь я думаю, что этот человек, местный, выросший здесь, на фабрике или в деревне, привык ходить в лес. У него тут свои, с детства, грибные места. Наш поселок строили в конце сороковых, выходит, мы тоже отняли у кого-то родной лес, и вот человек не понял, чокнутый какой-то, или не хочет с этим мириться и продолжает ходить в свой лес.

А если мы тоже пойдем за грибами в наш бывший лес? Дядя в черной форме шмальнет из «Калашникова». То-то смеху будет! Ландыши, грибочки…

Женихи мамы.

Некий Владимир Васильевич, дипломат, работавший в Египте, похожий на крупную мышь. Чрезвычайный и полномочный посол, как-то так называлась его должность. Почему-то при этих словах мама и брат заливались хохотом. Меня этот дядя называл «маленький безьян», и мама смеялась. Это было единственное, чем он мог ее позабавить. Обычно же она ему говорила:

— Володя, рядом с вами мухи дохнут. От вас просто веет скукой.

Мы с мамой пришли к Менакерам.

— Ну что, Аллочка, как живете? Замуж не собираетесь? — спросил Александр Семенович.

— Мне сделал предложение один посол, но он скучный такой, я ему пока отказала.

— Ага, понятно, послу вы сказали: «Посол вон, посол», — пошутил Александр Семенович, и мама хохотала.

В саду играла в песок маленькая, лет четырех, красивая сердитая девочка.

— Это наша внучка Маша. Мы ей не тот подарок на день рождения подарили. Этот старый дурак, — Мария Владимировна кивает на Александра Семеновича, — сказал, что надо куклу. Купили куклу. А она хотела какое-то, видите ли, платье! — возмущается она.

Про Марию Владимировну еще.

Она пригласила нас с Дашей Чухрай в гости — посмотреть, какие мы стали большие. Позднее утро, сидим у нее на кухне, пьем чай со сладостями. Выходит Андрей Александрович.

— А это, девочки, мой сын Андрюша, — вздыхая, говорит Мария Владимировна. Словно речь идет не об известнейшем актере, «суперзвезде», как сказали бы сейчас, а о каком-то двоечнике, которым мама хронически недовольна.

От смущения я не решаюсь взглянуть на него. Он присаживается к столу.

— Ну что, девочки, водку пить будете? — спрашивает он.

Даша хихикает.

Я смущаюсь еще сильней, почти страдаю оттого, что обожаемый мною актер шутит таким образом.

Потом, помню, он нас с мамой вез с дачи в Москву, подвозил, на вишневой «двушке». Супернавороченная машина для середины семидесятых.

Остановился, купил ржаные лепешки (были такие «хлебобулочные изделия» по десять копеек), и мы их грызли втроем всю дорогу. Так и осталось — вкус ржаной лепешки связан с Андреем Мироновым.

Интересно, а его тоже гнобили за то, что он из актерской семьи? Или это вошло в моду уже потом, во времена моей молодости? А Константина Аркадьевича Райкина? Вот его гнобили наверняка.

Когда мы переехали на новую дачу, Александр Семенович принес на новоселье керамическую сахарницу с сахаром и накарябанной карандашом надписью: «Шел по улице Менакер, нес Драгунскому он сахер». И устно Александр Семенович добавил что-то в том смысле, что «сахер» Драгунскому было нельзя по медицинским показаниям, и он послал Менакера с его гостинцем «на хер».

Надпись стерлась, а сахарница еще жива. Когда мы начали работать над «Яблочным вором» в Театре сатиры, Оля Субботина привезла ко мне в гости Машу Голубкину.

— Вот эту сахарницу, Маша, нам подарил ваш дедушка.

— Какая милость! — своим неподражаемым голосом сказала Маша.

«Яблочный вор» в Сатире, с Машей в главной роли — это торжество «исторической справедливости». Папа мой работал в этом театре перед войной, и вот мой спектакль там теперь.

Странно, но день смерти папы, годовщина шестого мая, всегда бывала одним из самых радостных, веселых дней в году.

Можно было не ходить в школу, потому что с утра ездили на Ваганьково, прибраться на могиле, положить цветы и еловый лапник. Если же школу пропускать не разрешали и ездили на кладбище без меня, то все равно здорово — приходишь из школы, а дома пахнет салатами, на кухне мама и тетя Муза стучат ножами, готовят и ругаются из-за политики.

— Муза, не притворяйся, ты же умный человек, ты все прекрасно понимаешь… Эта партия с этим слабоумным доведут нас до катастрофы… Уже довели! Ты знаешь, что за Уралом маргарин по карточкам?.. Дети в детдомах живут впроголодь!

— Просто поражаюсь, откуда ты берешь эти сведения? Это какие-то американские фальшивки! — обижается тетя Муза.

— Муза, я тебя просто уважать перестану! Вы с Мишей, два ветерана войны, со взрослыми сыновьями, ютитесь в двух комнатах, в пятиэтажке, а как живет всякая райкомовская шушера? Рядом с вашими пятиэтажаками отгрохали целое «Царское село», кто там будет жить? Номенклатура!

— Алла, я не хочу об этом говорить! — уязвленно восклицает тетя Муза.

— Вот-вот, значит, понимаешь, что вас обманывают, обворовывают…