Заботы пятьдесят третьего года

– Серега, ты молодец!
– заорал Казарян.
– Твоя занудливая система великая вещь! Разложил все по полочкам и сразу же этим сто вопросов поставил. Кто их свел? Кто их навел? Почему они работали не по профессии?

– Где они жили до совершения преступления?
– спросил Смирнов.

– Георгий Черняев - в Костине. Лесная, дом шесть. Роман Петровский в Шебашевском переулке, дом пятнадцать. Леонид Жданов - улица Расоковой, дом семь, квартира двадцать три. Алексей Пятко - Бутырский вал, дом четыре "а", квартира три, Николай Самсонов - Третья Тверская-Ямская, дом тридцать шесть, квартира два "а".

– За исключением Черняева, все, в принципе, из одного района, сказал Смирнов.

– Вероятнее всего, были знакомы до этого дела. Но Казарян прав - слишком, слишком разные, и все, как один, вряд ли пойдут на убийство.

– Еще несколько слов, - Ларионов собрал бумажки и сложил их в папку.
– Склад этот - в Ростокине, в районе, никому не известном из этой компании. Следовательно, наводка, и серьезная наводка. Для такой наводки наши бакланы - разметчик меховой фабрики Серафим Васин и шофер Арнольд Шульгин - люди неподходящие. Шофер не из этой конторы, он работал на пивзаводе, а Васина, я думаю, уговорили, хотя с ним сложнее территориально близок к основному составу группы.

– "Основной состав"! Прямо-таки футбольная команда, прокомментировал Казарян.
– Тогда под моей опекой - запасные. Все четыре моих огольца, получившие срок, - порождение уголовной романтики. Песни блатные, героические рассказы про невероятные успехи, мифы о воровском братстве, первые знакомства с деловыми, поручения по мелочевке. На самом деле играли роль отвлечения, и не более того.

После освобождения двоих - Фурсова и Гагина, родители тотчас, от греха подальше, отправили по деревням, к дедкам и бабкам. В Москве - двое, Виталий Горохов и Геннадий Иванюк. Оба задействованы на одностороннюю связь Цыганом - Романом Петровским. Куда от Цыгана концы - неизвестно. Пацанов этих обоих работать следует - перспектива выхода на отлеживающихся есть. По свидетелям следователь прямо-таки решительно рубил канаты, как можно скорее закругляя дело. Я не имею в виду косвенных очевидцев ограбления, для меня гораздо больший интерес представляют свидетели, в той или иной степени связанные с преступниками. Возвращаясь к футбольной терминологии, скажу: эта команда в данной игре не могла обойтись без тренера, а казаковская группа и следствие были уверены, что главный капитан. Только еще раз проверив свидетелей, можно выйти на настоящего главаря.

– Ребята, по-моему, вы спятили, - всерьез обеспокоился Смирнов.
– Вы занялись отысканием прорех в следствии закрытого дела и поисками мифического главаря. Извините меня, но вы совсем забыли, в чем наша основная задача. Очнитесь! Мы не главаря, вами сочиняемого, ловим, и не Казакова за руку норовим схватить. Мы ищем убийцу. Я считаю, что убил кто-то из деловой пятерки. Поймайте мне хотя бы одного из них.

– Пока нас не теребят, мы можем не пороть горячки.
– Казарян был спокоен.

– А почему нас не теребят, ты об этом подумал? Не теребят потому, что уголовник убит. И начальство наше не трогают поэтому же. Вот мы все вместе скоро и решим: сведение воровских счетов. Потом отложим это дело в сторону, благо есть чем заняться, а когда полгода пройдет, закроем с легким сердцем. А что? Ну, убили уголовника какого-то и убили. Только потому, что нас не теребят, раскрытие этого дела должно стать делом нашей совести и профессионального долга.

– Ты нас не агитируй, Саня, - предупредил Казарян. Смирнов выпустил пар и успокоился.

– Да я не вас агитирую - себя.

– Тогда свободный поиск, - предложил Ларионов.
– Время нам давай, освободи от текучки.

– Ты, Сережа, любишь копать вглубь, а главного не откопал.
– Смирнов встал, подошел к окну, глянул на свой нежно эрмитажный вид: - Почему убили Жбана? И вообще, что может послужить причиной их раздоров и поводом для сведения счетов? На поверхности две причины: первая - убеждение, что кто-то ссучился на допросе и заложил участников удачно проведенного дела. Тогда это убийство по решению толковища, о котором слухи обязательно ходят. Вторая - отначка. Яма, в которой хранится часть похищенного, в секрете от всех. Тогда подозрение и убийство по подозрению. Все подозревают всех. Тогда сложнее, тогда на конец не выйдешь. Еще соображения по причине убийства имеются?

– Ликвидация узнавшего местонахождение ямы. Вариант секрета отначки, - выдал свою версию Казарян.

– Вполне возможно. Еще?

– Больше ничего, Саня, - твердо сказал Ларионов.
– Просто так фантазировать я не умею. Мне материал нужен, понимаешь, материал, на котором я могу выстроить версию.

– Да... Значит, свободный поиск?
– спросил Смирнов. Кивнули оба Казарян и Ларионов.

– Даю три дня на разработку. Я нынче добрый, - подвел итог совещания главнокомандующий.

Нет, все-таки - огольцы. Казарян шел к отцу Геннадия Иванюка. С отцом проще, чем с матерью, та потонет в эмоциях. А отцу расскажешь, покажешь малозаманчивую перспективу, докажешь, что деваться некуда (а ему действительно деваться некуда), и он будет послушным, как хорошо натасканный волкодав. А давить надобно на волка - совсем беззубого пока волчонка. Сынка родного.

Отец Геннадия был шишкой средних размеров - председателем Мосгоршвейсоюза, одной из организаций Промкооперации, в систему которой входили пошивочные артели и ателье.

Одноэтажный особняк на Сретенском бульваре был трогателен, как трогательны уютные московские жилища середины прошлого века, приспособленные под учреждения. Этот хоть содержали в порядке - без халтуры покрашенные снаружи и внутри стены, непотревоженная старинная лепнина, натертые до блеска, наборные паркетные полы.

– Мне бы Тимофея Филипповича повидать, - обратился к секретарше Казарян.

– А вы откуда, товарищ?
– добросовестно исполняя свои обязанности, официально осведомилась секретарша. Казарян застенчиво улыбнулся и пояснил:

– Из милиции.

– Из ОБХСС?
– решила уточнить секретарша.

– На этот раз - из МУРа.

Кабинет был хорош потому, что и при дореволюционном владельце он был кабинетом. Любимый Казаряном орех: причудливая резьба, свободные неожиданные формы. Стол, кресла, стулья. После положенных приветствий Казарян поинтересовался:

– Мебель сами подбирали или по наследству?

– Еще со старых времен. Заменить руки не доходят.
– Полноватый, но не полный, и потому весьма вальяжный, в хорошо сшитом пиджаке, Тимофей Филиппович царским жестом указал на кресло, подождал, пока усядется Казарян, и тоже поинтересовался:

– Чем обязан визиту представителя столь почтенной организации?

– Не "чем" - "кому". Сынку. Кровинушке вашей.
– Казарян атаковал с ходу.

– Опять, значит, - поник Иванюк-старший.
– Вы его арестовали?

– Зачем спешить? Если вы сделаете так, что он нам поможет, вместе поищем варианты.

– Не понимаю, ничего не понимаю.

– А что тут понимать? Он рассказывает мне все, только честно, - тогда он свидетель. Он молчит или врет - тогда он соучасник.