Забудь о прошлом

Дан, морщась, сел на неприятно влажную, даже липкую, оранжевую траву, с каждым днем внушавшую ему все большее отвращение, и машинально включил запись. Длинная фраза из четырех самостоятельных предложений. Это единственное, что удалось установить. Может, на Земле? Но и Земле, ее умам и технике, нужен материал, а его нет. Обшарены сотни заброшенных строений — и ни одной книги, ни одной газеты, ни одного печатного слова, даже ни одной надписи. Видимо, все это исчезло достаточно давно. Но тогда должно быть нечто другое — микрофильмы, диски, кристаллы, что-нибудь! Если информация этого мира перенесена в машинную память, к ней нет иного доступа, как через компьютеры. Компьютеры, покрытые толстым слоем пыли, давным-давно, наверно, десятки лет назад выключенные, со стертой памятью… Единственное — в оставленных домах удалось собрать около сотни треугольных прозрачных пластин, предположительно, носителей информации. Но как к ней подобраться? Возможно, это удастся сделать на Земле, но когда? А послание ждет ответа. И почему палевиане не перевели его на интер? Не сумели расшифровать язык? Но это означает… Что же сие означает?

— Патрик, — спросил Дан, поворачиваясь к устроившемуся на ступеньках крыльца с пакетом грейпфрутового сока Патрику, — как ты считаешь, если они нас столько времени слушали и наблюдали… примем это за постулат… но не смогли раскодировать наш язык, можем ли мы расценивать их научно-технический уровень, как равный нашему? Я не говорю, более высокий.

— В твоем вопросе содержится ответ, — флегматично заметил Патрик, не отрываясь от своего пакета.

— Нет?

— По-моему, нет.

— Странно…

— С позиций ВОКИ и прочих восторженных олухов — да. Однако при более трезвом подходе… Я надеюсь, ты не забыл прощальный разговор у шефа?

— Думаешь, они не только остановились в развитии, но и деградировали?

— А ты иного мнения?

— Но тогда… Что если они полагаются на нас? Взывают к нашей помощи?

— Или, напротив, предлагают нам убраться восвояси, — сказал Маран, который стоял в дверях, время от времени оборачиваясь, чтобы взглянуть на приборы. — Разве этот вариант исключен?

— Нет, но…

А почему, собственно, но? Вполне вероятно, что им предлагают сматывать удочки. В общем контексте поведения хозяев планеты это вполне логично… Дан вздохнул.

— Вечно ты скажешь что-нибудь эдакое, — полушутливо-полусерьезно упрекнул он Марана, — совсем в тебе романтики нет.

— А ты уже рисовал себе тюрьмы и истомленных узников, умоляющих об освобождении? — усмехнулся Патрик. — Среди них наверняка и заточенная в карцер красавица…

— И это не исключено, — сказал Маран серьезно. — Я имею в виду тюрьмы и узников, разумеется. Прелесть этой планеты в том, что на ней возможно все. Кроме разве что красавиц.

— Заточенных красавиц, — напомнил Патрик.

Маран с сомнением покачал головой.

— Не верю.

— Правильно делаешь, — согласился Патрик. — После наших земных девочек… хотя что земные! Знаешь, какие женщины самые красивые во Вселенной? Лахинские. Это нечто умопомрачительное. Королевы. Богини. Кинозвезды. — Увлеченный воспоминаниями, он даже встал. — Нигде и никогда у меня не было столь приятной и столь трудной работы. Сам не понимаю, как я не прогорел. Я без конца оглядывался на женщин, вопреки всем приличиям, машинально, мне приходилось постоянно себя контролировать, и все-таки я никак не мог удержаться… Хорошо еще, что там не в ходу сцены ревности, дуэли и прочие милые забавы, и женщины гораздо более независимы, чем могли бы быть… Сдается мне, что это красота делает их независимыми. Чем красивей, тем независимей.

— Вовсе нет, — возразил Дан. — Во всяком случае, не всегда. На Земле восточные женщины были красивы и бесправны.

— Да? Я и забыл, что ты знаток истории.

— Кто тебе сказал?

— Шеф.

— Зачем?

— А что, это секрет?

— Да нет. Просто странно.

— Ничего странного. Он посоветовал мне иметь в виду твое увлечение. Сказал, что знание истории может нам тут понадобиться.

Знание истории. Да уж! Конечно, не столько знание самой истории, сколько владение методом исторического анализа. Чтобы разобраться в нынешней ситуации этого мира, хорошо бы взглянуть на нее с позиций его исторического развития. Да, но как? Если нет ни одного письменного источника, ни одного так или иначе зафиксированного факта? Опираться на рассказы? Для этого надо сначала найти общий язык с рассказчиками. А рассказчики отнюдь не торопятся рассказывать. Дан безнадежно покачал головой.

После первого визита в подземелье они еще несколько раз предпринимали попытки проникнуть в непонятный зал, уже не прячась, открыто. Вначале шли с зажженными фонарями, потом выяснилось, что свет в туннелях загорается при прикосновении к металлической полосе арки входа или раме двери зала, и они стали включать его, предупреждая тем самым о своем появлении. Безразлично. Нет, им не мешали ходить внизу, где оказалось множество туннелей, пересекавшихся, разветвлявшихся, изгибавшихся под самыми разными углами. Сущий лабиринт. Оказалось, что лабиринт этот расположен под центральной площадью, а подземный зал, который оплетали туннели, находился прямо под круглым зданием, являясь его своеобразным подземным этажом, связанным с верхними посредством винтовых лестниц. По ходу туннели перебивались большими помещениями, как правило, совершенно пустыми… вообще подземная часть города пустовала, она была облицована пластиком, выложена плитами, снабжена осветительными приборами, вделанными в стены и выглядевшими, как длинные полосы почти того же цвета, что пластик, но в ней не было ни одного предмета, даже стула, что доказывало правоту Марана — жили обитатели города все-таки наверху, в домах, а внизу они… не то чтобы прятались, это так, попутно, внизу они молились или упражнялись, что именно, осталось загадкой… В любом случае, увидев землян, они неизменно бросали свое занятие и рассеивались, по-прежнему прикидываясь, что не замечают их присутствия. Встретив «гостей» в туннеле, палевиане на безопасном расстоянии поворачивали обратно и исчезали, а если избежать встречи было невозможно, проходили мимо с отсутствующим видом. Никому из землян ни разу не удалось хотя бы перехватить чей-то взгляд, посмотреть кому-то в глаза. Несколько раз они пытались заговорить, их «не слышали»…

В ухе запищало, Дан машинально нажал на «ком» и услышал взволнованный голос Дэвида.

— Парни, мы обнаружили картинную галерею. Если хотите взглянуть, двигайте сюда.

Окинув взглядом обширное помещение, спрятанное за узкой, низкой дверью, Дан слегка позавидовал… да, Дэвиду с Артуром повезло, останься этот сектор на завтра, тогда он, Дан, первым переступил бы порог широкого, длинного, как коридор, зала с высоким потолком, без единого окна, но ярко освещенного. Свет шел сверху, от пересекавших потолок вдоль и поперек полос, за матовым стеклом прятались, видимо, очень мощные лампы… А кто, кстати, их зажег?

Вопрос этот занимал, как оказалось, не только его.

— Как вы зажгли свет? — спросил Патрик, озираясь по стронам.

— Покажи, — небрежно сказал Дэвид… как он доволен собой, однако!

Артур прошел зал до конца, до небольшого темного проема в стене, в тот миг, когда он пересек линию проема, в соседнем, смежном зале тоже вспыхнул свет. Автоматика. В рабочем состоянии причем. Значит, зал посещается… Впрочем, взглянув на картины, Дан усомнился в собственном выводе. Как сами картины, так и рамы были покрыты нетолстым слоем пыли, более заметным на темном, гладком, словно полированном пластике рам, менее на полотнах. Сколько нужно времени, чтобы в чуть ли не герметически закрытом помещении, при здешнем влажном климате и чистом воздухе скопилась пыль, пусть и не в очень солидных количествах? Год, пять, десять? Дан недоверчиво покачал головой. В коттеджах с выбитыми стеклами, распахнутыми дверями, открытых ветру, пыли практически не было… Ладно, в данный момент это не суть важно, что он стал, как дурак, пока он предается глубокомысленным рассуждениям, Патрик и Маран уже рассматривают картины… Дан шагнул к ближней. Цветы? Живых цветов на Палевой он не видел, но на картине определенно были изображены цветы, тщательно выписан каждый лепесток, каждый оттенок. Удивительно, до чего яркие — на этой бледной планете!.. Он перешел к соседнему полотну. Пейзаж. Знакомые деревья с голубыми плодами, все детали воспроизведены с фотографической точностью, только краски гораздо более интенсивны, чем в действительности. Так-так… Еще цветы, городской пейзаж, сельский… Дан пошел дальше, вдоль серии однотипных пейзажей, уже не останавливаясь, наткнулся на портрет, притормозил. Та же фотографическая манера, хотя… правда, натурщика он себе представить не мог… нет, мог, в том-то и суть! Конечно, портрет приукрашен. Слишком большие глаза, слишком правильные черты, какая-то излишняя красивость, явно привнесенная художником. Следующий портрет, казалось, был сделан с родной сестры первого натурщика… Дан понял, что ему все это напоминало. Крышки конфетных коробок! Он разочарованно вздохнул.

— Видел? — спросил подошедший Маран.

Дан кивнул.

— Да не это! Тут смотреть не на что, обыкновенная доктринальная живопись. Ты вниз смотри.

— Вниз?

Дан перевел взгляд на стену. Под картиной, настолько низко, что он сразу и не заметил, висела табличка с надписью. Странные знаки, похожие на изображения неизвестных насекомых… Это верхний ряд, а нижний… Что-то знакомое. Дан попытался припомнить, где же он такое видел, но…

— Не узнаешь? — Маран улыбнулся с легкой иронией. — Это же атанатское исчисление. Ну цифры из рукописей Атанаты.

Дан ошеломленно уставился на него.

— Ты уверен?

— Конечно. Сомневаешься, спроси специалиста по Перицене. Это, например, по-вашему двадцать девять.

Дан оглянулся в поисках «специалиста по Перицене», но тот и так спешил к ним, взволнованно размахивая руками.

— Заметили? Откровенно говоря, я по сей день не совсем верил, но теперь…

— Прочти, — прервал его излияния Дан. — Вон там.

— Где? Здесь? Двадцать девять.

— А что это может означать?