Забудь обо мне
Шрифт:
Я каждый год достаю эту елку. Она уже готовая, собранная. Тупо сворачиваю, чтобы не разбить игрушки, обматываю и прячу в нишу. Когда ставлю, там остается только расправить банты паровым утюгом и поправить игрушки.
Женщинам, которые были и меня до Алисы, всегда было плевать на то, какая у меня елка.
Незаметно, рассказываю все это вслух, иногда вставляя типа_смешные ремарки, чтобы не выглядеть несчастным нытиком.
А когда моя исповедь подходит к концу, вдруг понимаю, что Алиса уже сидит у меня на плечах и мы вдвоем — она, старясь успеть, а я, стараясь не упасть — пытаемся прицепить на верхушку моего дизайнерского
— Ну вот! — Динамщица издает триумфальный писк и протягивает ладонь, чтобы я «дал пять». — Теперь у тебя в квартире собственный Кремль.
— Только зеленый, — уточняю я, прямо с ней на плечах топая в сторону ванной. Кажется, от блесток, которые осыпались на нас с мишуры и елочных игрушек, не спасет даже генеральная мойка.
— И без ВВП, — понижая голос, дополняет Алиса.
— Там вообще женщина рулит, — вспоминаю, что у меня под елкой только Снегурочка.
— Вот видишь, Март: когда женщина под елкой — на елке порядок.
— Хорошо, Динамщица, тогда придется тебя споить.
— Знаешь, — она не сильно тянет меня за ухо, — поменьше печали в голосе будет в самый раз. А то я почти верю, что ты собирался отдать эту роскошную женщину в другие руки.
[1] Герои диснеевских мультфильмов — олененок из «Бэмби» и фея из «Питера Пэна»
Глава тридцать первая: Март
Мы вместе долго моем руки, пытаясь пересопеть друг друга в старательности.
Потом я уверенно беру Алису за руку и веду ее на кухню.
— Прости, мужчина, но мы еще не настолько близко знакомы, чтобы я видела твои кастрюли без крышек, — продолжает юморить Динамщица, но сама покрепче сжимает пальцы вокруг моей ладони.
И я только теперь понимаю, что в Дине, хоть с сексом у нас было вообще отлично, мне не хватало именно этого — жизни. Обычной жизни. Из Алисы она бьет с таким напором, что меня то и дело потряхивает от желания просто тут завалить ее на пол именно с теми недвусмысленными намерениями.
— Прости, я, конечно, немного тороплюсь, — пытаюсь подыгрывать ей, — но, чтобы развеять сомнения насчет рук, в которые я собирался тебя отдать, мне придется совершить акт эксгибиционизма.
— Мне уже страшно.
— Поверь — не просто так.
На кухне ставлю ее перед холодильником, и Алиса даже послушно закладывает руки за спину. Я взглядом спрашиваю, готова ли она, и после кивка открываю дверцу.
Она удивленно смотрит на полки.
Выжидает.
Сначала вроде хочет нахмуриться, а потом еле сдерживает улыбку.
— Ты же не знал — да? — что я приеду встречать Новый год к тебе? — спрашивает с таким видом, как будто я забыл упомянуть, что владею искусством чтения мыслей на расстоянии. Хотя, даже если бы владел, не рискнул бы соваться в ее голову. Уверен, там черт ногу сломит — такого намешано и накручено.
— Вообще не предполагал, но очень на это надеялся.
Так сильно предполагал, что даже еще раз, как в ту нашу «черную пятницу», купил к праздничному столу то, что она любит. С расчетом, что мы проведем вместе не только тридцать первое и утро первого, но и все праздничные выходные. Рисовал себе картину, где мы будем по очереди готовить, по очереди друг другу мешать это делать, ходить голыми, заниматься сексом, смотреть телевизор и морально разлагаться.
— Что за
черное недоверие, Динамщица?— Потому что я иногда хожу во сне — и знающие люди говорят, что в таком состоянии иногда порываюсь звонить в Пентагон и выдавать секреты Родины. Так что вполне могла позвонить тебе и выдать свой идиотский план по взятию в заложники елки и ее хозяина.
— А ты вообще нормально разговаривать умеешь? Я иногда теряюсь в дебрях твоих метафор.
Это, кстати, немного правда, потому что некоторые ее глубоко завуалированные мысли я, кажется, не пойму даже если весь поседею от мудрости. С другой стороны — когда еще у меня была вот такая женщина? Раз сходу не могу вспомнить, то, получается, Алиса у меня такая первая — ломающая мозг.
Когда она тянется стащить что-то из холодильника, я в шутку делаю вид, что собираюсь прищемить ее дверцей.
Она игриво пищит, потом достает запаянный в пленку стейк и, погладив его, как домашнего питомца, баюкает, прикладывая к щеке.
— А это обязательно есть завтра? — спрашивает с надеждой.
— А ты как хочешь?
— Хочу предаваться гастрономическому разврату уже сейчас! — уверенно говорит она, и я отхожу в сторону, освобождая путь до плиты.
Динамщица хватает два куска мяса и несется к столу. Правда, прежде чем успеваю открыть рот, юлой разворачивается на пятках, делает длинный скользящий шаг в мою сторону, хватает за галстук и медленно притягивается навстречу к моим губам.
Мои ладони автоматически оказываются у нее на бедрах.
Сжимаю ее задницу, тяну на себя и выразительно потираю об нее мгновенно вставшим в штанах членом.
Ее губы так близко, что мы едва-едва касаемся друг друга то нижней, то верхней.
Она немного сбивчиво дышит.
Я наклоняюсь к ней, обхватываю губами нижнюю губу, втягиваю себе в рот и мягко посасываю, наслаждаясь вибрирующим стоном Алисы. Отпускаю — провожу языком по влажной светло-розовой коже. Вот точно такого же цвета были ее волосы, когда мы познакомились — я до сих пор храню все селфи этой Динамщицы, даже если пару раз очень хотелось снести все к чертовой матери и запомнить только в назидание, почему я предпочитаю не связываться с малолетками.
— А как же гастрономический разврат? — мягко отстраняясь, говорит Алиса.
Моим рукам на ее заднице просто замечательно.
— Я не против уложить тебя на стол, — щурюсь от предвкушения.
Она уже в моей квартире.
Она пришла сама, потому что так решила.
Бегать ей уже не от чего.
Потому что…
— Завтра Новый год, — у нее снова немного розовеют щеки. На самом деле — очень милое зрелище, потому что в такие моменты она похожа на нормальную женщину, а не на ураган Катрин, который перемолотит даже кости мамонта. — Давай… это будет наш особенный Новый год вдвоем?
— Я не собирался выгонять тебя под бой курантов, — снова пытаюсь притянуть ее к себе, но Алиса, быстро чмокнув меня в щеку, выскальзывает. Это немного… напрягает. — Что такое, Динамщица?
— Перестань называть меня Динамщицей.
— Перестань ею быть.
Алиса перестает улыбаться.
И я понимаю, что хоть и не сказал ничего такого, явно переборщил с интонацией.
Ну, потому что я вроде как ее жду, я ее хочу и дал понять, что заинтересован только в ней. А у нее очередная «отговорка» — на этот раз хотя бы имеющая временные ограничения.