Забудь обо мне
Шрифт:
Что на этот раз все.
Совсем-совсем, черта, точка, о которой я только что кричала Андрею.
Я набираюсь смелости и через пару минут набираю его снова.
И снова тишина.
Ну и пошел ты в жопу, гордый какой!
Тошно.
Плохо.
Мерзко от самой себя, что меня шатает, словно известно что в проруби, но и иначе не могу. Не хочу выбирать между женатым и статусом любовницы, и свободным, который слишком хорош для малолетней… неопределившейся Лисицы.
Ловлю такси.
Забираюсь в салон и, не обращая
Называю адрес.
Прошу сделать звук погромче, потому что по радио как-раз поет о разбитом сердце какая-то хриплая американская певица. Кажется, у нее бритая голова и пирсинг в носу. Может, и мне побриться? Резко сменить жизненный вектор и не размениваться на классику: каре, цвет волос и пьяные звонки Танян с признаниями, какие мужики козлы.
Может, пора стать лесбиянкой?
— Приехали, — говорит таксист, потому что до меня не сразу доходит, что машина остановилась еще минуту назад.
Сую ему деньги, шатаясь, как будто правда пьяная, иди до двери.
Захожу в подъезд, потом — в лифт.
Пока кабинка поднимается, снимаю пальто и свитер и перед дверью стою в одном лифчике и джинсах.
Проворачиваю ключ в замке.
В прихожей полумрак, но из гостиной льется теплый приглушенный свет.
Захлопываю дверь в отместку громко, как он тогда.
Прислоняюсь плечом к стене и жду.
Бармаглот выходит навстречу, и я невольно слишком громко выдыхаю.
Сейчас даже кажется странным, почему меня раньше к нему не тянуло. Когда мужик такой огромный качок, что по нему можно ползать, словно по бескрайним прериям Африки — это же просто кайф.
— Зай, какого хуя мокрая в такой собачий холод? — вместо «привет, я соскучился». — И, блядь, голая?
Я пожимаю плечами.
— Потому что дура. Прогонишь?
— Как раз раздумываю, — не щадит меня он.
— Учтите, тогда я сразу пойду топиться в Москву-реку.
— Ты совсем что ли ебанулась?
— Неа, — качаю головой. Бросаю вещи на пол, потому что держать их нет сил. Стаскиваю джинсы вместе с трусиками. Бретелями лифчика по плечам и вниз, чтобы просто сполз мне на талию. Стою перед ним вся голая, но одежда — это ничто. Я собираюсь вскрыть душу, и будь что будет. — Если вы разведетесь с супер-женой Милой, я выйду за вас замуж, Марк Игоревич. Алиса Миллер, кажется, отлично звучит?
Он минуту смотрит на меня и даже не пытается сделать шаг навстречу.
Приходится идти самой, оставляя за собой дорожку мокрых следов.
Становлюсь так близко, что кажется, будто пустоглазые черепа на его руке смотрят на меня с осуждением и возмущением. Я щелкаю один по дырке на месте носа.
Смеюсь.
Всхлипываю.
Неужели я — вот такая? — совсем никому не нужна?
— Ну скажите уже что-нибудь, Бармаглотище, — снова шмыгаю носом. — Или я ошиблась адресом?
— Хорошо, Зай, — он в отместку тоже щелкает меня по носу. — Будет тебе развод. И будет тебе свадьба.
Я хочу выдохнуть с облегчением, но вместо
этого он взваливает меня на плечо и, ругаясь по пути, какая я бестолковая, несет в ванну.Усаживает, включает на всю катушку воду в раковину, пробует, чтобы не была слишком холодная или горячая — всегда так делает.
Сворачивает кран в ванну, щедро сыплет под струю простую морскую соль зеленоватого цвета — это я ее притащила, чтобы был маленький ритуал красоты. Единственная, кажется, банка из всех, которые женщина никогда бы не привезла к мужику в квартиру в первую очередь.
Пока набирается вода, усаживаюсь, как в детстве, поджимая колени к груди. Обхватываю их руками. Бармаглот возится у меня за спиной, а я разглядываю полочки в ванной, на которых почти ничего нет, кроме спартанского мужского набора красоты: шампунь, гель для душа, модная электробритва, пара банок с пенками для бритья и лосьон после него.
Мы встречались чуть больше месяца, я бывала здесь через день, но, если посмотреть, в холостяцкой берлоге Миллера нет и намека на присутствие женщины. Только банка с солью. Такой же соленой, как моя расшатанная жизнь.
— Подвинься, Зай.
Даже не спрашиваю, что он там задумал — послушно двигаюсь вперед.
Ванна у него большая, просторная, так что, когда забирается сзади — прямо в домашних штанах — и вытягивает ноги по бокам от меня, я не чувствую себя скованной.
— Душ дай.
Снова слушаюсь, протягиваю ему шланг и переключаю воду.
— Когда же ты начнешь включать голову, Зай, — вздыхает, направляя тугие теплые струи мне на затылок.
— Когда выросту? — предполагаю в ответ.
— Нуууу… судя по размеру твоей груди, Зай, выросла ты уже давно.
Не хочу улыбаться.
Но губы растягиваются сами собой и я, зачерпнув немного воды, брызгаю назад.
Фыркает, немного тянет за волосы.
И укладывает на себя.
Глава семидесятая: Сумасшедшая
Даже не знаю, почему, когда под рукой такая огромная дорогая «посудина» и куча времени, мы ни разу не принимали вместе ванну.
Кажется, руки этого мужика созданы, чтобы делать именно то, что он сейчас делает — мягко массировать мне голову, поливая сверху не очень сильным расслабляющим напором теплой воды. Я даже глаза закрываю и начинаю блаженно мурлыкать, пока Бармаглотище творит со мной все эти жутко «неприличные» приличные вещи.
Даже пальцы на ногах подгибаются — так хорошо.
— Учтите, Бармаглотище, — говорю с блаженной улыбкой, когда он проводит пальцами где-то у меня за ухом, осторожно почесывая, как любимую кошку. — Еще пара минут таких манипуляций, и я стану сексуально зависима.
— Я думал, ты уже, — хмыкает он, заставляя еще немного откинуть назад голову. — Зай, а когда поженимся — тоже будешь мне «выкать»?
— А как же. — Я лежу так, что если постараться — могу заглянуть ему в глаза. Снова брызгаю ему в лицо, и на этот раз все-таки попадаю, потому что Миллер делано скалит зубы. — Буду смотреть на вас с благоговением, как по «Домострою».