Забудь обо мне

Но Андрей снова в своей стихии.

Снова… он крутит, улыбается, очаровывает и завораживает всех падких на его внешность и хорошие манеры самочек.

Это парадокс.

Это чертов хреновый парадокс, потому что умом я абсолютно точно понимаю, что этот мужик — не бриллиант и даже не первоклассный «Сваровски». Он всего лишь красиво ограненное бутылочное стекло. Но мое сердце продолжает верить, что, возможно, если бы мы хорошенько поработали над отношениями, простили друг другу все-все-все и зарыли обиды в далеких северных льдах… Мы могли бы быть по-настоящему счастливы.

— Верность? — Март прищуривается, и злой оскал моментально отрезвляет мой секундный порыв слабости. — Хочешь поговорить о верности, Лисица?

— Нет, не хочу, — пытаюсь остановить его до того, как наша очередная встреча превратится в щедрое и взаимное литье помоев. — Просто не надо говорить о нашем прошлом, когда твое настоящее, наверное, уже все глазки высмотрело, куда ты подевался.

Я почти уверена, что Март не остановится. Когда дело доходило до выяснения отношений, он никогда не уступал мне право оставить за собой последнее слово. Ни разу на моей памяти. Кроме нескольких случаев, когда я просто успевала сбежать до того, как он успевал открыть рот с новой порцией претензий.

Но… Андрей молчит.

Даже когда прохожу мимо, нарочно задевая плечом — зачем?! — не пытается задержать.

Только когда берусь за ручку двери, негромко спрашивает:

— Что делать с твоими вещами?

— Какими вещами?

— Рубашка, джинсы, пара пижам, четыре пары теплых носков. — Он грустно улыбается и ерошит волосы. — Я, знаешь… Не смог все это выбросить. Сложил в коробку. Думал, будет хороший повод заманить тебя в гости.

Я проглатываю горечь и желание выть.

Он кажется таким искренним сейчас.

Подкупающе откровенным.

— Там есть носки с сумасшедшими белками? — Голос предает меня, ломается где-то на середине фразы. — Желтые.

Кивает.

— А я думала, что случайно постирала их с черным бельем, — пытаюсь шутить.

— Дурацкие носки. Прости, Лисица, но это правда так.

— Я бы очень удивилась, если бы ты сказал, что они милые, — кое-как поддерживаю его попытку выдержать хотя бы видимость цивилизованного разговора.

Но… может быть…

Ничего не случится, если мы просто выпьем вместе кофе, поговорим о прошлом, пожелаем друг другу счастья и закроем, наконец, эти кармические отработки за грехи прошлых жизней

— У меня будет пара часов в пятницу…

Андрей вскидывает голову. Моргает, как будто совершенно не был готов к такому повороту.

Может, он правда искренен сейчас?

— Я могу заехать за…

— Нет, — резко останавливаю его. — Давай встретимся в том кафе, куда ты водил меня пить самое лучшее в мире гранатовое вино. В четыре.

— Хорошо, — покорно соглашается он.

— Не забудь коробку, — напоминаю на всякий случай. — Те белки мне дороги. И не забудь сказать своей девушке, что мы договорились увидеться. У Танян тяжелая рука и плохо с ручным тормозом. А мне не очень хочется идти под венец с фингалом.

Глава восемьдесят вторая: Сумасшедшая

Я даже не удивляюсь, когда на назначенную встречу Андрей приходит с букетом цветов.

Моих любимых кремовых роз с кружевными лепестками.

Не знаю, сколько там штук, но достаточно, чтобы за время, пока я наблюдаю за Мартом через окно, к его столу трижды подошли девушки, явно прося разрешения сфоткаться.

Март сурово отбрил всех.

Я потихоньку топчусь в луже в уголке своего убежища, откуда у меня прекрасный вид, и где меня вряд ли можно рассмотреть с улицы.

Прошла почти неделя с тех пор, как мы виделись в клубе, но за это время… много чего изменилось.

Сначала Март прислал мне фото носков с вопросом, те ли это носки.

Я ответила, что у моих белок была богаче шуба, а эти жалкие шкурки наверняка оставила какая-то его бывшая грымза.

Он написал, что только у меня такой маленький размер ноги.

Я пошутила, чтобы не смел потерять мои Хрустальные туфельки.

Он пошутил, что без контрольной примерки ни за что их не вернет.

Я ответила, что тогда мне придется отказать жениху и стать «гражданской Мартыновой».

Он пошутил, что если все дело только в носках, то он готов провести примерку в присутствии ответственного работника ЗАГСа.

Я написала, что шучу.

Он написал, что не шутит.

Мы замолчали на пару дней.

И в четверг я поймала себя на том, что снова дергаюсь к телефону, даже когда выматываюсь намертво, пытаясь удержать баланс времени между работой и попытками составить меню для моей будущей кондитерской.

Я снова стала той Алисой, чья жизнь тянулась от сообщения до сообщения в ожидании звонка или селфи.

Вечером в четверг, когда Бармаглот притащил в гости парочку крутых телок, знающих толк в ведении такого бизнеса, Март прислал голосовое сообщение. Я еле дождалась повода сбежать в туалет, чтобы послушать целых сорок семь секунд его болтовни о том, как прошел этот сумасшедший день.

Он говорил так, будто ничего не случилось.

Будто мы до сих пор парочка.

А я слушала и улыбалась.

И злилась на всех тех уродов, которые сделали его голос таким грустным, а голову — больной.

Пообещала себе, что не буду ничего отвечать, но моей силы воли хватило примерно на тридцать минут, после чего я снова убежала в туалет и настрочила ему гору сообщений: с поддержкой, с пожеланиями всем недругам сдохнуть, с теплом, чтобы он выпил чай и лег спать.

Разве что не «ляпнула», что люблю его и скучаю.

И всю ночь четверга, и утро пятницы мы переписывались со скоростью соревнующихся сверхзвуковых самолетов.

Потому что Бармаглот в последнее время утонул в работу и загрузился моей «мечтой», а дома мы как-то… просто взяли паузу для интима. А когда он в три часа ночи застал меня на кухне, я сказала, что готовлюсь к открытому уроку, волнуюсь и лучше меня не трогать, потому что испуганная мышь может загрызть даже слона.

Я окончательно перестала понимать, что происходит в моей жизни.

Потому что все, что раньше казалось очень сложным, на фоне этого клубка превратилось просто в детский лепет.