Забытая жизнь

— Я хотел извиниться за свою несдержанность в тот раз, — спокойно ответил Северус.

— Ха! — воскликнула я. — Ты решил, что я вот так смогу тебя простить, Северус?

— Я хотел все объяснить, — уточнил он. — Ты вывела меня из себя, я был зол и не ведал, что творил.

— Ты мне омерзителен, Северус, — оттолкнула я его от себя. — Я не вещь!

Северус не отступал, опять схватил меня за запястье.

— Почему вам просто нельзя выслушать! — воскликнул он. — Неужели так трудно?

— Кому нам, Северус? — удивилась я.

— Девушкам, — фыркнул он. — Я не хотел, чтобы так все получилось и я не хочу еще раз потерять тебя, ведь это все, что у меня есть. Я прошу у тебя прощения. Ты единственное, что у меня осталось.

— Как это трогательно, — ухмыльнулась я. — Я не собираюсь с тобой разговаривать, — завопила я и отдернула его руку. — Ты мне противен!

— Выслушай…

— Почему ты так беспощаден ко мне, Северус? — перебила я. — Ты мне мстишь за кого-то?

Но я не буду, я не стану говорить ему о том, что знаю, только в последний раз посмотрю в его черные глаза и испытаю в одно мгновение всю боль и безысходность, страдание и кошмары бессонных ночей. А затем отвернусь и уйду навстречу рассвету и новому дню. А впрочем, я слишком часто обещаю себе это сделать, хотя каждый раз меня охватывает бессилие, и проливаются слезы желания, слабости и разочарования.

— Ты мне и слова сказать не даешь, — ответил Северус. — Вы все одинаковые.

— Видать, у тебя есть с чем сравнивать, — уточнила я. — Ну и много у тебя таких?

— Только не делай вид, Анри, что тебя это задевает, — резко отреагировал он на мой ответ.

— Это простое женское любопытство, — лукавила я. — Ты прав! Мне совсем все равно, кто там под тобой.

— После возвращения ты очень изменилась! — воскликнул он.

— А чего ты ожидал? — удивилась я. — Что я буду той девочкой, которая будет смотреть на тебя глазами преданной собаки, или что я за тобой на край света пойду?

— Ты невыносима, Анри, — процедил Северус.

— Тогда найди себе кого-нибудь получше! — воскликнула я.

— Была одна, да и той не стало, — прошептал он.

— Как ты посмел сравнивать меня с кем-то? — Вся моя боль вырвалась наружу. — Меня зовут Арианрода Монфор-л’Амори, и я не твоя Лили.

— Причем тут она? — изогнул бровь Северус и холодно посмотрел на меня. — Что ты несешь?

— Я все знаю, Северус! — заявила я. — О твоей просьбе к Тому не трогать Лили Эванс, в замужестве уже Поттер. О том, что ты любил ее.

— Это было более десяти лет назад, все изменилось, — холодно ответил он.

— Ты до сих пор ее любишь, — спокойно ответила я. — И только не ври мне, что забыл ее.

— Анри! Причем тут Лили? — зарычал Северус. — Я говорю о тебе.

— Вот именно, Северус! Я не она! — возразила я ему. — Я не собираюсь занимать чужое место. У меня есть гордость и собственное достоинство.

— О Святые! Что ты выдумала? — непонимающе спросил он.

— Я выдумала? — повторила я его слова. — Это ты до сих пор живешь в своих иллюзиях. Однолюб хренов!

— Кто тебе это вбил в голову, Анри? — поинтересовался Северус. — Только не говори, что тебе это Люциус сказал.

— Какая теперь разница, суть-то в другом, — уточнила я. — Я думаю, что ты должен был мне сам об этом рассказать.

— Зачем? Ее нет, и это не изменить, — печально произнес Северус.

— Значит, это правда, — уточнила я. — И нет смысла отрицать.

— Анри…

Я не слышала его, выйдя из школы, я трангрессировала.

Изранено сердце. Мелкие рубцы не дают покоя, каждый шов кричит о той боли. Боли, которую я называю счастьем. Каждое утро на подушке вместе со следами слез мирно соседствуют капли крови. Нет, они не горькие, они слаще сахара, светлее солнца, выше того понимания, которое с детства и до самой смерти преследует большую часть двуногих.

Ненавидеть, терять, унижаться, любить — жить. Жить, жить полной жизнью. Не существовать, а жить!

Я и жила. Мы дышали одним воздухом на двоих. Северус ломал мое мировосприятие, терпеливо причиняя мне все большую и большую боль. Она так резко контрастировала с тем счастьем, которое я испытывала. Все в прошлом, таком близком и таком далеком.

Мы разошлись… Без истерик и громких скандалов, как будто так и надо. Да! Так и надо. Северус появлялся и исчезал из моей жизни, заставлял ждать. Он был страстным, безумно горячим, с неизменно чарующим взглядом. У него на все и всегда находилось оправдание. А я, идиотка, верила, что я та единственная в его сердце. Моя боль останется моей болью. Я знаю: пройдет какое-то время — и я забуду; наши неудавшиеся отношения станут лишь щемящим воспоминанием о юности. А счастье еще будет. Обязательно будет. Я убеждаю себя, я надеюсь, я приказываю себе верить в это.

Мне очень сложно писать. Зачем я это делаю? Опять эти чертовы воспоминания, было трудно и больно тогда видеть Северуса и знать, что я всего лишь тень Лили Эванс.

Ведь ты всё равно совсем ничего не поймёшь! Слишком уж много в нашей с тобой жизни препятствий на пути друг к другу, слишком много непреодолимых стен, барьеров, а самое главное, слишком много пустоты… Есть такое магловское понятие — не судьба. Я тогда думала, что это про нас.

Конец октября 1993 года.

В канун Хэллоуина я начала жалеть о поспешно данном обещании пойти на прием в Хогвартс. Вся школа предвкушала банкет в честь праздника Хэллоуина. Большой зал был по традиции украшен живыми летучими мышами и фонарями, сделанными из огромных тыкв Хагрида — внутри каждой тыквы могло поместиться три человека! Ходили слухи, что Дамблдор пригласил на праздник труппу танцующих скелетов.

Впервые я официально познакомилась с Златопустом Локонсом — известным писателем в мире волшебников. Молодой красивый мужчина со светлыми золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и белоснежной улыбкой. Одет он был в мантию ярких цветов. Очевидно, что именно благодаря привлекательной внешности его фанатками являлись в основном представительницы прекрасного пола, многие из которых ежедневно заваливали его письмами. А у мужчин поведение Локонса чаще всего вызывало раздражение и досаду.

Я не была ярой поклонницей Локонса, хотя частенько слышала про него. Если честно, он показался мне чрезвычайно хвастливым, весьма озабоченным своей популярностью, обожающим фотографироваться, раздавать автографы и отвечать на письма читателей. Он считал своим долгом давать всем советы, даже если ничего не смыслил в деле, в котором советовал. Самовлюблённость Локонса переходила все границы. Он ничего и никого не видел, кроме себя. Всё, что не может так или иначе его превозвысить в глазах других, Златопуст просто не замечал.

«И как его вообще на эту должность только взяли?» — крутилось у меня в голове.

В этот вечер произошло одно очень интересное и загадочное происшествие, по случайности я оказалась в школе и все видела своими глазами. Мы как раз спускались на третий этаж и тут же услышали шум. Я пошла следом за Дамблдором.

Впереди что-то сияло. Мы поспешили туда, оглядываясь по сторонам.

На стене между двух окон огромными буквами были начертаны слова, блестящие в свете факелов:

«ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА, ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!»

Небольшая толпа уже собралась в коридоре.

— Трепещите, враги наследника! — громко крикнул кто-то. — Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течет нечистая кровь!

Это был светлый мальчишка лет двенадцати. Он протиснулся сквозь толпу, его холодные глаза ожили, на бледном лице заиграл румянец. Глядя на застывшую кошку, он криво ухмыльнулся. Я почему-то сразу поняла, что это сын Люциуса Малфоя. Ученик был вылитым отцом.

Взглянув на висевший под зловещими словами предмет, казавшийся издали мрачной тенью, и обомлела — это была Миссис Норрис, кошка школьного завхоза, я сразу узнала ее. Окоченевшая кошка была подвешена за хвост на скобу для факела. Выпученные глаза были широко раскрыты.