Забытые смертью
Шрифт:
— Да не баб ты боялся. Памяти! И той, что зарубку на ней оставила. Видно, слишком глубока коль и теперь ноет.
– Это верно, — грустно согласился мужик и завздыхал так часто и обиженно, что самому неловко стало.
– Обиды, Алеша, тоже разными бывают. Одни — пустячные. Другие — горькие. Все забывать надо.
— Чего? Да разве такое можно забыть? Ну уж нет! Чтоб ей и в гробу горем подавиться, никогда не прощу курве!
— Да успокойся ты! Какая разница тебе, как она свой век доживет? Ее не достать уж. А себе — здоровье побереги. Прости. И самому легче жить станет.
— Э-э нет, Фелисада! Такое не забывается никогда! Ведь
— Но ты любил ее?
Леха сразу сник. Никто ни разу не спросил его об этом. И стало не по себе. Горько и досадно за прошлое.
— Знаешь, Фелисада, я ведь татарин. Из Казани. Родом оттуда. Давно уж там не был. И теперь, конечно, не вернусь. Отвык. И стал как конь без стойла. Нет у меня никого, ничего. А ведь все имел. Отца и мать, сестру. Была и эта… Она все отняла. В один день. Мигом…
— Родители хоть живы?
— Живы. И за то судьбе спасибо. Не прикончило их горе. Да только мне к ним дороги нет.
Леха вздохнул. Ему вспомнился большой, просторный дом, утопающий в цветущем саду. Синее безоблачное небо. Ему казалось, что и жизнь его будет всегда радостной, счастливой.
Алешку в семье любили все. Отец в нем души не чаял. Единственный сын! Мать пылинки с него сдувала. Берегла больше жизни. Сестра гордилась им. Красивее ее брата не было никого во всем городе.
Ничем не обделила и не обошла судьба. Все дала. И смекалку, и умелые руки. Чего еще желать? Живи и радуйся. Так нет, поехал учиться в Москву. Свою Казань назвал провинцией. В столицу его провожала и Галима. Черноглазая соседская девушка. Первая любовь. Ей он обещал многое. Но ничего не выполнил. Да и куда там…
Едва поступил в институт, вскружили голову девчонки. Их было много, его однокурсниц. Одна другой лучше, как цветы в саду. К каждой тянулись глаза и сердце. Он терял голову. Он менял подруг чаще, чем рубашки. Он жил весело и беззаботно. Пока не встретил Юльку. Она оказалась несговорчивой, неподатливой, и это притянуло к ней. Вначале самолюбие взыграло. Потом решил добиться ее во что бы то ни стало. А вскоре увлекся всерьез. Ничего в ней не было особого. Обычная. Куда как невзрачнее и бледнее бывших подруг. И слава за ней плелась дурная. Все говорили о Юльке как о потаскухе. Не верил. Ведь ему не отдалась. Значит, не такая. И сходил с ума по девчонке, которую едва знал. А она, как нарочно, не подпускала к себе, отказывалась от встреч.
Алешка ходил за нею тенью по пятам. Он покупал для Юльки самые лучшие цветы, он вздыхал, тосковал по ней, не слушая насмешек. Он забыл обо всех девчонках и думал только о ней. Он искренне страдал.
Юлька удостоила его своим вниманием незадолго до окончания института. И поставила условием не временную связь, а законный брак. Со свадьбой. Чтобы все, как полагается. И Алешка согласился с радостью. Вызвал телеграммой в Москву родителей.
Отец не перечил сыну. И обещал купить к свадьбе квартиру для молодых, обставить ее мебелью, чтобы все у них было сразу. Для этого он поехал в Казань, а через месяц вернулся с деньгами. Сделал все, как обещал. Промолчал, где взял деньги. Не обратил тогда парень внимания на ссутулившиеся плечи матери. Женитьба на Юльке, московская прописка дали возможность распределиться в столицу, и Алешку назначили инженером-строителем в тресте.
Все шло хорошо. Устраивали оклад и работа. Лишь командировки раздражали. Алешку, как молодого специалиста, посылали на дальние
объекты чаще других. И он ездил.Юлька работала прорабом на городских объектах.
Жили спокойно. Без дрязг и ссор. Алеха всегда Предупреждал жену о командировке, звонил ей с дороги. И никогда не возникало у него сомнения в отношении жены.
Алешка любил ее ровной, спокойной любовью и никогда не изменял, не засматривался на женщин.
Так прошло два года. И вдруг он стал замечать, как перешептываются за его спиной соседские старухи, с утра до ночи сидевшие на лавочке возле дома.
— Интересно, а этот кем ей приходится? — услышал однажды вслед, но не придал значения.
А вскоре ему предложили поехать работать на Кубу. Всего на год. Если понравится — можно продлить командировку. И он решил обговорить это предложение дома.
Юлька не торопилась. Она вслух взвешивала все. Звонила своим друзьям. Советовалась с ними. Те удивлялись ее раздумьям и предлагали отправить мужа немедленно. Вскоре он и уехал.
Работал Алешка в Гаване. Строил и проектировал дома, изнывая от непривычного климата. Влажная духота валила с ног. Здесь было слишком много солнца и мало знакомых лиц. Непривычным, мучительным было все. Климат, продукты, ритм жизни.
Алешка терпел, считая каждый день до окончания обусловленного года. Домой не жаловался. Писал Юльке, отцу, матери и сестре. Те радовались за него, а он изнывал, сцепив зубы.
Когда закончился год — вернулся в Москву. Впервые не позвонив из аэропорта, уж очень торопился. Юльки дома не было. По пыли на мебели понял, что жена отсутствует не первый день, и поехал к ней на объект.
Жена бросилась на шею, обвилась вокруг. И на вопрос, где она ночует, указала на подругу. Сославшись, что так ей легче было пережить разлуку.
Он не заметил в ней никаких перемен. И порадовался, что у нее все в порядке со здоровьем и на работе.
А через две недели, почувствовав недомогание, решил сходить в поликлинику.
— Наверное, климат Кубы выходит боком. И все же проверюсь, — сказал он Юльке.
Врач, осмотрев и выслушав, настоял на полном анализе крови. И вскоре Алешку вызвали к телефону. Велели немедленно явиться в лабораторию вендиспансера.
— Повторный анализ? А что нашли?
— Сифилис, — ударил ответ громом.
— Не может быть! Ошибка! Вы перепутали анализы, — не поверил мужик. И тогда пришлось вызвать Юльку.
Анализ подтвердился. Алехе и Юльке велели срочно лечь на лечение в венерологичку.
Леха не помнил, как возвращался домой. Земля крутилась под ногами мячиком. Он открыл дверь. Прошел в комнату, долго оглядывался. Потом достал из холодильника бутылку водки. Выпил винтом, без закуски. Хмель не взял. На душе было так скверно и мерзко, что вмиг расхотелось жить.
— Сифилис! Но откуда? — не верилось в чудовищный диагноз. И он увидел Юльку. Только теперь до него дошло.
— Сука! — кинулся он к ней с кулаками и, поддев, вбил в угол. — Шлюха! — влип кулак в лицо
бабе. — Убью проститутку!
Но баба рванулась в дверь, визжа как резаная:
— Спасите! Убивают! Помогите, люди!
Леха пришел в себя уже во дворе. Чьи-то руки цепко держали его. Кто-то окатил водой. Мужик дико озирался вокруг.
Через час его забрали в милицию по заявлению жены.
— Моли Бога, если отделаешься малым сроком. Баба на тебя такую телегу покатила, что ничему не обрадуешься. Уголовное дело на тебя возбуждено, — предупредили его сразу.