Забытый - Москва

– Отряд поведу сам. Думаю, сделаю все как надо.
– И налетел на жесткий взгляд митрополита. Тот выпрямился в своем креслице, приподнял руку:

– Князь Волынский не забыл, что ему переданы чрезвычайные полномочия? Ведение всей войны. И неужели он не доверяет ни одному из своих воевод?

Бобер еще раз обозвал себя сопляком, приложил руку к груди, склонил голову:

– Прости, отче! Действительно, я несколько забылся. Потому что самые ответственные дела привык делать сам, - он взглянул мельком на Ивана и пожалел, там, кажется, была беда - Иван, оборвав ворот рубахи, грузно отвалился на спинку лавки, смотрел тупо вниз, лицо его было мокрым от пота, - но в данных обстоятельствах, разумеется... Только хочу подчеркнуть, воевода должен быть очень опытен.

– Тогда Минина Дмитрия, опытней у нас нет,- Василь Василич взглянул с вызовом, собираясь отстаивать своего человека, но Бобер, против всех его ожиданий, согласился сразу:

– Об этом воеводе слышал много и только хорошее. Последний поход на Тверь - лишнее тому подтверждение. Где он сейчас?

– В Коломне.

– Вызываем. Когда он придет (приведет с собой сколько-то), будем уже знать примерно, сколько сможем отрядить в поход и на что надеяться при осаде. Ну а нам, - Бобер прихлопнул ладонью по столу и оглядел сидящих (Иван, вроде, очухался, ну и слава Богу), - каждому своим делом надо заняться. И очень проворно.

* * *

Когда обговорили все до последней мелочи и поднялись расходиться, Бобер сманеврировал так, чтобы оказаться рядом с Данилой, шепнул ему на ухо:

– Потолковать бы.

Данило, не повернув головы, спокойно откликнулся:

– А давай ко мне заглянем.

Совет происходил в Крестовой келье, а у Данилы тут, при дяде, видать для быстроты и удобства общения, был свой закуток. Так что они лишь отвернули в обширных сенях направо за угол.

Бобер, усевшись на лавке, тяжело вздохнул, не зная, как начать пенять хитрой лисе за такой провал в литовской политике.

– Не пыхти, знаю наперед, что сказать хочешь.

– А что я хочу?
– Дмитрий даже повеселел.

– Что прощелкали, прозевали, не сделали ничего. Хотя знали, говорили, а ты предупреждал...

– Ххых! Не я предупреждал, а ты сам спрашивал, советовался.

– Советовался. И много пользы из того извлек.

– Так где же она?! Олгерд у порога - вот это польза!

– Хе-ге! Вот оно и выходит... Верно, не дипломат ты, хоть и умен, и умом быстр. Для наших дел - слишком быстр.

– А вы только по стеночке? Или ползком? Доползались!..

– Не егози. Средства у нас с тобой разные. Как я могу действовать? Разговорами, убежденьями, угрозами, лестью,посулами да подачками - все! Правда, рассказать вот еще могу кое-кому кое-что такое, чего кое-кому другому очень бы не хотелось.

– Ну и?!.
– Бобер затряс головой от запутанной фразы, - ...рассказал?!

– Рассказать-то рассказал, только результатов этого рассказа ждать еще надо.

Бобер все еще не догадался:

– Так кому рассказал-то?

– Немцам, конечно.

– А-а-а!
– наконец как молнией осветилось все в голове у Бобра.
– Ты думаешь - не упустят?!

– Уверен.

– Князь знает?

– Нет. Зачем ему лишние надежды?

– А митрополит?

– Конечно.

– Так-так-так! Ну что ж, прости, Данило Феофаныч, за упреки. Порадовал ты меня. Как ты сам выразился - лишней надеждой. Но в моих заботах это ничего не меняет.

– И не должно менять! Не дай Бог!

– Понимаю. Тогда что ж, каждый по своим делам?

* * *

И завертелась тяжкая работа. Жители с великим плачем рушили собственное жилье, укрывая добришко кто в кремле, а кто в лесу. На стенах достраивали мощные заборолы. С севера и востока бесчисленные обозы везли в кремль муку, пшено, мясо и сало, увозя в обратном направлении детишек и баб.

И вновь, в который уже раз, удивлялся Бобер москвичам. Хотя крику, суеты и бестолковщины хватало, не было паники и безнадеги. Все делалось как-то привычно и спокойно, обыденно. Мол, все в порядке вещей, и ничего страшного, переживем и это, перетопчемся.

Поведение москвичей поднимало настроение, со сбором войск было хуже. Совсем плохо. В течение двух недель к Москве из всех ее обширных владений подошли только два полка: дмитровский - 2 тысячи - и коломенский - чуть больше трех тысяч. Коломенцы произвели хорошее впечатление: конями, оружием, снаряжением. И воевода Дмитрий был хорош: рассудителен, соображал быстро, распоряжался толково. Хотя смотрел на Бобра настороженно и неприязненно, и даже (как иногда казалось) презрительно.

Дмитровцы же были плохи - скорее толпа наскоро вооруженных мужиков. Их воевода Никита так и отрапортовал по приходу:

– Вот, князь, все, что смогли и как смогли в такой-то спешке. Нам сказали: главное - быстро! Вот мы и... В общем - командуйте.

Бобер поблагодарил его за скорость, а порядок, какой возможно, приказал навести воеводе Дмитрию.

Посылать такой отряд навстречу Олгерду было бессмысленно, но ждать дальше тоже никак нельзя - пришла весть о поражении и гибели стародубского князя Семена Дмитриевича. И как ни тяжело было Бобру это сделать, пришлось усилить Минина тремя тысячами москвичей и спешно отправить его навстречу литвинам.

Когда встал вопрос о командире московского подкрепления, на место это (неожиданно с большим жаром) попросился главный воевода князя Владимира Акинф Федорович Шуба. Владимир было запротестовал, Великий князь удивился, но одобрил, а Бобер задумался. Оно, конечно, здорово, если отряд поведут два таких воеводы (ум хорошо, а два...). Но почему он так рвется? В чем дело? Уж не доказывать ли собрался, что он лучше меня? Это в конце концов тоже неплохо, только не наломал бы дров. Будем нйдеяться, что дров наломать ему Минин не даст. Уравновесит.

И Бобер согласился. И, как оказалось, - зря! Но об этом речь впереди.

* * *

На третий же день после ухода передового отряда Минина и Шубы к Москве стали подходить и подходить войска. Бобер, вспоминая, как мал ушедший отряд, досадовал, злился, даже про себя матерился: ведь идут и идут! и слава Богу! Но чтоб вам подойти хоть кому-нибудь тремя днями раньше!

А тремя днями раньше, провожая Дмитрия и Акинфа в поход, он долго и тщательно проговаривал им все детали, добросовестно рассказывал все, что знал об Олгерде, его манерах ведения боя, похода, разведки.