Зачем я пошел в армию
Шрифт:
– Старшина! Че за хрень у тебя тут творится?!
– Не могу знать тварищ капитан...
– обреченно отвечал Рудик.
– А на кой тебя тут посадили тогда? Кто должен за твоими подчиненными следить? Я что ли? Где этот дибил?
Помощника снова подняли на допрос.
– Ладно, пошел ты тырить клубнику - хрен с тобой! Но мля, как ты тупизень перед комбатом спалилися?
На что помощник, округлив глаза, ответил:
– Мммбеэээээ...
Пытаясь
– Не сменитесь, пока объяснительные не предоставите!
Проводив начальника, Рудик взял пакет с остатками ягод и в сердцах швырнул его о забор. Вечером, после сдачи наряда, старшину вызвал командир роты.
– У тебя совесть есть?
– Мммбеэээээ...
– ответил Рудик.
– Я тебя целый час перед комбатом отмазывал, мог бы хоть одно ведерко клубники подогнать! Вот делай после этого людям добро...
Длительный процесс превращения человека в homo soldatikus проходил у всех по- разному, но в любом случае болезненно и психопатично. Поэтому, у многих включались защитные механизмы. Кто-то, как Миша Грыша, постоянно боролся с зеленым Змием. Пока длилось захватывающее и увлекательное противостояние, бремя службы стремительно проносилось мимо. Плюсы данной стратегии заключались еще и в том, что алкоголизм, приобретенный в армии, считается инвалидностью и основанием для увольнения по ВВК, со всеми причитающимися бонусами. Но, желающих пойти по этому пути находилось совсем немного.
Кто-то, как ефрейтор Дмитрий Натощак, обретал Веру, и, подчиняясь Божьему провидению, шел по тернистой стези воина, благодаря Всевышнего за ниспосланные трудности и лишения. Стараясь образцово исполнять обязанности солдата, Дмитрий Натощак выучил все инструкции, пункты и положения, в совершенстве овладел личным оружием, являл собой безупречность и дисциплину. Мне такой подход импонировал, но мне, как и всем остальным, казалось, что у Дмитрия рано или поздно крякнет кукушка. Как оказалось - не казалось. Вскоре на все вопросы Дмитрий отвечал: "Не вижу проблем! Ступай своей дорогой!", и, улыбаясь, говорил: "Читссс..." имитируя издаваемый "Уралом" звук.
В попытках защититься от окружающей действительности, каждый сходил с ума по своему, ну, в смысле адаптировался. Интересный способ придумал товарищ Дениска. Маленький, сильный и коренастый, он всем своим видом и повадками походил на обритого и остриженного гнома в зеленой униформе. Эдакий боевой лепрекон. Дениска спасался постоянными разговорами о спорте и половом сношении, а также бесконечной травлей шуток. Он непрерывно общался с товарищами, с телефоном, с телевизором. Помню, сменившись ночью с поста, я, подходя к казарме, услышал знакомое бурчание Дениски. Удивляясь, с кем это он так поздно лясы точит, я увидел сидящих возле Дениски котов, сосредоточенно внимающих каждому его слову. Дениска, посмеиваясь, что-то им увлеченно рассказывал, а кошаки заворожено слушали. В знак признательности столь благодарным слушателям, Дениска время от времени чем-то их подкармливал и продолжал свое повествование. Общительный Дениска, страдающий от нехватки внимания, завел себе кота и дома. В те же редкие моменты, когда поговорить оказывалось совсем не с кем, Дениска что-то тихо бубнил себе под нос и усмехался.
Оригинальный,
и, как показала практика, весьма эффективный метод изобрел товарищ Голубь. Поначалу, наблюдая за Голубем, я на сто процентов уверился в том, что этот утырок просто создан для армии. Всегда на позитиве, беспрестанно кривляющийся, несущий какую-то ересь, и всем своим поведением показывая, что он в эту ересь свято верит, Голубь производил впечатление идеального солдата. Но однажды Голубь себя выдал. В те редкие моменты, когда нас по каким-то причинам не озадачивали тупой работой, всех собирали в ленинке. После двухчасового сидения один из молодых не выдержал:– Мля! Ну че мы здесь сидим? Че нас домой не отпустят?
На что Голубь ему ответил:
– Э! Ты не просто так сидишь - ты Родину защищаешь! Тебе Родина за это бабло платит!
– Боже! Как меня все это засношало...
И тут Голубь раскрылся:
– Все вы Богу ноете когда вам членово, а когда все хорошо - фиг кто вспомнит и спасибо скажет!
Я удивленно посмотрел на Голубя. Он посмотрел на меня, и понял, что спалился, причем понял, что и я это понял. Позже, пытаясь разгадать его феномен, я напрямую спросил у Голубя:
– Малый, ну ты же нормальный человек. Как, КАК?! Ты можешь быть таким утырком?
– Братан, я когда КПП переступаю, у меня в голове чета щелкает и все, я - солдат! А на свободе я совсем другой. Тут иначе нельзя, а то станешь таким же зомбаком как старослужащие.
Немного понаблюдав за ним, я воочию убедился, как подходя к части, обычный парень Рома в один миг превращается в Голубя, словно Билли Миллиган, отдавая свое сознание в распоряжение другой личности.
Пример этот оказался заразительным. И вскоре к Голубю присоединился сержант Потеря. На каждом построении эти два дебила корчили друг другу рожи, плевались, обменивались пенделями и лещами, гонялись друг за дружкой, а поймав - имитировали половое сношение и дико ржали. Следуя каким-то своим тайным соображениям, сержант Потеря на местах построения втихаря оставлял использованные одноразовые шприцы. На вопрос:
– Зачем ты это делаешь?
Потеря ответил:
– Пусть шакалы думают что мы все здесь нарики и боятся...
Впрочем, защита срабатывала далеко не у всех. Молодежь просто терпела, ожидая конца контракта, большинство же ломались и потихоньку превращались в homo soldatikus. Но особенно тяжко приходилось тем, кто терпеть не хотел, а защита не срабатывала. То есть мне. Постоянно раздумывая над тем, что я потерял в этой богадельне с военным уклоном, я становился все более угрюмым и замкнутым. Вскоре, мое внутренне состояние стало проявляться во внешних признаках...
Собрав как-то личный состав на ПХД, Горячий в сотый раз толкнул речь, что нам надеяться не на кого, за нами следят все разведки мира, и мы в ответе за судьбу России. Тут я понял, почему в России все так непросто. Потом Горячий упомянул о соблюдении техники безопасности, и рассказал историю про то, как пять человек и один контрактник нашли на полигоне боеприпас. И, вместо того чтобы разбежаться, они скучковались и решили его разобрать. В итоге - пять трупов и один мертвый контрактник. Во время пламенной речи Горячего, стоявший рядом Патифон толкнул меня и сказал: