Зачем я пошел в армию

– Серый, вот война скоро начнется - пойдешь?
– обратился я к своему напарнику дневальному - добродушному мужичку, начавшему служить еще при СССР.

– Куда мне? Я ж итак еле хожу. Мне б дотянуть до увольнения...

Зэбаса, так звали моего напарника, Родина, в лице чинуш из регионального управления жилищным обеспечением, исключила из очереди нуждающихся в обеспечении жильем, сославшись на то, что какая-то компьютерная программа ошибочно вписала его личные данные и данные его семьи в эту самую очередь. Затем эта программа ошибочно выделила Зэбасу квартиру. Программа, наверное, называлась skynet. И вот, когда обрадованный старикан уже планировал увольняться, ему пришел бесплатный талон на получение губозакаталки с уникальной возможностью послужить Родине еще лет восемь. Вновь открывшиеся для Зэбаса перспективы вместо радостного ожидания погрузили его в состояние полной меланхолии и нигилизма.

В общем, ветераны отнекивались, ссылаясь на никудышнее здоровье и полную психологическую несовместимость с боевыми действиями, попутно высказывая крамольную мысль, что в случае начала войны, явившийся личный состав задрюкают до смерти всевозможными смотрами и проверками. Молодые же отвечали примерно так:

– Ну смотри, я умею копать, косить, белить, мусор убирать, а воевать не умею. Зачем мне на войну приходить, если меня просто на убой кинут?

Впрочем, встречались и исключения.

– Бузун, пойдешь на войну?

– Да, конечно. Я одному шакалу обещал завалить его при первой возможности...

Боевой дух личного состава части 13666 подвергался все новым испытаниям. Настало время валютного кризиса. По закону, военнослужащие, проходящие службу за границей Российской Федерации, получают денежное довольствие в валюте. Но, как известно, законы в вооруженной армии из-за нехватки времени никто не читает. Поэтому миротворцы и военнослужащие ГРВ получали денежное довольствие в российских рублях, и с них удерживали подходный налог, который с военнослужащих за границей удерживаться не должен. А еще при обмене на приднестровские рубли, ласково называемые пыриками, теряли около 10% на курсовой разнице. Когда же рубль в очередной раз показал свою деревянную сущность, реальная ценность российских денег в течение недели просела в три раза, а вскоре обменники вообще перестали их принимать. Не думаю, что можно словами описать выражение лиц военных в те дни. Эдакая смесь отчаяния, злости, надежды и безысходности. Говорящие головы в телевизоре уверяли граждан, что причин для беспокойства совершенно нет - ведь экономика телевизорной России не зависит от курса доллара. Но военнослужащие, чья зарплата при обмене обесценивалась в три раза, почему-то думали иначе. Наиболее ярким примером, характеризующим в то время отношение солдат ко всему окружающему, послужило одно происшествие на разводе суточного наряда. Среди военнослужащих деловито прохаживались звездоносцы с группы контроля, наугад опрашивая солдат на знание обязанностей. Проверяющий обратился к сержанту-ветерану с дежурным вопросом:

– Обязанности?

– Не знаю.

За годы службы солдат перечитывает, запоминает, забывает и снова перечитывает такое количество всяких разных инструкций и обязанностей, что не знать их он просто не может. Поэтому у проверяющего случилось небольшое утыкание. Каменное лицо сержанта выражало полную индифферентность к происходящему. Проверяющий решил попытать счастья еще раз.

– Ну, ты ж учил?

– Неа.

– Ну, хоть читал?

– Неа.

Поняв, что с сержантом ему не справиться, проверяющий слил нерадивого солдата начальнику штаба Калякину. Тот сразу же решил показать, как надо ставить на место строптивых военных:

– Товарищ сержант! Расскажите свои специальные должностные обязанности!

Сержант окинул Калякина безучастным взглядом, тяжело вздохнул и спокойно произнес:

– Тварищ полковник, вы курс видели? Какие обязанности?

Калякин, захлебываясь от злости, разразился гневной тирадой о предателях, ржавых гвоздях, увольнении и прочей ахинеи. И все. С тех пор солдат на разводе особо никто не опрашивал, а на все претензии отцов-командиров солдаты грустно отвечали:

– Вы курс видели?

Курс, впрочем, видели не все. Так, время от времени прибывало молодое пополнение. Малая часть с большой земли просачивалась через кишиневский аэропорт, остальные же набирались в основном из местных. Тех, кто прибывал с России, забрасывали вопросами:

– Вот скажи, нафига ты сюда приперся? Ты курс видел? Да тебя здесь засношают до смерти.

Новоиспеченные солдаты удивленно мотали головой, выражая полное недоумение. Тогда им доходчиво объясняли, что к чему, и они быстро паковали чемоданы обратно. Но некоторые оставались. Так, прибыл как-то парняга, родом из Приднестровья, но давно обжившийся в Москве. На все вопросы он радостно отвечал:

– Да я готов к жести! Я так и хотел!

При этом он демонстрировал железную непоколебимость своих намерений.

– А ты чем там, в армейке занимался?
– спросил я его.

– Служил в должности оператора БПЛА - беспилотного летательного аппарата!
– гордо произнес москвич.

– А тут будешь оператором БСЛ - большой саперной лопаты!
– подбодрил я его, дружески похлопав по плечу.

Через месяц службы москвич перестал улыбаться и стал какой-то дерганный, а потом вообще куда-то пропал.

Приезжал как-то один пограничник. Послужив везде, где только можно, он каким-то чудом подженился на местной девчонке, а та перетащила его на свою историческую Родину - ПМР. К рассказам товарищей о нюансах миротворческой службы он отнесся скептически, сказав, что повидал много чего, и готов ко всему. При этом он достал заранее припасенные штурмовые перчатки и сопутствующую экипировку.

– Красава!
– похвалил я его, - хороший прикид. Жаль только штурмовать тебе в основном придется собачьи какашки.

Погранец оказался парнем неглупым, и после двух недель службы стал высказывать вслух мысли, издали похожие на сожаление:

– Надо срочно переводиться! Что за членота тут происходит?

Через пару месяцев он вроде как перевелся. По крайней мере, больше я его не видел.

Парни же из местных жестко тупили. Их, по отработанной схеме, отправляли в отпуск, а когда до них доходило, в какую кукурузу они встряли, уволиться в упрощенном порядке уже не представлялось возможным. Впрочем, общую картину это никак не меняло: на одного пришедшего приходилось до пяти увольняемых. Отчаянно пытаясь исправить сложившее положение, командование принимало новые, все более и более альтернативно-адекватные меры. Так, командиров отделений, в которых не хватало людей, снимали с должности за подрыв боевой готовности, назначая их виновными за неукомплектованность личным составом. В качестве поощрительной мотивации всем, кто приведет служить тело с гражданки, обещали аж три дня выходных! Нормальному человеку сложно понять ценность такой награды. От себя могу сказать - это очень круто. Круче только заступать в суточные наряды, не привлекаясь больше ни к каким работам.

Размышляя над новыми методами вербовки в ряды миротворцев, у меня в голове возникала одна и та же назойливая мысль: этот сетевой маркетинг при заманивании, вся окружающая обстановка, отношение к людям - что-то мне сильно напоминало. И когда я вспомнил, я воистину ужаснулся! В голове моей всплыли отрывки из прочитанной однажды книги Дворкина о сектах:

"Признаки секты - это обман при вербовке, психологическое насилие, контролирование всех аспектов жизни своих членов и наличие механизмов для такого контроля..."

Порывшись на досуге в интернетах, я, из одной газетной заметки, почерпнул еще более леденящие душу аргументы и факты:

"Маркетинг. Сектанты стараются привлечь как можно больше адептов, поэтому участники секты обычно активно занимаются пропагандой своего учения".

Совпадение номер раз: у нас также с помощью сетевого маркетинга любым путем заманивают адептов людей.

"Иерархия и двойное учение. Обычно инициаторы секты маскируют своё учение под общепризнанные ценности. Всей правды об истинных идеалах сектантов новичкам никогда не рассказывают. Иерархичность - одно из главных свойств построения религиозной секты".