Зачем?

Он всегда знал: надо сделать дело жизни, осуществить призвание, а затем достойно упокоиться, оставив потомкам собственную языковедческую школу. И успеть посмотреть на внуков, даже, может, понянчить.

Теперь картина бытия изменилась. Калейдоскоп вариантов этого неописуемого бытия вертелся перед воспалённым воображением Ивана Ивановича, а тоска всё круче забирала, и вот она уже у самого горла.

И вдруг осенило: "Ночью надо будет попрыгать в окно! Хоть полетаю немного. Хоть какое-то удовольствие... Вот бабульки разбредутся, детишки уснут, а я прыгну! О! Это хорошая мысль. Надо же. И на Солнце, оказывается, бывают светлые пятна!.."

Принятое решение окрылило Ужова. Появился первый стимул к продолжению новой жизни. "Ведь это же восхитительно: прыгай с десятого этажа сколько влезет! Летай! Репетиция птицы! И не береги меня, моя милиция! И вообще пошли все!.. Молодец, Маня, что заразу в дом притащила! Бесценная ты моя".

Из школы пришёл Васька. Подошёл к отцу, взял за руку:

– Пап, а можно и я с тобой попрыгаю?

Ужова передёрнуло.

– Ты что? Ты как?.. Откуда мысли дурацкие?
– Он закрыл окно и проверил все шпингалеты. Крепкие, хорошо.

– Объясняю, - спокойно сказал сын, не выпуская отцовской руки.
– Если ты можешь прыгать в окно, значит, ты можешь ещё сколько хочешь детей родить. Мама-то ведь тоже всё такое может... И других родить, и меня клонировать. А, пап?

– Да какая разница, кто что может!..
– возмутился Иван Иванович.
– Про клонирование вообще забудь! Ты понимаешь, что нельзя...

– ...не понимаю, - решительно перебил Васька.
– Я могу хоть сейчас доказать тебе, что я тоже заразился.

– Каким образом?

– Меня в школе соседка по парте, Муська, уколола циркулем, а кровь сразу остановилась...

– Ерунда. Просто хорошая свертываемость. Недоказательно.

– Пап, она меня сильно уколола! Специально. В ладонь. Она вообще с приветом. Может кнопки на стул положить кому угодно.

– Ты с самого детства - вполне здоровый ребёнок. Ты не плакал по ночам, не боялся прививок. Что тебе какой-то циркуль!

– Пап, я потом пошел в медпункт и нарочно показал медсестре руку. Попросил йодом смазать. Она меня выпроводила и обозвала симулянтом.

– Покажи мне!

Васька протянул отцу ладонь. Ни малейшего следа прокола на коже не было.

– Так-так...
– заворчал отец.
– Ты знаешь, что бывают ненужные знания? Английский философ Уильям Оккам...

– Знаю. Не умножайте сущность, - отмахнулся Васька.

– Господи!
– оторопел отец.
– Ты откуда взял эту формулу?

– Ерунда. Закон экономии. Так что, попрыгаем вместе?

– Ну-ка, говори, шельмец, откуда ты в десятилетнем возрасте взял формулу закона бережливости? А то сейчас так попрыгаешь!..

– Ха-ха, - ответил Васька и вышел из спальни.

Телепатией никто из Ужовых не страдал, как и прочими паранормальными способностями. Жили себе и жили, как все люди. Однако в трудную минуту всякое бывает, даже с бессмертными.

– Васька!
– кинулся вслед отец.

Но догнать ребёнка не удалось. Васька тихо прошмыгнул в свою комнату, открыл балкон, не заклеиваемый на зиму утеплительными полосками, легко вспрыгнул на перила и...

Снизу донёсся истошный визг: это бабушки, детишки, молодые мамаши, собачники, широко представленные в тот час во дворе, адекватно отреагировали на полёт немаленького предмета с десятого этажа.

Дальнейшее разбирательство пало на целый ряд инстанций.

"Скорая помощь" пожелала знать, почему ребёнок остался цел и невредим. Милиция желала знать, кто помог ему с организацией прыжка. Служба спасения исследовала снег и асфальтовое покрытие двора и набиралась уникального опыта. Психологи активно работали со свидетелями. Наготове были психиатры. Пару бабушек всё-таки увезли в больницу с критическим артериальным давлением. Мамаши раскидали детей по коляскам и растворились наряду с собаководами.

Старший Ужов, кое-как отбоярившись ото всех любопытствующих, в тягостных предчувствиях задумчиво рассматривал младшего, уплетавшего на кухне борщ, и мечтал надрать ему уши. Или зад - солдатским ремнём с медной пряжкой.

Помолчали. Сын задорно взглянул на фантазирующего отца, встал и даже помыл за собой тарелку.

– Вот так, - философски заметил сын.
– Породнились, поравнялись, не дрейфь, батя! Жизнь - хорошая штука. Мы узнаем, чем кончится всё это дело. Ведь тебя волнуют какие-нибудь вопросы, а? Ну, например, как будет проходить Страшный Суд? Или: сколько лет простоит Останкинская башня?

– Видишь ли, Вася, - ответил отец, - теперь перед нами стоит нетривиальный вопрос: зачем?

– Жить-то? А-а... Брось, пап, выдумывать проблемы на пустом месте.
– Васька порылся в кармане школьного пиджачка, неожиданно извлёк пачку сигарет и со знанием дела задымил.

– Вася!
– зарычал некурящий Иван Иванович.

– А что? Скажешь - вредно? Ага... Очень вредно! Пивка в доме не найдётся?

– Девочек, может, подогнать?
– поинтересовался Иван Иванович.

– Может. Но попозже.

В дверь зазвонили, застучали. Телефон затилинькал с оголтелостью.

– Журналисты, наверное, - предположил Васька, давя окурок в раковине.

– Васька! Ну перестань же, гад! Ведь пепельница есть!
– заорал отец.

– Не кричи. Я не знал, что в нашем праведном и некурящем доме есть пепельница. И вообще - давай потише, а то мне как-то с прессой общаться влом.

– Надо предупредить маму, - сказал старший.

– Валяй, звони, - ответил младший.
– Пусть уносит ноги, если успеет.

– Ты, оказывается, груб и бессердечен, - заметил старший, торопливо набирая номер института.

– А это, папа, уже не имеет никакого значения, - сообщил отцу Васька, прикуривая вторую сигарету.

Ужов-старший разрывался: надо и Ваське затрещину, и Машу предупредить. Ситуация острейшая: журналисты пронюхали.

– Маша, уходи оттуда немедленно! Куда-нибудь!
– крикнул в трубку Иван Иванович, и разговор прервался.

У порога их квартиры толпились репортёры, подстрекавшие участкового ломать железную дверь. Участковый что-то лепетал про законы, его не слушали, болезненно толкали во все ребра, и бедняга чуть не плакал. Общая истерика вздымалась, как вихри враждебные.