Зачистка
Шрифт:
— Мне идти? — лениво поинтересовался сержант.
— Стоять! — привел я его в чувство едва не криком. — Руки по швам!
Посыльный машинально выполняет команду, но я отдал ее всего лишь по двум причинам: скрыть свое смущение и забрать семечки. Вырываю из цепких пальцев сержанта бумажную закрутку и кивком головы отправляю прочь.
Все еще сдерживая непонятное волнение от известия, показательно расставляя события по значимости и тем самым демонстрируя полное равнодушие к посетительнице, прохожу к напарнику. Подаю донесение. Бауди читает, начинает выпрямляться. С надеждой смотрит на меня.
Год назад «Ястреб», тогда только-только набирающий вес полевой командир,
Месяца три назад «Ястреб» попал в список ГРУ как лидер, самолично убивающий пленных и потому подлежащий уничтожению. Здесь как раз мои интересы и сошлись с кровной местью Бауди, в одиночку рыскающим по ущельям в поисках убийцы отца. Сошлись и переплелись настолько, что в ожидании «Ястреба» завалили еще несколько главарей. За них награды давали, но мы ждали, когда защелкает где-нибудь клювом основной объект.
Защелкал. Теперь дело за малым. За нами…
— Иди, — повторил свой совет Бауди, но я понимаю, что это уже просьба оставить его одного наедине с донесением, где фигурирует его личный враг.
— Буди лейтенантов. И на физзарядку, — не позволяю ему отрешиться от действительности.
— Ай, дождь собирается.
— В разведке нет погоды. Только боевое задание, — иносказательно подтверждаю я свое решение на проведение «зачистки» «Ястреба».
Бауди оказался прав — меня ждала танцовщица. В той же пятнистой полевой форме — впрочем, а какая могла быть иная? — ускользнувшая вчера вечером партнерша прохаживалась у бетонного забора, по загривку которого вихрами клубилась колючая проволока. Не играла музыка, вместо кафешного полумрака светило солнце, которое не прятало морщин, давно выветрились и мои наградные сто пятьдесят, а главное, она не танцевала, — и я увидел совершенно иную женщину. Ни надменности, ни превосходства, ни очарования. С чего это мы вчера все переполошились? Похожа на десятки прапорщиц, ежедневно мелькающих перед глазами. Ее предназначение, если желает выделиться в общей массе — это в самом деле танцевать, танцевать и танцевать.
Нежданная гостья, похоже, уловила мое разочарование. Может быть, даже не раз сталкивалась с чем-то подобным, но попыталась выдержать ровный тон:
— Здравствуйте. Вы… меня помните? В кафе…
— Здравствуйте. Конечно, помню. Как не запомнить такую женщину, — польстил ей: мне не убудет, а доброе слово, как известно, и прапорщику приятно. Но не преминул напомнить и о не состоявшемся свидании: — Удивительно, что меня запомнили.
— Я в самом деле была в компании, — начала она оправдываться, и потому стало ясно, что пришла она с просьбой. Скорее всего, она с удовольствием не знала бы меня и дальше, но что-то заставило прошерстить позывные на коммутаторе и выйти на разведку ГРУ. Хороши хранители секретов, если первыми же и нарушают все инструкции. — Я могу с вами поговорить? Или попозже придти?
«Попозже» мне светила Чечня, дел было невпроворот и в данную минуту, и я мельком посмотрел на часы, намекая на ограниченность времени.
Она понятливо закивала, оглянулась в поисках укромного местечка. Сделала шаг к тропинке вдоль забора, приглашая пройти подальше от часового.
«К сожалению, ничем не смогу помочь», — заранее решил я, но пошел следом.
Тропинка оказалась узкой — только бежать опаздывающему из увольнения солдату. И разговор опять не получился: просить, оглядываясь, ей и вовсе было неудобно.
Выручила беседка у второго КПП. Сбивая пыль с придорожной травы, просительница направилась к ней напрямки, села на изрезанную ножами лавку. Достала пачку не такого уж и дешевого для прапорщика «Парламента», умело размяла тонкую сигаретку, поджидая, когда я подойду.— Я, наверное, с не совсем обычной просьбой к вам, — начала и тут же умолкла, не зная, как продолжить. Хотя наверняка десятки раз репетировала вступление.
Затянулась сигаретой в надежде, что я по-джентльменски помогу ей наводящими вопросами. Но и мы продолжали молчать, давая ей возможность до конца прочувствовать свою ошибку: скажи вчера «да», не получала бы уже заранее сегодня «нет»…
Неужели мы такой мстительный народец, мужики?
Спасая лицо, поспешил на выручку и себе, и ей:
— Мы так и не успели познакомиться.
— Надя. Прапорщик Надежда Семенова. Имя и фамилия настоящие.
Пошутила с лету, оттого, что наверняка была остра на язычок, но тут же его и прикусила: зачем самой напоминать про неудачный вечер. К тому же реакция на него уже проявилась, и явно не в ее пользу.
Хотя, почему это всем кажется, что если мужчина после вечеринки остался без женщины, то она прошла неудачно? Может, наоборот: утром голова свежая и никого рядом, то есть снова свободен и никому ничем не обязан?..
— Я в самом деле могу вам в чем-то помочь? — пошел ва-банк, лишь бы побыстрее завершить нежданную встречу.
— Да. Возьмите меня в разведку.
Хохотать при женщине — это крайне неприлично. Но что поделать, если первая реакция не только самая откровенная и честная, но и самая неконтролируемая.
Надя поджала губы, щелчком выстрелила недокуренную сигарету на другую сторону дороги. Гневно посмотрела на меня: это все, что вы способны ответить?
— Извините, — чистосердечно приложил я руку к груди. — Полная неожиданность. К таким просьбам человека надо готовить хотя бы чуть-чуть заранее. Да и с чего вы решили, что я в какой-то разведке…
— Я служу на узле связи, иногда даже вас соединяла с Москвой.
Предположения насчет моей расшифровки оказались верны, и завтра же, если не сегодня, весь узел связи перетряхну как… блох на гребешке — прав Орешко. Их дело — втыкать штыри, а не выяснять, кто кому и зачем звонит. Бардак, а не война.
Сегодня Надя не то что не претендовала на лавры победителя, а добровольно приняла на себя роль побитой собаченки:
— Вы не думайте… Я все понимаю. В смысле — опасности и ответственности…
— Тогда зачем вам это надо? — спросил напрямую. Время поджимало и тратить его на пустой разговор становилось откровенно жаль.
Ответ оказался столь же прямолинеен:
— Мне это нужно из-за квартиры.
Все. Приплыли! Разведка ГРУ становится притягательной кормушкой для удовлетворения личных потребностей. Это — конец эпохи, когда пелись строки «Раньше думай о Родине, а потом о себе». И я — последнее острие, на которое наткнулась совершенно дурацкая просьба какого-то прапорщика.
— Когда нас призывали, в военкомате сказали: участников боевых действий поставят в льготную очередь на жилье. А я с дочкой и мамой в одной комнатке в коммуналке. И иного просвета — нет.
— Но почему в разведку? — не мог сообразить я.
Надя посмотрела, как на маленького: в самом деле не понимаете?
— Если где и предусмотрены для женщин должности в боевых частях, то они давно заняты женами, родственницами или любовницами.
— А вы…
— А я — нет, — с вызовом ответила Надя, закуривая новую сигарету. — Ни в родстве ни с кем, ни в любовницах.