Зачистка

Во мне опятьмелькнуло местечковое злорадство, и я испугался всерьез: неужели столь сильной оказалась обида, что можно мстить человеку таким дешевым образом? Где Бауди? Мне нужен Бауди с его непреходящим восторгом от любой из женщин.

— Хорошо. Но… но неужели будет лучше, если… С войны ведь не все возвращаются.

— Знаю. Надеюсь. Мне бы… мне хотя бы раз, чтобы появилась запись в личном деле… — И чтобы окончательно выложить все, с чем пришла, чтобы одновременно извиниться за вчерашнее и дать надежду на будущее, наверняка презирая себя, тем не менее посчитала нужным пообещать, глядя на остывающий белесый пепел на кончике сигареты: — Я… я была бы очень благодарна. И… смогла бы отблагодарить… Как смогла бы…

Сорвался с дрогнувшей сигареты пепел, чтобы тут же развеяться, не долетев до врытой посреди курилки круглой ямы — было иль не было, говорилось или послышалось? А Надя пожала плечами: я все сказала, я вся пред вами — хорошая или плохая. Но зато вы теперь все знаете и вам легче принимать решение.

Легче… Разве готовность женщины жертвовать собой облегчает мужчине жизнь? И мы что, способны на помощь только через постель? Мы не умеем быть друзьями? У нас нет чести и чувства собственного достоинства? Или Наде такие в прифронтовой полосе не встречались? И что за время, что за страна, которая заставляет идти на войну женщин?! Почему вместе с этим именно мне выпадает отказывать в благородстве?

— Вы сможете позвонить мне после обеда? — оставил я себе хоть какой-то люфт перед принятием решения. За пять часов или Надя сама передумает ввязываться в авантюру, или у меня что-либо изменится. И оба останемся в белом. В крайнем случае, по телефону и отказать легче: не видно ни глаз ее просящих, ни плеч опущенных. А собственные жалость и сентиментальность можно на время придавить, как окурок в пепельнице.

Но Надя легко поняла мою уловку, с горечью приняла отказ, лишь оттянутый на несколько часов. Из вежливости пообещала:

— Я позвоню.

Торопливо ушла, ни разу не обернувшись. Зато мне лоб в лоб с сигаретой во рту — посыльный. Вот кому делать нечего. А придет на дембель — весь из себя герой. Как же, воевал в Чечне! И в очередь на жилье, небось, поставят без справок…

— Кто разрешал курить на плацу?

Сержант, готовый было дружески улыбнуться и даже, похоже, достать из кармана горсть семечек, замер. А мои глаза уже увидели у забора лопату. На нее же переправил перстом указующим и взгляд посыльного.

— Похоронить окурок со всеми почестями. Могила метр на метр. Исполнять.

— А при чем здесь я? — протянул сержант, поглядев в сторону батальона связи, где исчезла прапорщик. Прапорщик Надя Семенова…

— А я? Не армия, а ЖКХ какой-то… На отпевание позвать меня лично, — не дал я посыльному никакой возможности увильнуть от наказания.

— Дедовщина, — пробурчал тот, берясь за лопату.

— А тебе нужна бабовщина?

— Ой, а где это? — встрепенулся сержант.

Посчитал, что особое приближение ко мне дает ему право на поблажки? Ничего, через час и с окурком, и с юмором будет все в порядке.

4.

Бауди, не зная причин появления танцовщицы, сгорал от нетерпения и втайне ждал похвалы за невольное сводничество.

— Ну, что?

— Унитазы всего полка — бритвенным лезвием и зубной щеткой. И чтобы как у кота…

— Какие мы грубые…

— Все плевательницы в курилках — тоже твои.

— Она попросила чего-то невозможного? Нарушить твою девственность?

Боксировавшие между собой лейтенанты остановились, с интересом прислушиваясь к моим распоряжениям. А вот это вы зря, ребята: любопытной Варваре нос оторвали.

— Работаем, — сбросив куртку, становлюсь в стойку против их двоих. Молодежь в недоумении замирает, и я практически одним замахом достаю до скул обоих. Урманов, оступившись на палке с привязанными по краям танковыми траками, падает, не успев звякнуть даже колокольчиком. Орешко отпрыгивает за вторую такую же деревянно-танковую штангу, все еще не веря в серьезность схватки.

— Работаем, — приказал я обоим вновь принять стойку.

Бокс, самбо, бои без правил, деревенская драка — в ход шло все, лишь бы выпустить злость. И только когда сам почувствовал во рту привкус крови, остановил бессмысленную молотиловку. Посмотрел на часы. Бауди зеркально — потому что левша, повторил мой жест. Тем более, у обоих на руках висели «Командирские» с одинаковой гравировкой: «От Министра обороны РФ». И дата — «Апрель 1996 г.» Для людей сведущих знаковый месяц — время гибели Дудаева. Около пяти лет мы ждали, когда нагуляется Джорик на нашей кровушке, тысячи пацанов с одной стороны и еще больше с другой полегли, прежде чем власть наконец-то осмелилась произнести одну-единственную фразу:

— В организме Дудаева мало железа.

Кому надо, услышали и все поняли. А Бауди потом придумал и навесил журналистам на уши лапшу про самолет и самонаводящуюся ракету, которая среагировала на мобильник в руках у Президента Ичкерии. А на самом деле мы в тот апрельский вечер мчались на «Ниве» за президентским джипом, на котором через агентуру Бауди удалось установить радиомаячок. Надвигалась ночь, мы безнадежно отставали, и когда сигнал уже стал ослабевать и теряться, случилось чудо. И преподнесла его нам жена Дудаева, захотев прогуляться до ближайших кустиков. И подзадержалась она в них ровно настолько, чтобы мы выскочили на расстояние прямого выстрела, и развернули гранатомет, и засадили в зад джипу гранатой по самые не балуйся. А то осталась бы жива Алла от ракеты из самолета…

Сейчас нам с Бауди вкупе с молодежью надо сморозить новую легенду, завязать два конца в два кольца и вбить гвоздик. В крышку гробика «ястребиному» гнездышку со всем выводком. При этом чтобы съезд в Гудермесе состоялся без опозданий.

Но во все, что повторяется, спецназ ГРУ не играет. Только эксклюзив, только изюминка, только Нобелевская премия в области литературы за оригинальность сюжета.

Но думать мешает Надя. Нет бы прийти ей чуть-чуть позже. Квартира нужна… Квартира нужна многим. И что теперь, всех тащить в горы?

— Что? — вмешивается в ход моих мыслей Бауди.

Ничего. Это к операции не относится. Надю отодвинуть в угол, «Фламинго» стереть из памяти, утреннюю встречу зарыть в землю. Не меньше! Зарыть в землю, как это делает сейчас с окурком посыльный. Зарыть в землю…

— Что? — не перестает теребит Бауди, но на этот раз уловив на моем лице озарение.

А ему есть, есть с чего появиться, озарению-то!

— Зарываем в землю! Парашют!! Сбитый летчик!!!

— Мы — вместо них, — мгновенно включается в работу над Нобелевской премией разведчик.