Задание Империи

К счастью, в эти времена не было принято сразу бросать трубку, если не отвечают.

– Алло! Доброе утро, это Ступин. Елена Васильевна рядом?

Виктор замялся. А вдруг у нее был приказ не покидать квартиру, а она его нарушила? Подставлять Лену не хотелось.

– Позвать?

– Не надо. Передайте, что подъеду через четверть часа. Отбой.

«Отбой – надо понимать, вешает трубку…»

В дверях заворочался ключ. Виктор машинально потянулся к кобуре.

– Я успела! Виктор, ты где?

– Ступин звонил! – крикнул Виктор, застегивая кобуру.

– И что?

– Будет через четверть часа.

– Значит, ставим три прибора. Тут не сгорело? А, ты снял. Ну отлично. Хочешь молока? Давай сейчас прямо по кружечке.

«Наверное, это уже паранойя… но молочница не могла чего подсыпать?»

– Представляешь, дворник внизу мне сказал, что молочница – наш осведомитель. Мир кошмарно тесен.

– А дворник откуда знает?

– Ну так если здесь служебная квартира, кто может быть дворник?

Ступин действительно появился минут через пятнадцать, в гражданском костюме, и не только не стал отказываться от завтрака, но и вытащил из портфеля бутылку какого-то легкого французского вина.

– Хоть с утра и неудобно, но… Для вашего покорного слуги это еще вечер.

– Вы не ложились спать?

– Много событий, мадам. Во-первых, ночью схвачен Хуммель с остатками банды. Благодаря вам, Елена Васильевна, вашей идее с Мессингом.

– Спасибо, но задействовать экстрасенса – идея господина Еремина.

– Нет слов… Тогда поздравьте Виктора Сергеевича дважды: к утру они получили луч.

– Физики с кафедры института? Они тоже всю ночь не спали?

– Мировое открытие, мадам! Переворот во взглядах на строение вещества! Предпоследний баллон азота пришлось занять со склада танкового производства… Но ультрафиолетовый луч есть! И это, – он повернулся к Еремину, – главная улика в вашу пользу!

– Насчет бомбы сомнения отпали?

– Спрашиваете… Из этого вытекает «в-третьих»: мы все втроем едем вечером в Москву. Господина Еремина хотят видеть… – И он показал пальцем в потолок.

– Неужели сам? – округлила глаза Лена.

– Да! – после театральной паузы ответил Ступин. – А поскольку ему неудобно показывать какого-то провинциального штабс-ротмистра… внеочередное производство в полковники! [34]

– У-у-у-у! Поздравляю!

– Поздравляю! По понятиям у вас. А то ведь действительно мог какой-нибудь полковник, а вам – устная благодарность…

– А вы? А вы, голубчик, с вашей вечной жаждой справедливости? Возьмете да и ляпнете ему, что видели только меня! Знаете, что там за обман делают? Нет, начальство тоже не обойдут наградами, так уж водится… А кстати: одежду вашу уже повезли в столицу, местные на такой ответственный шаг не решились. Предстанете в нашем. Но после луча это не так важно. После луча вас готовы принять хоть голым. Вот такая вводная, а теперь перейдем к делу, то есть к опорожнению сего сосуда… и отправлюсь отсыпаться до вечера. В радиусе сотни метров от дома можете бродить совершенно спокойно. В принципе можно и дальше, но… Береженого Бог бережет.

34

Исключительный случай для мирного времени; вероятно, слова Ступина «неудобно показывать» были просто шуткой.

– Но сегодня же понедельник. А как насчет авиации? Это тоже важно. И электроника.

– В поезде изложите. Там салон-вагон выделили, я распоряжусь, чтобы поставили аппаратуру. А пока беритесь за бокал.

Глава 20 На пороге

– …Хочешь прогуляться? Я тебе Молодежку покажу, где что построят.

– Нет. При моей деятельной натуре впервые хочется просто лежать и мечтать. О своем жилье, например.

– Раскрутим «Лего» – купим квартиру в центре. С видом на набережную. Высотки у вас еще не думают строить?

– Квартиры дорогие… Лучше домик где-нибудь в дачном поселке, где сосны. Двухэтажный. И машину, чтобы ездить на работу. Я умею водить. С этого года пойдет новая недорогая модель «опеля».

– Почему не «мерседес»?

– Их и для учреждений пока не хватает, часто выделяют «Олимпии», хотя это чисто личная машина. Да! Тебе нужно что-то такое, чтобы чувствовал ближе к своему времени… Приемник Петербургского завода с катодным телевизором. У вас любят смотреть телевизор?

– Любят. Кстати, есть идея телепередач. Например, есть одна вроде лото или рулетки. Слова отгадывать.

– Отлично. В такой передаче можно за плату давать рекламные объявления. А чем ты еще увлекаешься таким?

– Из возможного? Ну, например, фотографией.

– Отлично. Берем «Лейку» и увеличитель. В Германии мода самим делать семейные фотографии и снимать в поездках. Еще скоро появятся любительские шестнадцатимиллиметровые кинокамеры. Ты умеешь снимать кино?

– Последний раз снимал четверть века назад свадьбу приятеля. Получилось.

– Значит, освоишь. Что еще?

– Стиральную машину, холодильник и пылесос.

– Я видела в Верхних торговых рядах.

– Это где?

– Это на Красной площади. Их у вас снесли?

– То есть в ГУМе.

– Какая разница… И телескоп.

– Зачем телескоп?

– Детям.

– А кто у тебя?

– Еще никто. Но ведь будут!

… Вечер не был душным. Салон-вагон загнали прямо на товарный двор, так что идти пришлось недалеко – мимо казенных двухквартирных деревянных домов справа, крашенных в коричневый цвет, и мимо частных пятистенок слева, крытых дранкой и тесом. Немощеная улица была покрыта лунной пылью, в которой, кажется, мог запросто провалиться автомобиль; вдоль нее в траве вилась твердая тропинка. Толпы кур бродили под закатным солнцем. Над многими хатами на деревянных горизонтальных крестах висела паутина антенн. Громкоговоритель у мучных лабазов наигрывал кавер старого, еще времен Республики, американского фокстрота «Парад любви моей», взбадривая рабочих увлекающим ритмом. «Взгляд от Лизетт, улыбка Миньонетт да нежность от Сюзетт в тебе одной…» Что-то жутко знакомое из семидесятых. Ну да, «Соломенная шляпка», Миронов! «Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта…» [35] Неужели и это – отсюда?

35

«Женюсь» (И. Шварц – Б. Окуджава).

Тропинка была узковатой, чтобы идти вдвоем, и Виктор повел Лену под руку. Синкопы задавали такт их движениям; Виктор заметил, что они шагают в ногу. «Парад любви моей»… хм.

Салон-вагон оказался синего цвета и о четырех осях; с торцов вместо привычных автосцепок болтались, как сосиски, звенья винтовой стяжки. «Небронированный, – сразу приметил Виктор, – переделан из мягкого». Он живо представил себе знакомый дымок титана и занавески на окнах, колыхаемые ветерком. У полотна неторопливо прохаживался теперь уже полковник Ступин и стояла пара мужиков в штатском из охраны.

– Скоро отправляемся, – небрежно кинул полковник, – пока располагайтесь.

Тамбур у вагона был один, торчал со стороны станции Болва и оказался внутри сине-зеленым и непривычно узким. Во второй реальности Виктор ездил в столицу все-таки в цельнометаллических вагонах: они были почти такими же, как те калининские плацкарты и гэдээровские купейные из Аммендорфа, только стенки гладкие и почему-то десять купе вместо девяти. Он поднялся по торчащей снаружи лесенке-подножке и подал руку Лене.