Загадочная пленница Карибов

— Не вводи в соблазн ближнего своего, — назидательно изрек Витус. — Смотри-ка, Педро со своей кобылкой все еще здесь! Похоже, обедает.

— Обед — это хорошо, — мечтательно ответил Магистр, вытаскивая общий скарб на обочину. — Эй, Педро, мальчик, что у тебя там? Гороховое пюре?

Педро не удостоил его ответом: если Магистр знает, что он ест, к чему спрашивать? Витус подошел к мальчишке и спросил:

— Можешь отвезти нас к «L’Escargot»?

Это был правильный вопрос. Педро проглотил последнюю ложку кашицы и дал разумный ответ:

— Да.

Поразмыслив, он добавил:

— Но здесь только повернуть за угол, две сотни шагов, не больше.

— Знаю, да по такой жаре и с багажом их трудно сделать, — сказал Витус.

— Тогда ладно. Щас помогу затащить это…

И пару минут спустя они снова восседали в видавшей виды повозке, которая катила теперь под откос. Магистр, сидевший на козлах рядом с мальчиком, близоруко прищурился:

— Вон вроде бы «L’Escargot», только странная какая-то, тихая, поникшая. Никто не входит, никто не выходит…

— «L’Escargot»-то на месте, только Ахилла нет. Помер.

— Что-о-о?! — Друзья как один подскочили. — Не может быть!

Педро молчал. Ну и дурные люди! Непонятно, что ли, сказал?

— Как это нет?

— Что с Ахиллом?

— Уй, с чего скопытился?

И потому как вопросы звучали разумно, Педро соблаговолил ответить:

— Ахилл умер. Люди говорят: «Курьезный Ахилл курьезно жил, курьезно и умер». Костью подавился. Уже давно. — Педро притормозил лошадку, потому что вот она цель, доехали.

— Да, но… — Витус не мог поверить услышанному. — Ахилл был такой жизнерадостный, такой здоровый… такой…

— И зарыли его неведомо где, — вдруг продолжил Педро. — Он был этим, как его, гуго… гуги… Ну, в общем, неправильным христианином, как сказал пастор. И на христианском кладбище его нельзя… Да, так оно было.

Магистр взмолился:

— Христа ради, это же бесчеловечно! Как будто у Ахилла не было бессмертной души! Фарисей ваш пастор! О, как я ненавижу это невежество! — Он сжал кулаки.

— Все черные вороны — черная нежить и черные стервятники, — пропищал Энано.

— Хотел бы я узнать, где он лежит, чтобы сказать ему последнее прости, — с раскаянием пробормотал Витус.

А Магистр все никак не мог успокоиться:

— Лучшие друзья! Лучшие друзья уходят! И с каждым умирает частица тебя самого! И мир становится беднее!

— А Луиза? Что с ней? — внезапно спохватился Витус. — Где теперь бедняжка зарабатывает свой хлеб? Ей, должно быть, туго пришлось с ее… э-э… с ее необычным видом.

Он вспомнил о той ночи любви, которую она ему подарила и которую он на протяжении долгих дней никак не мог изгнать из памяти, как ни старался. Снова и снова она тревожила его совесть.

— Уи-уи, крошка Луиза, ще с ней? — хотел знать и Энано. — Где эта тыковка под простыней?

— Луиза? Да нет, с ней-то как раз все хорошо. Стала красавицей, как говорят люди. — У юного возницы внезапно развязался язык, может, потому, что ему пришло время созреть и он постепенно становился мужчиной, а значит, проявлял интерес ко всему женскому. — Красивой, как Мадонна, говорят люди. И это тоже было чудо. Однажды… а, вы уже уехали, сеньоры… она снова появилась и… чудо, просто чудо! На ней больше не было ее черного покрывала, сама просто кровь с молоком, нежная и такая белая… Зубы что нитка жемчуга… А волосы! Медь, да и только! Все так говорили, и я могу сказать, потому как один раз сам видел… Что с вами, сеньор?

— Нет-нет, Педро, ничего! — Витусу не хватало воздуха, его обуяла такая фантазия, такая невозможная, немыслимая, от которой недолго и сойти с ума… — Ничего, Педро, ничего.

Маленький ученый, который никогда за словом в карман не лез, тоже на мгновение едва не лишился дара речи:

— Постой-ка, Педро… картинка такая, будто Луиза… будто Луиза…

— У-у-у-и-и-и, дурачье! — раздался пронзительный фальцет. — Луиза — это Арлетта!

Такого, что последовало за этим, Педро не видел никогда в жизни. Радостный рев друзей пронесся вдоль всей улицы Калле-де-лос-Офисьос, вплоть до самой гавани. На маленького возницу обрушился ураган вопросов. Когда из него выпотрошили все, что он знал, выяснилось, что Луиза, которая могла быть Арлеттой, унаследовала от Ахилла «L’Escargot». Курьезный Ахилл завещал ей свое владение, наверное, потому, что она единственная позаботилась о нем в последние часы его жизни. Но уже через несколько дней Луиза поняла, что без Ахилла «L’Escargot» померк, словно из него ушла душа. С тяжелым сердцем она продала его.

— И где сейчас Луиза? — не отставал Витус от Педро. Он намеренно говорил «Луиза», а не «Арлетта», потому что вначале должен был убедиться сам.

— Где она? — повторил Педро, даже не заметив, что сам задает излишний вопрос. — Ну, говорят, собиралась в Англию на «Бойстерес» [105] .

— И когда отплывает корабль? Или он уже ушел?

— Точно не скажу, но то ли вчера, то ли сегодня. От седьмого причала.

— И ты это только сейчас говоришь?! — взревел Магистр. — А ну живо к седьмому причалу!

105

От англ. boisterous — неистовый.

— Да, конечно, да.

Педро щелкнул кнутом.

— Витус, представь себе, что корабль еще там, а на нем Арлетта!

— Я поверю в это, только увидев собственными глазами. — Голос отказывал ему.

— А ну пшла! Пшла! Пшла! Тпррру!

Еще никогда Педро не гнал так свою гнедую и притормозил только тогда, когда дорога свернула к причалу. Позади остался путь, который потребовал от него всего умения и ловкости, чтобы не сбить какого-нибудь «хабанеро». Да еще и ездоки никак не могли усидеть на своих местах. Вот и сейчас карлик, выпрямившись во весь рост, пищал из-за спины Магистра:

— Вон там, впереди ее курятник. Это должен быть он!

Он махал ручкой в сторону большого галеона, который был пришвартован к пирсу. Матросы сновали по трапу. И на судне царила суета. Все еще шла погрузка: загружались ящики, тюки, бочонки; запасные снасти, стеньги, паруса и пушечные ядра. Фрахт: красное дерево, какао, амбра, сахар, звериные шкуры и многое другое…

На пристани расположились торговцы, которые совершали последние сделки. Были разбиты палатки со сластями, давали представления циркачи, жонглеры и артисты. Там был даже пастор, который зычным голосом благословлял корабль в путь.

Между тем Педро пришлось остановить свою повозку, потому что людской поток стал как на стремнине. Коротышка, который так и торчал за спиной Магистра, просвистел:

— Вон там! Краля в зеленом, это она, она! Своей тыквой клянусь, она!

— Где? Где? — Витусу передалось его возбуждение. Его сердце стучало, как кузнечный молот, так, что нечем было дышать. — Боже милостивый! Кажется, я ее вижу! Вон там, с носильщиком! Боже! Магистр, посмотри, посмотри! Ах, ты же ничего не видишь!..

Маленький ученый развел руками: