Заговор генералов

Вносят в Большой думский зал. Сколько народу! Какие прекрасные, одухотворенные лица!..

Он знает, о чем будет сейчас говорить!..

4

От Могилева до Царского Села по прямой немногим более семисот верст. Генерал-адъютант Иванов рассчитал - с учетом всех возможных по зимнему времени задержек в пути, - что он прибудет на станцию назначения не позднее чем на рассвете первого марта.

Но едва его головной эшелон с георгиевцами одолел первый отрезок пути, до Витебска, как на железной дороге начался полный беспорядок: то не оказывалось воды для заправки паровозного котла, то угля; кто-то неправильно переключил стрелки, и поезд загнали в тупик, а на главный путь выполз товарняк... Пока разбирались, маневрировали, время шло... Утром первого марта Николай Иудович со своим карательным отрядом был еще в двух сотнях верст от Царского, на станции Дно.

Старый генерал выходил из себя: сам государь следит за ходом экспедиции! Под суд! Покарать!..

Неясно было, кого судить и карать: железнодорожные чиновники сваливали вину на морозы, снежные заносы, на давнее запустение всего хозяйства. Он разберется потом, на обратной дороге. Наведет порядок! Сейчас же некогда вести расследование: вперед и только вперед!..

Однако и к вечеру он все еще не достиг цели: эшелон застрял в Вырице. До Царского Села оставалось всего сорок верст - час пути. Однако паровозная бригада исчезла, а начальник станции уведомил: из Питера получено указание эшелон дальше не пропускать.

Разгневанный генерал готов был бросить своих георгп-евцев напролом. Однако же что проламывать? Пустоту? Идти по шпалам пешком?..

– Кто посмел приказать, чтобы меня не пускали дальше? Да я по самому государеву указу!
– топал он ногами перед готовым упасть в обморок маленьким чиновником, пытаясь влить громовые раскаты в свой немощный голос.
– Соединить немедля по телефону!

– С-сей минут, ваше сиятельство! С-сей минут!.. Комиссар путей сообщения господин Бубликов самолично на проводе!

Бубликов пообещал, что свяжется для получения дальнейших инструкций с Временным комитетом Думы.

В Питере шли переговоры. Время тянулось. В вагонах роптали голодные георгиевцы. Наконец по распоряжению самого Родзянки генерал-адъютанту было предложено компромиссное решение: в Царское Село он проедет, но выгружать своих солдат из эшелона не будет; для переговоров к нему из столицы выезжает член военной комиссии.

Иванов принял предложение. Оно ни к чему его не обязывало. Он выполняет повеление императора, а соглашателей, если будет надо, повесит на первом суку. Поздним вечером его поезд встал у перрона Царского. Николай Иудович вызвал на станцию военного коменданта и начальника гарнизона. Те доложили: Царское Село занято восставшими войсками. У всех выходов из императорского дворца - посты солдат с красными бантами, на площади перед дворцом - бронеавтомобили.

Тем временем прибыл и посланец военной комиссии. Его доклад был удручающим:

– В гарнизоне столицы все до единого на стороне восставших. Начинать активные действия силами одного батальона абсурдно. Однако среди самих восставших определилось два течения: одни, солдаты и фабричные, поддерживают Совдеп, который стремится к ниспровержению монархии; другие офицерство, цензовые сословия, деятели промышленности - поддерживают Временный комитет Думы. Сам же комитет жаждет, чтобы прежний строй сохранился, но волею верховной власти были дарованы некоторые реформы.

Иванов не был искушен в тонкостях политики. Из витийств эмиссара он понял лишь одно: без собранного в монолитный кулак карательного войска обрушиваться на взбунтовавшийся Питер нельзя. И окончательно убедился, что предстоит не увеселительная прогулка и даже не быстрая расправа, "кровавая баня", какую устроил он Кронштадту под наведенными на остров с моря главными калибрами крейсеров и береговых батарей, а изнурительная осада.

– Надеюсь, к государыне меня пропустят безо всяких козней?

– с сарказмом обратился оп к коменданту Царского.

– Предоставляю вам свой автомобиль. Александра Федоровна была вне себя:

– Что происходит, генерал? Кощунственно! Немыслимо! Варварская страна!.. Когда вы покончите с этим сбродом?

– Императорская гвардия и верные трону войска на подходе, ваше величество, - церемонно склонил он голову.

– О-о!
– она стиснула кулаки так, что они побелели. Лицо ее было искажено ненавистью.
– Так поспешите же, генерал!

На станции Иванова ждало только что полученное от царя предписание: до прибытия его самого никаких мер не предпринимать. А по линии железной дороги поступило донесение: от Питера в направлении Царского продвигается революционный батальон, усиленный батареями тяжелых орудий.

Генерал распорядился, чтобы его доставили назад, на станцию Вырица. Он решил там, на исходном рубеже, ждать прибытия главных сил карательной экспедиции и дальнейших указаний императора.

Глава пятая

2 марта

1

Покинув Финляндский вокзал, Путко вышел к

Неве, одолел мост и заковылял по набережной. Путь был далек, но идти оказалось весело. Чопорная, с гранитными чугунноковаными парапетами набережная жила непривычной жизнью. Заводы, судя по чистому небу над Выборгской и Петроградской стороной, над Васильевским островом, и сегодня не работали. Народу на набережной полным-полно. Жгли костры из всякого хлама. С карниза правительственного здания под одобрительные выкрики два солдата прикладами сбивали орла. Одно крыло и когтистая лапа со скипетром уже отлетели. Теперь вошедшие в азарт солдаты гулко, словно в набат, били по черным орлиным головам с хищно изогнутыми клювами. Увидеть такое! Но еще поразительней было зрелище красного, полыхавшего на ледяном ветру флага над дворцом. А трехцветное, затоптанное сапогами грязное полотнище скомкалось на тротуаре.

Матросы в лихо заломленных бескозырках с гвардейскими ленточками, с красными от мороза ушами вели под конвоем сановного, в генеральской шинели, с вензелями на погонах, старика туда, в сторону Шпалерной. Антон покостылял за ними.

Площадь перед Таврическим бурлила. Шел митинг. Всюду и здесь - красные флаги. У входа во дворец хотя часовые и стояли, но никто никаких пропусков не требовал. Вслед за моряками-конвоирами Путко вошел под своды Думы. Помещение штаба восстания он разыскал быстро. Но "товарища Василия" на месте не оказалось.

– В полках, - бросила ему девушка, по виду курсистка, в углу комнаты стучавшая двумя пальцами на "ун-дервуде".

Оставалось единственное - ждать. Во дворце было тепло, а в полуподвале бесплатно поили чаем и давали галеты. В каждом же зале шли митинги. Все говорят... Но ведь где-то, под спудом, идет работа. Страну нужно кормить, одевать. Революцию - направлять.

Наконец Василий появился. Он был в штатском пальто, бородатый, русый, едва ли старше Антона. Опухшие от бессонницы глаза - как у Ивана Горюнова. Антон назвал себя. Добавил:

– Горюнов меня прислал.

– А-а, это он о вас говорил! Ну что ж, ценный кадр. Чего душа жаждет?

– Работы. Хоть какой.

– Ее вон сколько!
– Василий показал рукой выше головы.
– Только успевай поворачиваться!
– Оглядел Пут-ко.
– Вы, кажется, поручик? А почему в солдатском? Замаскировался, чтобы не побили?

– Из лазарета ушел в чем раздобыл. А я уже итак битый-перебитый.

– Офицер - это хорошо...
– протянул Василий.
– С офицерами у нас особенно туго. В обстановке сориентировались?