Заговор призраков

4

Тишина подушкой опустилась на лицо, давящая и пронизанная ужасом. Всхлипы рвались из ее груди, но Агнесс постаралась дышать неглубоко и как можно ровнее.

Краем глаза она заметила, как из зеркала высунулась отекшая рука. В темноте она белела, как брюхо сома. Короткие тупые пальцы мяли воздух, нащупывая живое дыхание, ища его… Сердце Агнесс замерло, а потом бешено застучало, словно облегчая им задачу.

Если бы можно было накинуть на себя забытье, подобно теплому пледу, Агнесс давно сделала бы это, но как она ни жмурилась, сомлеть не удавалось.

И тут ее что-то кольнуло. Снежинка, упавшая на разгоряченный лоб. Имя, от которого на губах проступает изморозь.

Он не может к ней не прийти. Фейри всегда отзываются на зов.

– Джеймс! – закричала она и осеклась, заметив, что призрак вылез из зеркала уже наполовину. Золотая цепь на его груди звякнула о подсвечник. Грузная туша двигалась медленно, словно против сильного течения, но с той монотонной методичностью, с какой жирная осенняя муха бьется о стекло. «Сплиш-сплашш, – бубнил призрак. – Сплишш-сплашш».

– Джеймс, заберите меня отсюда!

Она сразу же ощутила его присутствие, но не в комнате, а в своей голове. Сквозь горячечную завесу мыслей пробился голос, далекий и бесконечно чужой:

«Нет, Агнесс, не сейчас».

Так она поняла, что погибла.

5

Так его еще никогда не унижали, хотя, видит Бог, унижений он в этой стране натерпелся предостаточно.

Во всех салонах перемывали ему кости, будто он был шаромыжником, приплывшим в Англию с миской для подаяния и котомкой за спиной. Оскорбление за оскорблением, обида за обидой. Сговорившись, члены парламента назначили ему смехотворное пособие – всего-то тридцать тысяч фунтов, ровно на двадцать тысяч меньше, чем получал супруг королевы Анны, который только ел да спал. Вот оно, хваленое английское гостеприимство.

А ведь он мог бы стать полководцем. Разрабатывал бы планы сражений, отдавал приказы, перекрикивая грохотанье пушек и жужжание пуль. Разве не к этому его готовили? Зачем тогда отец брал его с собой на охоту, едва только он мог усидеть в седле? Зачем выгонял его в легкой одежде на мороз?

И ученым он тоже мог стать. Профессора Боннского университета не могли нарадоваться на студента, который шел в библиотеку, тогда как его сверстники, горланя песни, устремляли стопы к дому терпимости. А если не ученым, то блестящим композитором, прославленным на всю Европу. Сколько лет ему было, когда он начал сочинять органную музыку? Четырнадцать, не больше. Теперь же от вдохновения простыл и след, и вершина его достижений – спеть с женой дуэтом перед ее фрейлинами и собрать скромный урожай аплодисментов.

Он мог бы стать политиком, и снова неудача! Виктория рассудила, что политика не про него, и, наслушавшись советов Мельбурна, отказалась даровать жениху герцогство. А поскольку он не английский пэр, дорога в палату лордов ему заказана. Не баллотироваться же, в самом деле, в палату общин? Да за него все равно никто не проголосует. Какое кому дело до его суждений о демократии, если он выговаривает «д» как глухую согласную?

Он мог бы стать… Даже думать об этом противозаконно, но почему бы, собственно, и нет? Из него получился бы превосходный правитель. Он сумел бы проложить торную дорогу прогрессу, не принося в жертву нравственность… Но все это лишь мечты, зыбкие и прельстительные, как пение Лорелеи. За несколько лет он сумел приручить амбиции, замуровать их в узилище подсознания, но и оттуда доносились их стоны. Так унизительно находиться в подчинении женщины! У любого сапожника больше власти, чем у него, принца-консорта.

Он мог бы стать королем. А стал игрушкой королевы.

– Альберт! Немедленно остановитесь!

Распахнув первую попавшуюся дверь, он поморщился от досады. Ноги сами привели его в Синий будуар, злосчастную комнату, где три года назад Виктория сделала ему предложение. Кто-то, возможно, счел бы забавной такую перестановку ролей, для него же она стала источником дополнительных терзаний. По крайней мере, Виктории хватило такта изобразить волнение, словно она боялась отказа. Хотя к чему ходить вокруг да около? Обоим было понятно, что по мановению ее руки дядя Леопольд упакует жениха в хрустящую бумагу и доставит по указанному адресу. С рождения Альберта растили в подарок ей – наследнице престола, пухленькой куропатке из Кенсингтонского дворца.

Принц опустился на диван, упер локти в колени, зарылся пальцами в густые каштановые волосы. Все его достижения, надежды, мечты, все, что составляло его личность, было свалено грудой, точно негодная рухлядь, и с годами гора обломков становилась все выше.

Ради чего столько лишений? Что он получил взамен?

Держась за поясницу, жена опустилась на диван подле него.

– Вы расстроены, мой ангел, – сказала она участливо. – Все мы расстроены этим ужасным происшествием. Что мне сделать, чтобы вы на меня не сердились?

– Я уже говорил вам и повторю снова. Пусть закладывают карету. Мы немедленно покидаем Виндзор – вы, я и дети.

– Нет!

Королева вскочила с необычайной для ее положения прытью.

– Я не собираюсь бежать из Виндзора под покровом ночи, проявить малодушие, как… как…

– Как моя мать, – устало подсказал принц. – Это ведь ей пришлось в спешке покинуть Кобург, потому что отец ославил ее на всю Европу. А мы с Эрнстом тогда болели коклюшем и думали, что она уехала, чтобы не подхватить от нас заразу. Мне было пять лет, Эрнсту шесть. Она называла нас «своими мышатами». И больше мы ее никогда не видели. Вы не знаете, как это… какое чувство, когда… но вам неоткуда знать. А я еще тогда решил, что если у меня будут свои дети, им не придется испытать горе. И сейчас я не позволю их убить.

– Кобург – маленькое герцогство, там нет ни «Таймс», ни «Дейли телеграф», ни этого глупого «Панча», – вразумляла его жена. – Если мы уедем, да еще в такой суматохе, пойдут ужасные слухи! А заговорщики еще что-нибудь учинят или, напротив, скроются от правосудия. Мы должны действовать взвешенно. Я посажу в каждой комнате по гвардейцу, но принц и принцесса останутся в Виндзоре.

– Принц и принцесса?

Виктория нахохлилась, когда он встал и посмотрел на нее с высоты своего роста. Сейчас она как никогда походила на сову, лупоглазую, взъерошенную, готовую до последнего оборонять свой амбар.

– Das sind keine Prinz und Prinzessin, das sind doch unsere Kinder! [6] – прокричал Альберт.

– Schweigen Sie! [7] Как вы смеете со мной препираться? Я королева, и я здесь отдаю распоряжения!

– О, да, вы королева и поступаете по-королевски. Но если вас интересуют только дела государства, а я нужен лишь на то, чтобы делать вам детей, то отдайте мне этих детей, Виктория! Я увезу их в Розенау.

Она приоткрыла рот, пораженная внезапной вспышкой гнева, словно рассчитывала на обычную грозу, но вместо града с неба посыпались огненные шары.

6

Это не принц и принцесса, это же наши дети! (нем.)

7

Замолчите! (нем.)

– Альберт!..

Ему было все равно, что она скажет. С глухим стоном он опустился на диван и ударил кулаком по лакированному подлокотнику. Пока они спорят, заговорщики могут преспокойно строить козни. Бежать отсюда, бежать поскорее!

Он не сразу почувствовал, как она провела рукой по его волосам, и недоуменно на нее посмотрел. Уместны ли сейчас ласки?

– Однажды после ссоры вы заперлись у себя, а когда я постучалась, спросили: «Кто там?» – «Королева Англии», – поддавшись своеволию, отвечала я. Но вы не отперли дверь. Тогда я постучалась вновь, и вновь вы спросили: «Кто там?» – «Ваша жена, Альберт», – отвечала я, и дверь отворилась, – обвив его шею пухлыми руками, она присела ему на колени. – Я согласна, Альберт. В первую очередь это наши дети. И сегодня мы увезем их отсюда. Но не в Розенау, – подумав, добавила она. – Трудно будет объяснить газетчикам, почему мы сорвались с места и умчались в Германию. Нет, мы увезем детей в Ковентри, под крыло герцогу Веллингтону. Из-за покушения мне пришлось отсрочить визит в его поместье, но теперь для этого самое время. Боевой генерал сумеет защитить нас от убийц. Он победил самого Наполеона.