Захват Московии

— Эти?.. А, нам всё равно! Реально засвечены! Может, и следят за нами… Цветные сейчас волю получили, шныряют и людей шнуруют только так… Хваталово идет, будь здоров!

Хваталова еще не хватало мне!.. И так вчера уже схватали!

Он не успел объяснить мне, кто эти цветастые и кого-что они шнуруют, — из ванной появился Исидор. Он был в каком-то странном френче с карманами, в какой был одет на фотографиях Сталин в учебнике фрау Фриш. Приглаживая темные волосы и выжимая косичку, он огляделся.

— Что? Чайку? — Фрол замер, но в номере не было ни чайника, ни посуды, кроме двух стаканов, один из которых — в темных размывах от вчерашнего вина.

— Пили? — кивнул на стакан Исидор. — Портвейн?

— Нет, австралийское вино… из кенгуру… Кенгуровина…

— Кенгурятина, — поправил меня Фрол, с чем я согласился и сказал, что стараюсь алкоголь не пить.

Исидор понимающе кивнул, заплетая косичку:

— Мы тоже стараемся, но избежать нельзя. Вот Фролушка иногда чудит, но ему можно — он в народном крыле секретарем, а там без этого — никак…

— Крылья есть?

— А как же. Одно крыло — народное, другое — радикальное, третье — либеральное. Знаю, знаю, этих слов по-русски нету… — Он покосился на Фрола. — Думали еще дворянское крыло сделать, но решили, что не надо народ дразнить… Да и партии аристократов нигде нет, даже в Англии…

— А вот опять слово — аристократ! — заметил Фрол.

Исидор на секунды две воззрился на него с вызывающим презрением:

— А вот и нет! Это сложное слово, боец: ария — сто — крат! Стократный ария, значит, самый что ни на есть чистый ариец…

Я был удивлен этим объяснением и хотел даже возразить, что латинский суффикс «krathie» обозначает собирательное понятие, но Фрол пристыженно замолк:

— Ну, если так… — (И я тоже промолчал, решив их не задерживать.)

— А если так, то с тебя пять долларов за неверное замечание! — процедил Исидор и обратился ко мне: — Мы, собственно, по делу. Даже по делам…

— Знаю, членов считаете, Фролочка сказал… Фро-лушко сказало…

— Это само собой. К вам личное дело.

— Я взносы уже заплачивал…

Фрол подтвердил это сжиманием и так смятого в слои лба.

— Ну и хорошо. Значит, полноправный член нашей партии. Я, собственно, хочу предложить вам стать оберляйтером группы, ну… за три тысячи долларов…

— Нет, спасибо, не надо совсем!

Исидор немного обиженно покосился по сторонам:

— Почему же так категори… отрубно?… Это честь… Впрочем, как хотите. Нас интересует выход на Европу. Могли бы вы помочь нам наладить контакты с коллегами… то есть касания с содругами?..

— Как, такие партии разве есть в Европе?

— Как же нету? А пуристы?.. Слышали про пуристов? Мы им кинули послание, но они слишком высокомерны, пафосны… а пафос по-нашему — это отстой… В общем, не ответили…

Пуристы? Это, кажется, в Англии… Борцы за чистоту языка.

— Да, слышал, есть такие… Но контакты нету…

— Жаль, жаль…

Исидор закурил сигару, её твёрдый, как корка, дым стал ползать по номеру. Я открыл окно, однако Фрол, что-то писавший, буркнул, что в поясницу тянет, и ногой прихлопнул его, потом перебрал какие-то бумаги:

— Босс, баб тоже сегодня навещать будем? — на что Исидор, не отвечая ему, сделал две затяжки и потушил сигару:

— Вижу, что вам неприятно. Так вот, в Европе… Связи нужны… Контакты…

— Если что — я сейчас… Мне вообще уходить… идти…

Исидор это замечание проигнорировал:

— Если совьете в Германии ячейку, назначим вас гауляйтером.

— Это не хватало! У нас запрещено! — Я испугался окончательно, но Исидор остановил меня длинной ладонью:

— Не обязательно символику носить и на митинги… то есть на гульбища ходить… Можно делом помочь… Вот мне рассказывали, у вас там в Германии сейчас развелось много русских немцев, что отсюда дезертировали и там на какой-то дикой смеси немецкого и русского говорят… Вот их бы к рукам прибрать, штрафы дать… списки составить… а?..

— Да, есть такие… Но штрафы трудно… Они сами штрафы берут… Героин, кокаин… На дискотеках водку… шумят, дераются…

— Ага, ну люмпены, босяки… Ладно, ими тогда другие бригады займутся… А ваш совет, кстати, — ну, насчет свободы суффиксов — мы на бюро обсудили, всем понравилось. Взяли в доработку. Да. Есть еще одно частное дельце… — («Опять! У всех какие-то дела ко мне!») — Видите ли, я в душе поэт… прозаик… люблю писать… — Исидор подался вперед, дотянулся до своей сумки и вытащил рукопись. — Вот хотел бы предложить вам для перевода на немецкий… несколько своих эссе… то есть кратких баснеписей… Баснепись люблю с детства. Может быть, кто-нибудь заинтересуется в Германии?.. Или вы сами?

Это было другое дело.

— Давайте! Я сам пишу короткие Kurzgeschichten [19] . Мне интересно. Я и переводы делал… — И я сообщил, что сам когда-то написал небольшой рассказ (про стрелочника, который всегда в 5 вечера слышал поезд, а в тот день, когда не услышал, — пошёл и утопился); и один раз даже пытался Чехова переводить, но там было столько разных названий еды и питья, что я не смог это перевести, у нас нету таких слов. На это Исидор чуть оживился:

19

Короткие рассказы (нем.).

— Ну, Чехов — это да, это далеко… Надеюсь, у меня таких слов нет… А гонорар… то есть добычу пополам разделим. Как вам? Отлично, вот тут оставляю… Я, кстати, и лирику пишу. Хотите, прочту?

— Давай-давай, — вспомнил я волшебное слово, пригодное во всех случаях.

Исидор встал у окна, вытянул руку:

Свёртыш сыворотки света, Раскардаш дремотной тьмы. Сочень солнца, Комья мрака, Слепых глаз немые сны. Силы плещут, тельце бухнет, Шкурки шкварки роговеют, Жар земли уже докучен. Новый цепень цепенеет.

О! Тут я понял, как плохо знаю русский язык — всего несколько слов были мною поняты, но я не стал спрашивать, потому что Исидор стал читать дальше, возвысив голос и тряся кулаком:

— «Каркас баркаса ржав, костяк хребтины шаток, труха нутра гниет с утра…»

— Это такое… анти, да? — уловил я.

Исидор довольно кивнул, стал похож на большого ребёнка, потоптался возле занавески:

— «Супостат и остолоп доедали эскалоп, съели ножку, съели две — зашумело в голове»… Есть еще динамичное, даже можно в оперетту переделать, — и, выставив ногу, Исидор нараспев стал говорить: