Закат

– Я…

Зак вспомнил пассажиров поезда – окровавленные лица, притиснутые к стеклам окон.

– Я понял.

– Кромсай глотку, шею… любое место, до которого дотянешься. Режь и коли, пока тварь не свалится. Затем беги вперед и снова прячься. Ты понял?

Зак кивнул. По его щекам покатились слезы.

– Обещай мне.

Зак снова кивнул.

– Я обязательно вернусь. Если же меня не будет слишком долго, ты сам все поймешь. И тогда, умоляю, беги со всех ног. – Нора указала в сторону Нью-Джерси. – Вон туда. Беги всю дорогу, до самого конца. Не останавливайся ни по какой причине. Даже если этой причиной буду я. Хорошо?

– Что вы собираетесь делать?

Впрочем, Зак мог и не спрашивать. Он знал. Был уверен, что знает. И Нора тоже знала, что он знает.

Мариела Мартинес уже искусала руку дочери, зажимавшую ее рот. Нора приобняла Зака и крепко прижала к себе, так что лицом он уткнулся в ее бок. Зак почувствовал, как Нора поцеловала его в макушку. Мариела вдруг снова завопила во все горло, и Норе опять пришлось заткнуть ей рот.

– Ну же, смелее! – шепнула она Заку. – Давай!

Зак лег на спину и, извиваясь, протиснулся под выступ, даже не подумав о мышах и крысах, обыкновенных для таких мест. Он крепко обхватил костяную рукоятку ножа, прижал его к груди наподобие распятия и стал слушать, как Нора, преодолевая сопротивление матери, уводит ее прочь.

* * *

Фет сидел в микроавтобусе Управления общественных работ. Сидел и ждал. Двигатель микроавтобуса работал на холостом ходу. На Василии были жилет с отражателями, надетый поверх его обычного комбинезона, и шлем-каска. При свете приборной панели он изучал схему канализационной сети Манхэттена.

Серебряные химические боеприпасы, изготовленные стариком, лежали в задней части микроавтобуса – эту груду амуниции пришлось подпереть со всех сторон свернутыми полотенцами, чтобы снаряды не катались по полу. Василия очень беспокоил план, разработанный Сетракяном. Слишком много движущихся деталей. Он в очередной раз бросил взгляд на заднюю дверь магазина, откуда должен был появиться старик.

Сетракян готовился к выходу. Он поправил воротничок своей лучшей рубашки, узловатыми пальцами покрепче затянул узел галстука-бабочки. Сетракян вытащил одно из своих маленьких серебряных зеркал, чтобы оценить, хорошо ли сидит весь наряд. На нем был лучший костюм.

Сетракян отложил зеркало и в последний раз все проверил. Таблетки! Он нашел жестянку и осторожно потряс ее содержимое – на удачу! Проклиная себя за то, что едва не забыл про таблетки, старик засунул коробочку во внутренний карман пиджака. Все. Он готов.

По пути к двери Сетракян бросил последний взгляд на стеклянную банку, в которой хранились останки расчлененного сердца его жены. Он долго облучал кровяного червя ультрафиолетом и в конце концов убил его – раз и навсегда. Теперь же этот орган, столь долго находившийся во власти паразита, чернел день ото дня, разлагаясь, как и положено биологической субстанции.

Сетракян смотрел на банку, как на могилу любимого человека. Он именно этого и хотел: банка с сердцем Мириам должна была стать последним предметом, увиденным им в этом доме. Потому как Сетракян твердо знал: он больше никогда не вернется сюда.

* * *

Эф сидел в одиночестве на длинной деревянной скамье, приставленной к стене операционного зала. Агента ФБР звали Леш. Его стол и стул располагались примерно в метре от той незримой черты, которая служила пределом досягаемости Эфа. Левое запястье было приковано к стальной штанге – она шла вдоль стены как раз над скамьей и напоминала вспомогательный поручень, которым оборудуют ванны для инвалидов. Эфу приходилось сидеть немного ссутулившись и вытянув вперед правую ногу, чтобы нож, который по-прежнему размещался у него за поясом, не впивался в кожу. По возвращении от Палмера его никто так и не обыскал.

У агента Леша был лицевой тик. Его левый глаз время от времени самопроизвольно подмигивал, отчего в пляс пускалась вся щека, однако на речь это не влияло. На столе в закутке стояли фотографии детей школьного возраста в недорогих рамках.

– Итак, – сказал агент. – Эта самая штука. Я все же не понимаю. Она что – вирус или паразит?

– И то и другое, – ответил Эф.

Он старался говорить рассудительно, надеясь своими словами как-нибудь вымостить путь к свободе.

– Вирус передается с паразитом, имеющим форму кровяного червя. А сам паразит проникает в организм человека во время заражения, через горловое жало.

Агент Леш непроизвольно моргнул и принялся строчить в блокноте.

Значит, ФБР все же принялось в конце концов доискиваться до сути – только слишком поздно. Хорошие следаки вроде агента Леша действовали в самом низу, в широком основании пирамиды, не имея ни малейшего представления, что все уже решено теми, кто располагается на верхушке.

– А где же те двое? – спросил Эф. – Двое других агентов?

– Какие еще двое?

– Те, которые возили меня в город на вертолете.

Агент Леш поднялся, чтобы лучше видеть другие закутки операционного зала. Несколько преданных делу агентов все еще оставались на работе.

– Эй, кто-нибудь из вас возил доктора Гудвезера на «птичке» в город?

Ответом были лишь отрицательные возгласы и недовольное бормотание. Эф сообразил, что с момента возвращения он не видел тех двоих мужчин.

– Могу предположить, что они исчезли навсегда.

– Быть такого не может, – сказал агент Леш. – Нам приказано оставаться на местах в ожидании дальнейших указаний.

Это было совсем уже плохо. Эф снова взглянул на фотографии в рамках:

– Вы вывезли семью из города?

– А мы и не живем в городе. Слишком дорого. Я каждый день езжу сюда на машине из Джерси. Но – так и есть: детей мы отправили. Школа закрылась, поэтому жена отвезла их в дом нашего друга на озере Киннелон.

«Не очень далеко», – подумал Эф.

– Мои тоже уехали, – сказал он.

Гудвезер наклонился вперед, насколько позволили наручники и столовый нож на бедре.

– Послушайте, агент Леш, – зашептал он, пытаясь войти в доверие к этому человеку. – Все, что сейчас происходит… Я знаю, это походит на хаос, вроде как полнейший беспорядок. Но это не так. Понимаете? Не так. Это тщательно спланированное, согласованное наступление. А сегодня… сегодня все переходит в решающую стадию. Я по-прежнему не знаю в точности что, где и как, но знаю когда. Именно сегодня. И мы – вы и я, мы оба – должны выбраться отсюда.

Агент Леш моргнул дважды:

– Доктор Гудвезер, вы под арестом. Вы стреляли в человека среди бела дня, на глазах десятков свидетелей. Вы давно уже предстали бы перед Федеральным судом, если бы из-за этого безумия большинство правительственных учреждений не закрылись. Поэтому вы никуда отсюда не выберетесь, а из-за вас и я не выберусь. Но вернемся к делу – что вы можете сказать вот об этом?

Агент Леш показал Эфу стопку распечаток. Каждая представляла собой фотографию некоего знака, протравленного на стене или окне здания, – везде одно и то же шестиногое изображение, похожее на жука.