Закат
Шрифт:
***
К вечеру они, понятно, не закончили, но, судя по одобрительному кивку Листа, поработали неплохо, хотя баечник так и не вернулся на стройку. Напарник Заката, прозванный за острый язык и любовь к рыбалке Щукой, сказал, что с ним всегда так. Возвращались вместе, упарившийся за день Щука даже зазывал к себе выпить бражки — «Пробовал вчера? Так то еще не самая лучшая!», но Закат отказался, пошел к старостиному дому.
И понял, что отказался зря. Три белые лошади, привязанные к хлипкой ограде, говорили об очень крупных неприятностях.
Закат осторожно открыл тяжелую дверь, постоял в сенях, слушая, как на
— Мы, в общем, привыкли. Вы ж его, не в обиду будет сказано, только на время убиваете. Годок тишина, а потом по новой приезжает дань собирать, как ни в чем не бывало.
— И вы слушаетесь?
Голос рыцаря прозвучал как-то странно. Не то поверить не мог, что люди могут жить под владычеством зла, не то размышлял, не зло ли сами эти люди.
— А чего нам делать. Мы ж не герои, чтоб Темного убивать, — Закат улыбнулся невольно, вспоминая давнишнюю лесную встречу. Да уж, не герои… — К тому же последние годы он всего десятину урожая брал, даже подушный налог отменил. Да и поля у нас тут, избы, куда нам отсюда.
— Понятно. Однако если бы нашелся способ избавиться от Темного властелина навсегда, вы вряд ли стали бы отказываться?
— Э… Ну то есть да, конечно!
Закат мысленно согласился — лучше не говорить рыцарям, что предпочитаешь Темного властелина с регулярным освобождением от дани Светлому герою с подушным налогом. Не поймут.
— Тогда, староста, вам и только вам я сообщу тайну…
Рыцарь понизил голос. Закат усмехнулся. Великая тайна, Темного властелина больше нет и не будет — просто потому что вышеупомянутый Темный властелин пытается заснуть этажом выше рыцарей. Будут теперь каждый год наезжать, тоже дань собирать. Может, еще и сторожку своего ордена поставят, с мечом на маковке. Окончательная победа добра над злом, надо же…
Скрипнула дверь, заглянула Горляна с тарелкой, прикрытой куском лепешки.
— Так и думала, что к себе ушел! Ты поесть-то не забыл, работничек? Ой, и на кровать в одеже! Как дети, право, и муж мой такой же…
Закат встал, улыбаясь. Взял миску с кубиками свеклы, помог старостихе перетряхнуть простыню. Она села рядом, умиленно глядя, как он ест. Вздохнула.
— Говорят, Темного больше нет. Не воскресает. Даже где тело, не знают.
Посмотрела на него внимательно. Закат продолжал невозмутимо жевать свеклу, разом потерявшую весь вкус. Поднял на женщину глаза:
— А я так понял, это большой секрет. Его внизу только что вашему мужу открыли.
Старостиха тихонько засмеялась.
— Это их главный думает, что секрет. А мальчишка, тот, с куцыми усиками, уже девкам все разболтал. Еще и подвеску подарил, а они мне принесли.
На пухлой ладони блеснул амулет, черный камень на дважды завязанной веревочке. Закат отвел глаза. Он до последнего не продавал оникс. С ним была связана смутная история, какое-то ожидание, суть которого Закат успел позабыть за прошедшие годы, но камень хранил. Теперь вот усатый
мальчишка, умудрившийся в бою перерубить не только плечо врагу, но и веревочку амулета, подарил трофейный камень крестьянке. Крестьянка передала подарок Горляне — интересно, зачем? — а Горляна показывает ему. Опять же — зачем?Не дождавшись ответа, старостиха положила подвеску на подоконник. Посидела, щурясь в окно, где в небе все ярче становилась половинка луны, похожая на свернутый вдвое блин.
— Выходит, будем мы теперь под светлыми жить. Или, может, кто из других соседей позарится.
Закат нахмурился, пытаясь припомнить — какие соседи? Кто тут еще правит? Подумал — да, наверное, кто-то должен быть. Мир большой, его владения маленькие, у рыцаря несколько смертей назад и вовсе никаких не было…
Горляна тем временем рассуждала:
— Северные вряд ли придут, у них со своей Королевой проблем выше головы. Югу, понятно, не до нас, у них своя история… С востока вестей давно нет, в последний раз говорили, что у них девица, которую волкам отдавали, в город вернулась у того волка на спине. Свет его знает, что там теперь, может, оттуда стаю волков надо ждать, а не людей. Вот и выходит, что только рыцарям к нам и идти.
Свекла кончилась, Закат сидел с пустой миской в руках, невидяще глядя в окно. Королева с севера… Она вспоминалась смутно: высокая, статная женщина в ледяной короне с изогнутыми зубцами, почти такой же, как у него самого. Он видел ее когда-то, давным-давно… Где? Как? Не вспомнить. Да и про волков знал, но за давностью лет забыл о них, как о ненужной детали, не имеющей отношения к его борьбе с Героем.
Бессмысленной борьбе.
Снизу донесся голос старосты:
— Конечно, конечно, сейчас. Горляна!
Старостиха встала, посмотрела на Заката долгим, пронизывающим взглядом. Спросила тихо:
— Как думаешь, бывает добро без зла?
И ушла, не дожидаясь ответа. Оникс на крашеном белом подоконнике казался упавшей звездой, и Закат не удержался, взял камень. Сжал в кулаке, поднял к губам. Посмотрел в небо, оскалился — как когда-то. Прикрыл глаза, откинулся на лавке, опершись о стену. Сказал тихо, будто убеждая кого-то невидимого:
— Я не хочу быть злом. Я могу им не быть. И я не буду.
***
Холодный тронный зал. Красивый золотоволосый юнец идет к трону — меч наголо, на лице праведная ярость.
Темный властелин смотрит ему в глаза, и с каждым шагом мальчишка, возомнивший себя героем, идет все медленней. Перед тронными ступенями он не выдерживает, падает на колени, меч вываливается из разжавшейся ладони.
Темный властелин с усмешкой оборачивается к пленнику, прикованному рядом с троном:
— Это твой хваленый оруженосец, который должен был закончить твое дело?
Они смотрят друг другу в глаза — черные в голубые, в упор. Свита замирает, не решаясь ни звуком нарушить повисшую в зале тишину… И только мальчишка, светлый оруженосец, вдруг тихонько всхлипывает. Мгновенно все взгляды обращаются к нему, Темный властелин сходит с трона. Поднимает валяющийся на полу меч. Заносит его над тонкой шеей склонившегося юнца.
— Он молод и неразумен. Твоя цель — я. Убей меня, если хочешь убить.
Тихий голос пленника не дрожит, но меч все равно опускается, падает вниз смертельным ответом — Темный властелин обещал убить любого, кто поднимет на него руку…